тумба для ванной
Юнна Мориц
По закону – привет почтальону
Чистая лирика сопротивления
Поэтка
* * *
Собою и только собою,
Не мерой вещей, не судьбою,
Не другом, не даже врагом,
Ты будь недоволен и пытан, —
Не ходом событий, не бытом,
Не тем, что творится кругом.
В какой ни окажешься яме,
Ты выкуп заплатишь люблями,
Люблями и только люблями, —
Иначе ты будешь рабом,
Затравленным, битым, убитым
Событьями, пошлостью, бытом
И всем, что творится кругом.
* * *
Дышать любовью, пить её, как воздух,
Который с нашей кончится судьбой,
Дышать, как тайной дышит небо в звёздах,
Листва, трава… как я дышу тобой.
Как дышит шар, где ангелы и птицы
Летают над планетой голубой, —
Дышать любовью – и развоплотиться
В том воздухе… Как я дышу тобой.
Как дышат мгла и мглупости поэтства,
Поющего дыхательной трубой, —
Дышать любовью, фейской речью детства
В том воздухе… Как я дышу тобой.
Как дышит снег, в окно моё летящий
На белый лист, вослед карандашу, —
Дышать любовью – глубже, глубже, чаще,
До самых слёз… Как я тобой дышу.
* * *
По какой-то там бумажной волоките
Люди шли, дожди, снега и тополя,
Были горы там записок «Помогите!»
И колёсико монетки – три любля.
Кто помог, тот был забыт почти мгновенно,
Потому что исторический злодей —
Вот чья сказочная личность незабвенна
Верой в силу и выносливость людей.
Всё зависит от игры теней и света,
Власть берут теней и света игроки.
…Три любля – такая редкая монета,
Глаз, моргающий в колёсике строки.
* * *
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Сон под утро расцветает
И подобен витражу.
Там играет свет высокий
В стёкол лоскуте цветном,
Этот свет и тянет соки,
Собираемые сном,
Он поэтскую питает
Плоть, в которой я хожу.
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Эта почта пахнет клеем
Свежих листьев за окном.
Сплю растерзанным Орфеем
В стёкол лоскуте цветном,
Этот лоскут – просто пламя,
Застеклённое в обряд,
Где вовсю плеща крылами
Рукописи не горят, —
Пламя к ним любовь питает,
И, куда ни погляжу,
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Пусть язык не расплетает
Нас носящее пальто.
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – ни за что!..
* * *
Пишите для себя – как пишут дети,
Как дети для себя рисуют звуки,
Не думая о том, что есть на свете
Хрестоматийно творческие муки.
Пишите для себя – как бред любови,
Как поцелуи пишут и объятья,
Не думая о том, что наготове
Станок печатный должен быть в кровати,
Читающий народ и славы трубы,
И, уж конечно, пресса мировая…
Пишите для себя – как пишут губы,
Самозабвенно строки повторяя.
Пишите для себя – как пишут втайне,
Где не растут ничьи глаза и уши.
Пишите для себя – как пишут крайне
Ранимые и трепетные души.
Пишите для себя – как строки эти,
В которых ни малейшего подлога.
Пишите для себя – как пишут дети,
Как пишут эти почтальоны Бога.
* * *
Поэтов делю на хорошеньких,
Хороших и очень хороших.
Хорошенькие – в цветочек,
В полосочку и в горошек.
Хорошенькие поэты —
Отрада и умиление,
Одеколоном счастья
Надушено их явление,
Любить – до чего приятно
Этих прелестных крошек!
В отличие от поэтов,
Хороших и очень хороших.
А я – совсем не хорошенькая
И, вообще, Поэтка.
Поэтка – и больше некому
Носить это имя, детка!..
* * *
Что говорят деревья друг о друге?
Что птицы друг о друге говорят?
Что друг о друге говорят зверюги,
Стрекозы, бабочки, холмы и все подряд
С небес летящие на землю снегопады,
Дожди и грады?.. На свету, в тени,
В лицо, и в спину, и тайком строча доклады, —
Что друг о друге говорят они?
И есть ли там общественное мненье,
Зависит от которого река,
И ласточка, и ветра дуновенье,
И путь, который держат облака?..
* * *
Моя печатная машинка пахнет лентами,
Кофейной гущей, звёздной ночью, дыма кольцами,
Дорогой дальнею, люблями и легендами, —
Звенит кириллица и пахнет колокольцами.
