На пороге стояла Сара. Надо отдать ей должное: Сара, как администратор, к которому явился провинившийся подчиненный, и как женщина, увидевшая своего беспутного любовника, сохранила абсолютное присутствие духа. Она даже не удивилась.
— Входите. — Сара устало кивнула и отступила, приглашая нас в кабинет. Вдруг она вытаращила глаза и удивленно захлопала ресницами. — Он у вас? Вальтер, они принесли жакет!
Вальтер Гаскелл вскочил со стула и торопливо пересек комнату. В какой-то момент мне показалось, что он надвигается прямо на меня. Я попятился. Но Вальтер даже не взглянул в мою сторону. Его взгляд был устремлен на атласную реликвию. Крабтри расправил плечи и гордо вскинул голову. При приближении Вальтера он слегка нагнулся и выставил вперед руку с жакетом, словно метрдотель, предлагающий клиенту бутылку отменного кларета столетней выдержки. Вальтер с не меньшим почтением принял жакет и внимательно осмотрел его со всех сторон.
— Кажется, все в порядке, — объявил он.
— Слава богу! — воскликнула миссис Лир. — Ну, Джеймс Лир, тебе очень повезло, — Аманда метнула в пространство гневный взгляд, — что ты остался жив!
Когда мы вошли в кабинет, мистер и миссис Лир поднялись со стульев. Теперь, когда напряжение схлынуло, мистер Лир положил свою костлявую руку на плечи жены, словно хотел сказать: «Ну вот, дорогая, я же говорил: все уладится», жест получился успокаивающим и торжествующим одновременно. Глядя на этот привычный жест, я представил, как он постоянно произносит нечто подобное в тщетной надежде убедить жену, что в большинстве случаев все так или иначе улаживается. Мне вдруг пришло в голову, что главным препятствием к достижению гармонии и взаимопонимания в любом браке является эта непреодолимая пропасть между вполне оправданным, достойным всяческого уважения пессимизмом женщин и тупым животным оптимизмом мужчин, последний без сомнения можно считать главной причиной того удручающего состояния, в котором пребывает наш суетный мир. Аманда была одета в траурный наряд, словно собиралась на похороны: черное платье с широким кожаным поясом, черные колготки и черные лакированные туфли на высоких каблуках; ее седые коротко стриженные волосы топорщились на голове, как туго накрахмаленный колпак сестры милосердия. Фреда, судя по всему, вытащили с поля для гольфа. Как выяснилось, по воскресеньям он явно тяготел к клетчатым костюмам в голубовато-фисташковых тонах. Аманда Лир стряхнула со своего плеча руку мужа и направилась прямо ко мне.
— Да, а теперь я хотел бы обратиться ко всем присутствующим, — начал Крабтри, пытаясь протиснуться между мной и миссис Лир. Она ловко обогнула его и встала передо мной. От ее черного платья исходил горьковатый запах кедровых орехов.
— Однако в наглости вам не откажешь, мистер. После всего того, что вы устроили у нас дома, вы осмелились явиться еще и сюда!
— Извините, — пробормотал я.
Ее резкий тон привлек внимание Вальтера, он оторвался от изучения своего драгоценного жакета.
— Да, — сказал Вальтер, поглядывая куда-то в сторону. Мне показалось, что он старается не встречаться со мной взглядом, однако не из-за боязни посмотреть мне в глаза, а скорее потому, что не хочет смущать меня. Мой затуманенный марихуаной мозг подсунул очередную жуткую мысль: «А вдруг они все заметили, что я не в себе?» Вальтер сдавленно кашлянул. — Нам надо поговорить.
— Да, надо, — согласился я, мысленно прикидывая, что именно Сара успела рассказать мужу о наших с ней отношениях. Мне бы хотелось, чтобы она выложила ему все подробности.
Крабтри дружеским жестом положил руку на плечо Гаскеллу.
— Вальтер, позвольте мне высказать…
— Грэди, я полагаю, у всех собравшихся имеются к тебе кое-какие претензии, — многозначительным тоном произнесла Сара. Я проследил за ее взглядом. Она смотрела в дальний угол комнаты, где лежал большой нейлоновый мешок, похожий на чехол, в котором лыжники носят свое снаряжение. Мне не нужно было объяснять, что это за сверток. Я вдруг вспомнил, как Доктор Ди всю жизнь рыл норки, дырки и ямки и складывал в них казавшиеся ему ценными кости, он действовал с таким упорством, словно настойчиво пытался донести до окружающих его людей какую-то очень важную информацию, но его так никто и не понял, и теперь, когда старый пес умер, мы уже не узнаем, что он хотел нам сообщить. Потом я представил, как несчастного Доктора Ди заталкивают в душный нейлоновый мешок и с треском застегивают молнию у него над головой. Образ получился настолько жалостливым, что я порывисто вздохнул и сделал очень странную вещь. Во всяком случае, мне она показалась странной. Я шагнул к одному из стульев — причудливой конструкции, из обтянутых черной кожей металлических трубок, — тяжело плюхнулся на сиденье и заплакал.
