Мрожек Славомир
Дневник возвращения
Славомир Мрожек
Дневник возвращения
Перевод с польского Л. Бухова
МЕКСИКА
Ранчо "Ла Эпифания", 13 апреля 1996 г.
Третьего дня за завтраком Сусанна рассказала мне подробности своей вчерашней поездки в Мехико.
- Если хочешь, - сказал я в ответ, - вернемся в Европу. Париж или Краков, выбирай.
- Краков, - ответила она не раздумывая.
Вот так просто, в одно мгновение решилась наша судьба. В особенности моя.
Ибо я возвращаюсь в Краков. После тридцати трех лет эмиграции, - это ровно половина моей жизни - из Польши я уехал 6 июня 1963 года. Начать писать этот "Дневник возвращения" пришло мне в голову полчаса тому назад, в башне, когда я сидел за компьютером. Компьютер мексиканский, работает от ста двадцати вольт, что мне с ним делать в Кракове? Казалось бы, мелочь, но отражающая огромный масштаб предстоящего. Как я со всем этим справлюсь? Хоть плачь. Мы приземлимся в Кракове в первой половине сентября или никогда. За эти четыре с половиной месяца может случиться немало дурного. Где нам искать поддержки? Хотя бы моральной, поскольку практически - кто нам может здесь помочь? Мы как супруги Микки и Минни Маус, маленькие и смешные, вдвоем противостоящие силам зла. Но здесь - не мультик. Через окно я вижу: на третьей горной цепи, если считать от ранчо, опять горят леса.
Я спустился на второй этаж, где стоит письменный стол. Сел, взял лист бумаги и перо. Сверху написал:
Дневник возвращения
Эти записи принесут мне пользу, но только при условии, что их кто-нибудь прочитает. Для себя я уже давно ничего не записываю, это скучно и не помогает мне в работе. Написанное буду пересылать в Краков, где, думаю, кто-нибудь их опубликует. Хорошо бы - "Дзенник польски", к нему я испытываю особую симпатию. Там я начинал, когда мне было двадцать лет, в качестве редакционного мальчика на посылках. Это лучше, чем письмо в бутылке, брошенной в море.
Сусанна заснула, прикорнув в кресле на первом этаже. Прошлой ночью было ее дежурство, она спала не в спальне, а на чердаке, в случае чего это стратегически более выгодная позиция. Мы дежурим на чердаке попеременно, что позволяет и ей и мне более-менее нормально спать каждую вторую ночь. Когда наступает ее очередь, я оставляю ей пистолет, полностью готовый к действию, остается только снять с предохранителя. Кольт "Комбат Коммандер 38" слишком велик для ее маленькой ладони и слишком тяжел. У Сусанны недостаточно сильные руки, чтобы его взвести и вогнать первый патрон в патронник. Кольт - оружие автоматическое, дальше патроны идут уже сами.
У Сусанны есть свободных полчаса, и она просила разбудить ее в час. Сегодня суббота, садовники работают только до часу, а потом возвращаются в деревушку. Сусанна должна выплатить им недельное жалованье. Суббота - день нервный, все знают, что по субботам на ранчо есть деньги для выплаты. Если до полудня ничего не случится, то до сумерек ничего уже не произойдет. Вернее, не случится именно это и именно таким образом, зато может случиться что-нибудь другое.
Уже четверть второго. Сейчас я спущусь на первый этаж. А продолжение, надеюсь, последует.
Ранчо "Ла Эпифания", 16 апреля 1996 г.
Больше всего жалко собак. Знаю, что для тех, кто к собакам равнодушен, нет ничего скучнее, чем рассказы о собаках. А известно мне это потому, что когда-то я сам был таким.
Тут я закурил трубку, хоть мне и нельзя. В глазах потемнело, и усилилась сердечная аритмия. Так о чем мы говорили?
О собаках. Я ограничу эту тему до минимума, чтобы не нагонять скуку на большую часть читателей. Собак здесь сейчас пять. За эти семь лет бывало их и больше, самых разных. Все началось с незабываемого шнауцера по кличке Отелло. Когда мы прибыли, он здесь уже был. Как давно? Никто не мог сказать точно, но наверняка уже несколько лет. Прежний хозяин, наряду с другими фантазиями, имел склонность к разведению породистых собак. И так же, как другие его фантазии, эта не продержалась слишком долго. Псарню мы застали уже в руинах, а Отелло на дворе, и не в лучшем виде.
Он был прикован цепью к колу, поддерживавшему дырявую крышу, возведенную между заброшенным бассейном и конюшнями, по замыслу, здесь предполагалось подобие беседки. Как давно сидел он здесь на привязи, никто не знал. Покрытый свалявшейся шерстью, поскольку его никогда не стригли и не мыли, тощий, оттого что лишь изредка ел помои, которые ему выплескивал сторож, охранявший усадьбу, - он ненавидел всех и вся. И не сдавался. Иными словами, он постоянно лаял, а вернее - уже только хрипел и дергал цепь, из-за чего на шее образовалась гноящаяся рана. Больше он ничего сделать не мог. Но когда мы приблизились к нему, он бросился так, что казалось - сейчас вырвет кол подобно Самсону и падет, но сначала разорвет нас в клочья.