Моя печатная машинка пахнет сладостно
Подковой, рельсами, коньками пахнет, лютней,
Врагами пахнет, вспоминать которых радостно,
И пахнет совестью свободы абсолютной.
Моя печатная машинка пахнет совестью,
Свободой пахнет, пахнет совестью свободы, —
И в этом смысле пахнет самой свежей новостью
Строка, случайно там забытая на годы.
Держа за ручку эту редкость, эту Эрику,
Я с ней гуляю – хоть по средам, хоть по скверику,
Она там цокает, гуляя, словно дятел
Подсел на лирику и звёздной ночью спятил!..
ЕСТЬ НЕИЗВЕСТНО ЧТО
Есть неизвестно что, – и даже в этой фразе.
Бывало, устремлюсь в богемы коллектив,
Но вдруг тоска, тоска, подобная заразе,
Как нападёт в пути дыхательном, схватив
Меня за кислород!.. Ворочаются комья
Каких-то спазмов, бред идёт со мной на связь,
Что вот ручьями пот и не найду ни в ком я
Сочувствия, в таком припадке заявясь!..
Но стоит мне решить, что дальше я не еду,
Что в следующий раз, когда-нибудь, потом, —
Как всё проходит вдруг, я праздную победу
Над неизвестно чем, и воду пью со льдом,
И кофе в кабачке, где плавают артисты,
(Тот кабачок сгорит, артисты те сгорят)…
Есть неизвестно что! И даже ветра свисты,
И окон потный лёд об этом говорят.
МАУГЛИ
Маугли не годен к строевой.
Маугли качается на ветке,
Маугли питается листвой,
Что особо ценится в разведке.
Маугли в разведке боевой
Издаёт немыслимые звуки,
Маугли не годен к строевой,
У него, как ноги, ходят руки.
Маугли по воле роковой
Не владеет даром нашей речи,
Маугли не годен к строевой,
У него шаги нечеловечьи,
У него нечеловечий дар
Исцелять путём воображенья, —
Был бы он отличный санитар,
Если бы не наши достиженья.
Некому подумать головой,
Выполняют план военкоматы, —
Маугли не годен к строевой,
Но забрили Маугли в солдаты.
Всю дорогу бил его конвой,
Опускали человечьи дети.
Маугли не годен к строевой.
Маугли повешен в туалете.
Маугли не понял: почему?!.
– И не надо! – говорит ему
Ангел… – Что тут понимать? Живой
Маугли не годен к строевой.
* * *
Снегом по воздуху, белым по белому
Это письмо этот ветер напел ему,
А «по закону – привет почтальону»
Я приписала в конце
Почерком детским, с отливом фасоли, —
Было сольфеджо и пели фа-соли
Губы на детском лице,
И полагался тогда по закону,
Да, по закону, привет почтальону —
Велосипедному, конному, пешему,
А заодно водяному и лешему,
Всем почтальонам – привет!..
Было сольфеджо, и шли по вагону
Многие песни, подобные стону
Писем за давностью лет.
Снегом по воздуху, белым по белому
Это письмо этот ветер напел ему —
Сердцу напел моему,
И разгорелся цветочек мой аленький…
Было сольфеджо и Юнночкой маленькой,
Вместе со всеми идя по вагону,
Я по закону привет почтальону
Пела в кромешную тьму.
* * *
По закону – привет почтальону
Сновидений, которые явь.
Почтальону – привет по закону
Ритмов, нас рассекающих вплавь,
Это – мгла, это – мглупостей ритмы,
Отравленье надеждой, вином
Ожиданья, что наши молитвы
Где-то в мире услышат ином,
Примут меры, пришлют извещенья,
Битвы кончатся, все победят,
Друг у друга попросят прощенья…
Но в природе – друг друга едят!
По закону – привет почтальону
Этой яви, какая ни есть.
Почтальону – привет по закону
Ритмов, нам доставляющих весть,
По закону планет и созвездий,
Чья почтовая связь меж людьми
Во вселенском гуляет подъезде,
В ритмах веры, надежды, любви.
Почтальону – привет по закону
Сил небесных и воли Творца.
По закону – привет почтальону
На конверте я шлю письмеца.