— Грэди… — Сара подошла ко мне. Она стояла так близко, что могла бы дотронуться до моего плеча. Но не дотронулась. — Терри? — произнесла она с некоторым укором. Сара считала, что Крабтри угостил меня какой-то дрянью из своей знаменитой походной аптечки. Последний раз Сара видела меня в слезах несколько лет назад: тогда я еще сильно пил и со мной случались разные казусы, но я давно вел трезвый образ жизни, и уж конечно она никак не ожидала, что я могу расплакаться у нее в кабинете, да еще в присутствии посторонних людей. Правда, справедливости ради следует заметить, мои слова «сел и заплакал» вовсе не означают, что у меня по лицу бежали потоки горючих слез, а тело содрогалось от бурных рыданий. Я оказался способен лишь на жалкое подобие сдержанных мужских страданий: Грэди Трипп, молчаливо давящийся своим горем и утирающий ладонью влажные глаза, как человек, который пытается подавить зевоту.
— Итак, позвольте мне сказать, — начал Крабтри, окончательно убедившись, что я сбился с курса и вылетел на поросшую лопухами обочину. Он оттолкнул меня в сторону и, сев за руль, взял управление в свои руки. — Миссис Лир, мистер Лир, разрешите представиться, меня зовут Терри Крабтри. Я старший редактор издательства «Бастион». Вчера я прочел роман Джеймса и могу со всей ответственностью заявить: перед нами блестящий молодой писатель. Вы должны гордиться своим сыном.
— О, мы… — Фред бросил вопросительный взгляд на жену. Она кивнула. — Конечно, мы гордимся нашим Джеймсом, но…
— Вальтер, если вы с Джеймсом, и вы, миссис Лир, мистер Лир, готовы уделить мне несколько минут… Сара, здесь найдется какое-нибудь спокойное место, где мы могли бы поговорить? Вальтер, я хотел бы обсудить с вами несколько важных вопросов. Недавно мне посчастливилось прочесть вашу книгу.
— Мою книгу? Но я… мне не…
— Она произвела на меня неизгладимое впечатление.
— Вальтер, — произнесла Сара начальственным тоном, — почему бы тебе не проводить гостей в свой кабинет? А я пока побеседую с профессором Триппом.
Вальтер на мгновение замешкался. На его красивом лице с широкими скулами и мужественным подбородком появилось несколько мелких морщинок: гримаса означала то ли тихое бешенство, то ли понимающую улыбку. И он по-прежнему демонстративно не смотрел в мою сторону. Холодное отвращение и подчеркнутое высокомерие — из всех возможных вариантов он выбрал, пожалуй, самый разумный и вполне оправданный способ поведения. Жакет висел у Вальтера на руке, он машинально поглаживал мех на воротнике. Вальтер пристально смотрел на жену своими прозрачными голубыми глазами. Я подумал, что он дает ей последний шанс. Сара опустила руку мне на плечо. Он кивнул, повернулся к гостям и пригласил их проследовать в его кабинет.
— Что это на вас нашло, профессор Трипп?
Я не сразу ответил, потому что никак не мог набрать в легкие достаточно воздуха.
— Книга. — Мне наконец удалось выдохнуть одно-единственное слово и понять, что стало причиной моих слез. Воспоминания о Докторе Ди, который всю жизнь копал ямы на газоне Гаскеллов, наполнили мое сердце щемящей тоской, но я сокрушался вовсе не из-за смерти старого слепого пса. — Я потерял «Вундеркиндов».
— Всю рукопись?!
— Всю, осталось только семь страниц.
— О, Грэди. — Сара опустилась на колени и прижала к своей мягкой груди мою поникшую голову, в которой бешено кружилась и рассыпалась на части гигантская черная вселенная. Она положила холодную ладонь мне на лоб, как будто проверяла, нет ли у меня температуры. — Ты такой растяпа. — Голос Сары звучал сердито, но тон был ласковым.
— Я знаю.
Сара провела ладонью по моему виску, отыскала седой волос, ухватила его двумя пальцами и безжалостно выдернула.
— Ой, — я тихонько взвизгнут. — Все, больше нет?
— Есть, и очень много.
— Я старый.
— Ты ужасно старый. — Она выдрала у меня из головы еще один волос и уставилась на него, словно актер, изображающий философские раздумья Гамлета над пластмассовым черепом. — Я все рассказала Вальтеру.
— Угу, я понял. И он сказал, что давно знал о нашем романе, верно?
— Он сказал, что ничего не знал о нашем романе.
Я поднял голову и заглянул ей в лицо:
— Он все еще любит тебя?
Сара задумалась над моим вопросом. Она прикусила губу и закатила глаза, вспоминая подробности разговора с мужем.
— Мы не обсуждали эту тему. А ты все еще любишь Эмили? Нет, не надо, не отвечай. Я спрошу иначе: что она сказала, когда узнала о нас? Ты рассказал ей о нас?