Прежде всего Сусанна распорядилась дать ему какую-нибудь сносную еду и спустить его с цепи. Запретила снова привязывать. От удивления он укусил нас только слегка, без особых последствий, не до крови, едва щелкнув челюстью, как бы для проформы, и с тех пор бегал где заблагорассудится
Оказалось, что он не Самсон, а граф, граф Монте-Кристо. Мы обнаружили на его теле татуировку, свидетельствующую о благородном происхождении, узнали, что в молодости он получил какую-то почетную медаль в Калифорнии. Годы неволи сделали его трудный характер неисправимым. Но то был пес благородный не только в силу своего происхождения. Каждый, кто хоть немного разбирается в собаках и людях, знает, что я имею в виду. А вот каким был его конец...
Неподалеку возвышается холм, а в нем лабиринт туннелей, вырытых не знаю уж какими животными. Отелло нравилось туда ходить и забираться вглубь. Возвращался он весь в земле и сухой траве, но счастливый. А однажды не вернулся. Наши люди копали целый день до самых сумерек, но не нашли его. Скорее всего, обвалился свод, и его засыпало. Или сразил сердечный приступ.
Ведь он был уже немолод. Мы так и не узнали, сколько ему лет, но и по двум годам, прожитым рядом, стало ясно, что немало. Мы надеялись подарить ему спокойную старость: отдых в холодке или на солнце, забота, любовь и уважение. Ничего не вышло. Он ушел сам, когда пришла его пора. Не хотел быть беспомощным, стать обузой для нас. Погиб как officer and gentleman.
Мимо этого холма проходит дорога, по которой мы будем уезжать. Курган, где покоится Отелло, будет последним, что мы увидим на ранчо.
Что же нам делать с собаками? Об этом даже думать не хочется, но думать нужно. Четыре великана, ризеншнауцеры, и один крохотный, цвергшнауцер. Двое из них появились на свет уже при нас, я ассистировал при родах, а остальные здесь со щенячьего возраста. Выросли великолепные, веселые и такие доверчивые... Я стараюсь не смотреть им в глаза.
В 1971 году гадалка в Пуэрто-Рико предсказала мне, что я уже никогда не вернусь на родину. Она не могла знать, что я эмигрант, она вообще впервые меня видела. Гадалка обычно сидела в вестибюле большого отеля, я был одним из ее анонимных клиентов, почти сплошь туристов, за время короткого сеанса я ничего не сказал ей о себе.
Уже шесть дней как я решил, что вернусь в родную страну. Так кто же окажется прав? Многое из того, что она мне предсказала, позднее удивительным образом исполнилось. Что перевесит на этот раз: ее ясновидение или моя решимость? На всякий случай мне следует бросить курить, хотя по опыту известно, что курильщики перестают курить только после смерти. Отъезд мог бы стать решением всех проблем для меня, но не для моих собак.
Ранчо "Ла Эпифаниа", 23 апреля 1996 г.
Приблизительно за неделю перед Пасхой около нас начал крутиться голубой "фольксваген" с двумя мужчинами, которых никто в округе не знал. Один широкоплечий, лет сорока, другой - между двадцатью и тридцатью. Это то немногое, что рассказали нам местные, с которыми незнакомцы пытались заговаривать. Спрашивали, живем ли мы здесь постоянно или только приезжаем на субботу и воскресенье, сколько прислуги ночует на ранчо, в котором часу выпускают собак, кто я такой и чем занимаюсь.
Они останавливались то в лесочке неподалеку от дороги - на холме, откуда хорошо просматриваются наши владения, то на дороге возле ранчо, где обычно никто не останавливается, потому что незачем. Часто проезжали по дороге туда и обратно несколько раз на дню, а пару раз - ночью. Однажды в десять вечера остановились прямо за оградой. В полночь послышался выстрел из пистолета, потом они отъехали не включая фар.
Это может означать все или ничего. Они похожи на шпану, на тех, кто никогда не решится на серьезное дело. Но могут оказаться и разведчиками, работающими на профессионалов, - выискивают подходящие объекты и изучают местность. Если это так, то они кретины, ибо все делают по-кретински. Но в этом тоже нет ничего удивительного, поскольку толковый персонал - дефицит в любой отрасли. Могут они также быть приятелями некоего дона Хосе, который недолго работал у нас охранником и был уволен в срочном порядке по причинам, останавливаться на которых сейчас не стоит. Дон Хосе еще появится в этих записках, если найдется время и место, хорошо бы ему появиться, уж больно он колоритная фигура. Так что дон Хосе мог попросить приятелей, чтобы те нас попугали, показав тем самым, как трудно нам без него живется. А возможно - это еще одна гипотеза, - то были весьма напористые ухажеры, разыскивающие тех двух девиц легкого поведения, которые одно время у нас работали. Но подобная гипотеза, скорее всего, слабовата, ведь если бы они искали девиц, то довольно быстро убедились бы, что их здесь уже нет, и кстати, к чему тогда было задавать вопросы, которые они задавали? Нет, это отпадает.