Десять лет мне, – а, может быть, двести,
Почерк детский, глаза – вдалеке,
По закону планет и созвездий
Почтальонствую в каждой строке…
* * *
Люби меня – как я тебя,
Привет из тыла!
…Художник красил их, любя,
И краска стыла.
Уста их – розы, на щеках
Пылает лето,
И голубь, голубь в облаках,
А в клюве – это:
Люби меня – как я тебя,
Привет из тыла!
…Какая почта и судьба,
Какая сила!
Сперва фотограф их кадрил,
Потом раскрасчик
В сознанье публики внедрил
Красы образчик.
На первое на сентября,
На май, на ёлку —
Люби меня, как я тебя! —
Открытка в щёлку.
На барахолку – с корабля,
В победы мыло:
Люби меня, как я тебя,
Привет из тыла!
Лубок почтовый тех веков,
Пылясь и вьюжась,
Ты свеж, как сладкая морковь,
Как сладкий ужас.
Уста их – розы, на щеках
Пылает лето,
И голубь, голубь в облаках,
А в клюве – это:
Люби меня – как я тебя.
Привет из тыла!
…Какая почта и судьба,
Какая сила!
* * *
Так много желающих быть холуями,
Что конкурс огромен и я не пройду.
Поэтому я оказалась при деле,
Где конкурса нет никакого совсем,
Где всё на пределе небес над полями,
Где все времена, как в саду, на виду,
Поэзия – роскошь, мне платят люблями,
И я времена выбираю сама.
Для этого много не надо ума.
Так много желающих быть холуями,
Что конкурс огромен и я не пройду.
Поэтка поэтому будет при деле,
Где всё на пределе и платят люблями.
* * *
Когда Москва, как римская волчица,
Вас выкормила волчьим молоком
И вылизала волчьим языком
Амбиций ваших имена и лица, —
Тогда не подло ли кусать её сосцы,
Чтоб отличиться на своём культурном фронте?..
И сколько свинство ни одеколоньте,
Лишь свинством пахнут свинства образцы.
Когда Москва, как римская волчица,
Вас выкормила волчьим молоком
И весь волчатник ваш одним ползком
В Москве пошёл за славой волочиться, —
Тогда не ваше ли презрение к Москве,
Которое сегодня стало модой,
Является культуры волчьей мордой
В неблагодарной вашей голове?..
СРЕДА ОБИТАНИЯ
Снег на меня садится,
В белое одевая.
Меня провожает птица
До остановки трамвая.
Когда я вернусь обратно,
Она меня встретит… Боже,
Это – невероятно,
И всё остальное – тоже.
ГОРЛО АМФОРЫ
Это – не ход, а похождения мысли,
Выходки дикие в поисках выхода – из!..
Пастухи обнищали, сливки царей прокисли,
Боги людей с восхищением смотрят вниз.
У каждого бога своя разведка и мстители,
Своя игра, которая есть война,
Любимцев своих погребают они восхитительно,
На лентах легенд печатая их имена.
У каждого бога свои букеты подсказок,
Козней и казней, случайностей – но каких!..
Похождение мысли требует мышц и связок,
Способных на дикие выходки, пока знатоки
Убивают время и делают ход за ходом,
Разменивая ладьи, коней и слонов,
Побеждая насмерть, на суше и вплавь по водам,
Чтоб руна золотые каракули золотом стали слогов.
* * *
Рабами в скотских стойлах, в кандалах,
Рабами, преуспевшими в делах
Расцвета Древней Греции и Рима…
Рабами в топке адского труда,
Рабами, сделавшими эти города,
Чья слава в зеркалах свобод царима…
Рабами, загремевшими в провал
Истории, чтоб славу пировал
Твой идеал, не меркнущий веками,
И вкус божественный, взыскующий свобод,
И разум, радостно свободный от работ,
Что обессмертят рабскими руками…
Вопрос – кем, чем?.. Люблю творительный падеж.
«Суровой нитью», например… Творящий – свеж,
Его творительность не помпа накачала,
Он никогда своё творянство не терял,
Не притворялся никогда, что идеал —
Не плод кошмаров, не имеющих начала.
РАЗВРАТНАЯ РОСКОШЬ
Незабвенный Вергилий, народами круто рулить,
Диктовать им условия мира, милость покорным являть,
Подавлять войною надменных, – кто овладел
Столь прекрасным искусством ужасным
И не был подавлен?..