Я рассказал Эмили о нас с Сарой? Я не мог вспомнить. Холодная рука Сары по-прежнему прижималась к моему лбу.
— Нет, — отрезала Сара, увидев, что мой неповоротливый мозг не способен выдать более-менее внятный ответ. — Не надо, ничего не говори. Просто скажи, что ты решил. Что ты собираешься делать?
Неожиданно я почувствовал, как работают мои легкие, как четко и размеренно функционирует этот загадочный механизм у меня в груди, ритм моего дыхания вдруг превратился во что-то видимое и осязаемое. Почему мои легкие до сих пор работают, почему они не остановились? И что случится, если они остановятся? А что, если они столько лет работают просто потому, что я никогда не задумывался над тем, как они работают?
— Грэди? — позвала Сара.
— Я не могу дышать!
Тонкий психолог, опытный администратор, Сара Гаскелл уловила в моем восклицании нечто большее, чем я на самом деле в него вкладывал. Она отшатнулась, вскочила на ноги и отбежала в сторону, словно я толкнул ее или попытался ударить. «Вы оба душите меня своей настойчивостью» — таков был смысл, который Сара вложила в мою фразу. Она решила, что я говорю о ней и о том требовательном головастике, которого сотворил мерзавец Грэди Трипп. Возможно, так оно и было.
— Отлично, я все поняла. — Сара указала на дверь. — Разговор окончен. Убирайся. Пошел вон.
— О, нет, Сара, прости! — Я умоляюще вытянул руки. — Я не то имел в виду. Просто… просто я очень устал.
— Ты хочешь сказать, накурился до одури.
— Нет! Я сделал всего одну затяжку! Правда, одну-единственную, и сразу же потушил сигарету.
— Ну надо же, какой подвиг! — Сара посмотрела на часы. — Боже мой, без четверти два! Через пятнадцать минут начнется церемония закрытия. — Она прищурила глаза и уставилась на меня холодным взглядом, не лишенным известной доли презрения и даже ненависти. Я отнял у нее драгоценное время — величайшее преступление, которое вы могли совершить по отношению к Саре Гаскелл.
— Ладно, Грэди. В таком случае уйду я. А ты, если хочешь, оставайся. Сиди и дыши. Дыши свободно и затягивайся поглубже. Сиди, сколько влезет, может быть, высидишь еще парочку своих дурацких слезинок. Пока. Желаю удачи.
— Сара…
Я поднялся со стула и шагнул к ней. Я сделал еще одну нелепую, жалкую, поражающую своим цинизмом попытку удержать Сару. Я оправдал ожидания тех людей, которые меня хорошо знают, потому что в подобной ситуации ничего другого они от меня и не ждали.
— Сара, а если я скажу, что хочу на тебе жениться?
Сара вытянула руку и уперлась ладонью мне в живот. Мгновение она в буквальном смысле держала меня на расстоянии вытянутой руки. Затем слегка толкнула меня, как будто я стоял на краю обрыва, а за спиной у меня клубилась голубоватым туманом бездонная пропасть. Прежде чем упасть, я заметил блеснувшее у нее на пальце обручальное кольцо. Я задохнулся от боли и плашмя рухнул на пол.
Сара переступила через меня и вышла из кабинета. Подол ее плиссированной юбки взметнулся, как кончик хлыста. Каблуки Сары гулко зацокали по мраморному полу. До меня долетели приглушенные голоса и гудение лифта, затем наступила полная тишина. Знающие меня люди, без сомнения, пришли бы к выводу, что это был именно тот ответ, которого я заслуживал.

* * *

Мне не хотелось входить в зал и привлекать внимание публики, собравшейся на торжественное закрытие Праздника Слова. Я проскользнул через вестибюль Тау-Холла, вскарабкался по боковой лестнице и оказался на балконе второго яруса. В отличие от лекции К., когда Тау-Холл был забит до отказа, итоговый доклад Вальтера Гаскелла не вызвал столь живого интереса, поэтому я без труда пробрался в дальний угол балкона и уселся на свободное место в самом конце ряда. Стены Тау-Холла были задрапированы кроваво-красной материей — под цвет обивки кресел. По бокам сцены и вдоль перил балкона драпировка свисала свободными складками. Я прислонился к стене, уткнулся носом в пыльный бархат и вдохнул тяжелый запах времени и увядания. Я оглядел зал — все пятьсот голов, пытаясь отыскать среди них рыжую голову Сары.
Крабтри я обнаружил сразу, он сидел в первом ряду, лениво откинувшись на спинку кресла, и сонным взглядом наблюдал за Вальтером. Он был похож на сытого кота, слизывающего с усов окровавленные перья. Блестящий молодой писатель сидел справа от редактора. Крабтри нарядил Джеймса в свой желтый спортивный пиджак, из-под пиджака выглядывал ворот моей фланелевой рубашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55