И еще я боюсь похищения. В Мексике это теперь случается так часто, что превратилось во всеобщее бедствие. Подчеркиваю: всеобщее, так как похищают кого угодно - от миллиардеров до парикмахеров. Каждый, кто имеет хоть какой-то доход, даже самый ничтожный, рискует оказаться жертвой. Каждый класс, слой и общественную группу обслуживает соответствующий класс, слой и группа преступников. Не так давно в центре Мехико специалисты высокого класса напали на высококлассный автомобиль, где ехал мальчик. Они не ожидали, что автомобиль будут эскортировать другие автомобили, а в них будет личная охрана президента Мексики, поскольку мальчик был его сыном, которого везли из дома в школу или наоборот. Эскорт состоял из специалистов более высокого класса, чем атаковавшие, которые тоже не были новичками: когда их схватили, оказалось, что это сотрудники полиции, часто подрабатывающие таким образом на стороне. А вот другой пример, противоположного свойства. Газеты напечатали фотографию человека с окровавленным носом. Его побили пассажиры автобуса (трамваев там нет), которых пострадавший пытался терроризировать. Бедняге был не по карману револьвер, и потому он орудовал ножом, из-за чего и потерпел неудачу. Те, кто обычно обрабатывает автобусы, вооружены короткоствольным огнестрельным оружием, и пассажиры редко осмеливаются дать отпор. Но если это все же случается, не обходится без трупов. В автобусах ездят исключительно люди неимущие - в этой стране почти все бедны. И зачастую, чтобы потом не голодать, они предпочитают рисковать жизнью, лишь бы не отдавать вооруженным паразитам жалкие, но столь ценные для них гроши. Немалую роль играет и мексиканский гонор. В этом они похожи на нас, поляков. Они не столь цивилизованны, как скандинавы и прочие, кто следует официальным полицейским инструкциям: "Пункт первый - не оказывать сопротивления".
Здесь охотно похищают иностранцев, представителей зарубежных фирм. Слово gringo первоначально означало американец, но теперь так называют всех немексиканцев. Я тоже gringo, к тому же haciendado, то есть землевладелец, барин, помещик, владелец клочка мексиканской земли.
Ранчо "Ла Эпифания", 26 апреля 1996 г.
В беседах и интервью меня вновь и вновь спрашивают, не боюсь ли я возвращаться в Польшу.
Я не могу себе представить, чтобы французу, англичанину, немцу, австрийцу, швейцарцу или норвежцу, находящемуся в Мексике, задали вопрос, не боится ли он вернуться во Францию, Англию, Германию, Австрию, Швейцарию или Норвегию. Зато мне легко представить себе русского, белоруса, украинца, чеченца, даже румына, которого спрашивают, не боится ли он возвращаться на родину.
Из этого следует, что поляки, осознанно или неосознанно, причисляют себя скорее к этим вторым, чем к первым. Короче говоря, поляку, который возвращается в Польшу, есть чего бояться.
И возникает очередной вопрос: почему? Ведь Польша ближе к странам первой, а не второй группы. Ближе по культуре, экономике, методам государственного управления. Если посмотреть со стороны, ситуация в Польше выглядит неплохо, по меньшей мере должна быть неплохой, если мы сами ее не испортим. И, при определенных условиях, даже может оказаться лучше, чем ситуация в странах Запада. Я мог бы перечислить эти условия, но тема сегодняшних рассуждений другая. И уж наверняка - это даже не нуждается в обсуждении - польская ситуация более благоприятна, чем в восточных и некоторых юго-восточных странах.
Тогда чего поляки так боятся? А что боятся - не подлежит сомнению, боятся все вместе и каждый по отдельности, по-разному и в разной степени, испытывая все: от неуверенности до подозрений, от тревоги до паники. Отсюда - плохое самочувствие. От недовольства до ожесточенности и дальше - до ненависти и исступленности, от озлобленности - до истерии.
И если нет объективной причины, чтобы так сильно бояться и так скверно себя чувствовать (а страх и дурное самочувствие - факт неопровержимый, фактами же пренебрегать нельзя), стало быть, какие-нибудь причины должны все-таки быть. Причины серьезные и невымышленные.
Так вот - поляки боятся самих себя и друг друга. И правильно делают, что боятся, а потому - я тоже боюсь.
Ранчо "Ла Эпифания", 30 апреля 1996 г.
Велико искушение никуда не ехать. Говорят, что люди, застигнутые метелью, теряют ориентацию, присаживаются на минутку отдохнуть и их охватывает непреодолимое желание больше не вставать.
1 2 3 4 5 6