Не огорчайся, но римлянам не повезло, —
Их, говорят, разгромили в расцвете разврата.
Вся эта роскошь по-прежнему великолепна,
Также поэзия, что и наводит на мысли
В данный момент вот такие:
Всё же поэзия – это развратная роскошь!..
Мы обнищали и пишем стихи на коленке.
Ждут вымирания нашего – прямо торопят,
Чтобы никто не напомнил,
Как всё это было…
Не огорчайся, – и нам, и тебе повезло.
Наша зима подлиннее, а дни покороче,
Можно короткой, а можно и длинной строкой, —
Вся эта роскошь по-прежнему великолепна.
Тех, кто читает тебя, незабвенный Вергилий,
Меньше, чем тех, кто читает, быть может, и нас.
Всё же поэзия – это развратная роскошь!..
Роскошь, которая, надо сказать, недоступна —
Ни деньгам никаким, ни войскам никаким, ни мозгам.
* * *
Не то, не то!.. Но также и не это.
Нельзя, как было. И нельзя, как есть.
На тиранию всякого предмета
Найдётся винт, способный в дырку влезть.
Извлечь так много можно из улыбки,
Её, как ручку двери, привинтив,
Как знак дорожный, – никакой ошибки!
Но чище всех и всех честнее примитив,
Он выше вкусов, он природно дивен,
Он тиранией стиля не надут,
Он весь – наитье, и не так он примитивен,
Чтоб в суд бежать, когда его крадут.
Вы недействительны, в отличье от билета.
Билет в сто раз действительнее вас, —
Примерно так он говорит вот это,
Своей действительности выкатив алмаз.
В РЕЗИНОВОМ ЗЕРКАЛЕ
Химчистка воспоминаний,
Красильня воспоминаний,
Перелицовка, художественная штопка,
Подгонка воспоминаний
К фигуре заказчика,
Смена подкладки, широкий выбор
Фурнитуры воспоминаний.
Недорого. Дорого. Торг возможен.
Выезжаем по вызову.
Круглосуточно.
Бакалея воспоминаний,
Галантерея воспоминаний,
Галерея воспоминаний,
Отели, мотели, бордели
Воспоминаний со всеми удобствами,
Сауны воспоминаний,
Лицевая подтяжка воспоминаний,
Удаление жира воспоминаний,
Глазные хирурги воспоминаний,
Мастера европейского класса,
Техника третьего тысячелетия.
Исправление воспоминаний.
Ветеранам – скидки.
Воспоминаниям надо выглядеть,
Вписаться в струю, в поворот,
Войти в приличное общество воспоминаний,
Не забывая, что неприлично
Вспоминать неприличные вещи, поступки,
Которые некогда были свойственны
Звёздам новейших воспоминаний,
Топ-моделям этой высокой моды,
Диктующей вкусы воспоминаний.
Обувь модельных воспоминаний.
Бельё модельных воспоминаний,
Одежда, скатерти, шторы, ковры
И мебель модельных воспоминаний,
Грибы, кислота, садомазь,
Гламурная течка мозгов,
Шелест зеркальной резины
Модельных воспоминаний —
В резиновом зеркале.
* * *
Кто-то лежит на земле – как погода.
1 2 3
По закону – привет почтальону
Чистая лирика сопротивления
Поэтка
* * *
Собою и только собою,
Не мерой вещей, не судьбою,
Не другом, не даже врагом,
Ты будь недоволен и пытан, —
Не ходом событий, не бытом,
Не тем, что творится кругом.
В какой ни окажешься яме,
Ты выкуп заплатишь люблями,
Люблями и только люблями, —
Иначе ты будешь рабом,
Затравленным, битым, убитым
Событьями, пошлостью, бытом
И всем, что творится кругом.
* * *
Дышать любовью, пить её, как воздух,
Который с нашей кончится судьбой,
Дышать, как тайной дышит небо в звёздах,
Листва, трава… как я дышу тобой.
Как дышит шар, где ангелы и птицы
Летают над планетой голубой, —
Дышать любовью – и развоплотиться
В том воздухе… Как я дышу тобой.
Как дышат мгла и мглупости поэтства,
Поющего дыхательной трубой, —
Дышать любовью, фейской речью детства
В том воздухе… Как я дышу тобой.
Как дышит снег, в окно моё летящий
На белый лист, вослед карандашу, —
Дышать любовью – глубже, глубже, чаще,
До самых слёз… Как я тобой дышу.
* * *
По какой-то там бумажной волоките
Люди шли, дожди, снега и тополя,
Были горы там записок «Помогите!»
И колёсико монетки – три любля.
Кто помог, тот был забыт почти мгновенно,
Потому что исторический злодей —
Вот чья сказочная личность незабвенна
Верой в силу и выносливость людей.
Всё зависит от игры теней и света,
Власть берут теней и света игроки.
…Три любля – такая редкая монета,
Глаз, моргающий в колёсике строки.
* * *
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Сон под утро расцветает
И подобен витражу.
Там играет свет высокий
В стёкол лоскуте цветном,
Этот свет и тянет соки,
Собираемые сном,
Он поэтскую питает
Плоть, в которой я хожу.
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Эта почта пахнет клеем
Свежих листьев за окном.
Сплю растерзанным Орфеем
В стёкол лоскуте цветном,
Этот лоскут – просто пламя,
Застеклённое в обряд,
Где вовсю плеща крылами
Рукописи не горят, —
Пламя к ним любовь питает,
И, куда ни погляжу,
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – не скажу.
Пусть язык не расплетает
Нас носящее пальто.
Бантик бабочки летает,
Кем завязан – ни за что!..
* * *
Пишите для себя – как пишут дети,
Как дети для себя рисуют звуки,
Не думая о том, что есть на свете
Хрестоматийно творческие муки.
Пишите для себя – как бред любови,
Как поцелуи пишут и объятья,
Не думая о том, что наготове
Станок печатный должен быть в кровати,
Читающий народ и славы трубы,
И, уж конечно, пресса мировая…
Пишите для себя – как пишут губы,
Самозабвенно строки повторяя.
Пишите для себя – как пишут втайне,
Где не растут ничьи глаза и уши.
Пишите для себя – как пишут крайне
Ранимые и трепетные души.
Пишите для себя – как строки эти,
В которых ни малейшего подлога.
Пишите для себя – как пишут дети,
Как пишут эти почтальоны Бога.
* * *
Поэтов делю на хорошеньких,
Хороших и очень хороших.
Хорошенькие – в цветочек,
В полосочку и в горошек.
Хорошенькие поэты —
Отрада и умиление,
Одеколоном счастья
Надушено их явление,
Любить – до чего приятно
Этих прелестных крошек!
В отличие от поэтов,
Хороших и очень хороших.
А я – совсем не хорошенькая
И, вообще, Поэтка.
Поэтка – и больше некому
Носить это имя, детка!..
* * *
Что говорят деревья друг о друге?
Что птицы друг о друге говорят?
Что друг о друге говорят зверюги,
Стрекозы, бабочки, холмы и все подряд
С небес летящие на землю снегопады,
Дожди и грады?.. На свету, в тени,
В лицо, и в спину, и тайком строча доклады, —
Что друг о друге говорят они?
И есть ли там общественное мненье,
Зависит от которого река,
И ласточка, и ветра дуновенье,
И путь, который держат облака?..
* * *
Моя печатная машинка пахнет лентами,
Кофейной гущей, звёздной ночью, дыма кольцами,
Дорогой дальнею, люблями и легендами, —
Звенит кириллица и пахнет колокольцами.
Моя печатная машинка пахнет сладостно
Подковой, рельсами, коньками пахнет, лютней,
Врагами пахнет, вспоминать которых радостно,
И пахнет совестью свободы абсолютной.
Моя печатная машинка пахнет совестью,
Свободой пахнет, пахнет совестью свободы, —
И в этом смысле пахнет самой свежей новостью
Строка, случайно там забытая на годы.
Держа за ручку эту редкость, эту Эрику,
Я с ней гуляю – хоть по средам, хоть по скверику,
Она там цокает, гуляя, словно дятел
Подсел на лирику и звёздной ночью спятил!..
ЕСТЬ НЕИЗВЕСТНО ЧТО
Есть неизвестно что, – и даже в этой фразе.
Бывало, устремлюсь в богемы коллектив,
Но вдруг тоска, тоска, подобная заразе,
Как нападёт в пути дыхательном, схватив
Меня за кислород!.. Ворочаются комья
Каких-то спазмов, бред идёт со мной на связь,
Что вот ручьями пот и не найду ни в ком я
Сочувствия, в таком припадке заявясь!..
Но стоит мне решить, что дальше я не еду,
Что в следующий раз, когда-нибудь, потом, —
Как всё проходит вдруг, я праздную победу
Над неизвестно чем, и воду пью со льдом,
И кофе в кабачке, где плавают артисты,
(Тот кабачок сгорит, артисты те сгорят)…
Есть неизвестно что! И даже ветра свисты,
И окон потный лёд об этом говорят.
МАУГЛИ
Маугли не годен к строевой.
Маугли качается на ветке,
Маугли питается листвой,
Что особо ценится в разведке.
Маугли в разведке боевой
Издаёт немыслимые звуки,
Маугли не годен к строевой,
У него, как ноги, ходят руки.
Маугли по воле роковой
Не владеет даром нашей речи,
Маугли не годен к строевой,
У него шаги нечеловечьи,
У него нечеловечий дар
Исцелять путём воображенья, —
Был бы он отличный санитар,
Если бы не наши достиженья.
Некому подумать головой,
Выполняют план военкоматы, —
Маугли не годен к строевой,
Но забрили Маугли в солдаты.
Всю дорогу бил его конвой,
Опускали человечьи дети.
Маугли не годен к строевой.
Маугли повешен в туалете.
Маугли не понял: почему?!.
– И не надо! – говорит ему
Ангел… – Что тут понимать? Живой
Маугли не годен к строевой.
* * *
Снегом по воздуху, белым по белому
Это письмо этот ветер напел ему,
А «по закону – привет почтальону»
Я приписала в конце
Почерком детским, с отливом фасоли, —
Было сольфеджо и пели фа-соли
Губы на детском лице,
И полагался тогда по закону,
Да, по закону, привет почтальону —
Велосипедному, конному, пешему,
А заодно водяному и лешему,
Всем почтальонам – привет!..
Было сольфеджо, и шли по вагону
Многие песни, подобные стону
Писем за давностью лет.
Снегом по воздуху, белым по белому
Это письмо этот ветер напел ему —
Сердцу напел моему,
И разгорелся цветочек мой аленький…
Было сольфеджо и Юнночкой маленькой,
Вместе со всеми идя по вагону,
Я по закону привет почтальону
Пела в кромешную тьму.
* * *
По закону – привет почтальону
Сновидений, которые явь.
Почтальону – привет по закону
Ритмов, нас рассекающих вплавь,
Это – мгла, это – мглупостей ритмы,
Отравленье надеждой, вином
Ожиданья, что наши молитвы
Где-то в мире услышат ином,
Примут меры, пришлют извещенья,
Битвы кончатся, все победят,
Друг у друга попросят прощенья…
Но в природе – друг друга едят!
По закону – привет почтальону
Этой яви, какая ни есть.
Почтальону – привет по закону
Ритмов, нам доставляющих весть,
По закону планет и созвездий,
Чья почтовая связь меж людьми
Во вселенском гуляет подъезде,
В ритмах веры, надежды, любви.
Почтальону – привет по закону
Сил небесных и воли Творца.
По закону – привет почтальону
На конверте я шлю письмеца.
Десять лет мне, – а, может быть, двести,
Почерк детский, глаза – вдалеке,
По закону планет и созвездий
Почтальонствую в каждой строке…
* * *
Люби меня – как я тебя,
Привет из тыла!
…Художник красил их, любя,
И краска стыла.
Уста их – розы, на щеках
Пылает лето,
И голубь, голубь в облаках,
А в клюве – это:
Люби меня – как я тебя,
Привет из тыла!
…Какая почта и судьба,
Какая сила!
Сперва фотограф их кадрил,
Потом раскрасчик
В сознанье публики внедрил
Красы образчик.
На первое на сентября,
На май, на ёлку —
Люби меня, как я тебя! —
Открытка в щёлку.
На барахолку – с корабля,
В победы мыло:
Люби меня, как я тебя,
Привет из тыла!
Лубок почтовый тех веков,
Пылясь и вьюжась,
Ты свеж, как сладкая морковь,
Как сладкий ужас.
Уста их – розы, на щеках
Пылает лето,
И голубь, голубь в облаках,
А в клюве – это:
Люби меня – как я тебя.
Привет из тыла!
…Какая почта и судьба,
Какая сила!
* * *
Так много желающих быть холуями,
Что конкурс огромен и я не пройду.
Поэтому я оказалась при деле,
Где конкурса нет никакого совсем,
Где всё на пределе небес над полями,
Где все времена, как в саду, на виду,
Поэзия – роскошь, мне платят люблями,
И я времена выбираю сама.
Для этого много не надо ума.
Так много желающих быть холуями,
Что конкурс огромен и я не пройду.
Поэтка поэтому будет при деле,
Где всё на пределе и платят люблями.
* * *
Когда Москва, как римская волчица,
Вас выкормила волчьим молоком
И вылизала волчьим языком
Амбиций ваших имена и лица, —
Тогда не подло ли кусать её сосцы,
Чтоб отличиться на своём культурном фронте?..
И сколько свинство ни одеколоньте,
Лишь свинством пахнут свинства образцы.
Когда Москва, как римская волчица,
Вас выкормила волчьим молоком
И весь волчатник ваш одним ползком
В Москве пошёл за славой волочиться, —
Тогда не ваше ли презрение к Москве,
Которое сегодня стало модой,
Является культуры волчьей мордой
В неблагодарной вашей голове?..
СРЕДА ОБИТАНИЯ
Снег на меня садится,
В белое одевая.
Меня провожает птица
До остановки трамвая.
Когда я вернусь обратно,
Она меня встретит… Боже,
Это – невероятно,
И всё остальное – тоже.
ГОРЛО АМФОРЫ
Это – не ход, а похождения мысли,
Выходки дикие в поисках выхода – из!..
Пастухи обнищали, сливки царей прокисли,
Боги людей с восхищением смотрят вниз.
У каждого бога своя разведка и мстители,
Своя игра, которая есть война,
Любимцев своих погребают они восхитительно,
На лентах легенд печатая их имена.
У каждого бога свои букеты подсказок,
Козней и казней, случайностей – но каких!..
Похождение мысли требует мышц и связок,
Способных на дикие выходки, пока знатоки
Убивают время и делают ход за ходом,
Разменивая ладьи, коней и слонов,
Побеждая насмерть, на суше и вплавь по водам,
Чтоб руна золотые каракули золотом стали слогов.
* * *
Рабами в скотских стойлах, в кандалах,
Рабами, преуспевшими в делах
Расцвета Древней Греции и Рима…
Рабами в топке адского труда,
Рабами, сделавшими эти города,
Чья слава в зеркалах свобод царима…
Рабами, загремевшими в провал
Истории, чтоб славу пировал
Твой идеал, не меркнущий веками,
И вкус божественный, взыскующий свобод,
И разум, радостно свободный от работ,
Что обессмертят рабскими руками…
Вопрос – кем, чем?.. Люблю творительный падеж.
«Суровой нитью», например… Творящий – свеж,
Его творительность не помпа накачала,
Он никогда своё творянство не терял,
Не притворялся никогда, что идеал —
Не плод кошмаров, не имеющих начала.
РАЗВРАТНАЯ РОСКОШЬ
Незабвенный Вергилий, народами круто рулить,
Диктовать им условия мира, милость покорным являть,
Подавлять войною надменных, – кто овладел
Столь прекрасным искусством ужасным
И не был подавлен?..
Не огорчайся, но римлянам не повезло, —
Их, говорят, разгромили в расцвете разврата.
Вся эта роскошь по-прежнему великолепна,
Также поэзия, что и наводит на мысли
В данный момент вот такие:
Всё же поэзия – это развратная роскошь!..
Мы обнищали и пишем стихи на коленке.
Ждут вымирания нашего – прямо торопят,
Чтобы никто не напомнил,
Как всё это было…
Не огорчайся, – и нам, и тебе повезло.
Наша зима подлиннее, а дни покороче,
Можно короткой, а можно и длинной строкой, —
Вся эта роскошь по-прежнему великолепна.
Тех, кто читает тебя, незабвенный Вергилий,
Меньше, чем тех, кто читает, быть может, и нас.
Всё же поэзия – это развратная роскошь!..
Роскошь, которая, надо сказать, недоступна —
Ни деньгам никаким, ни войскам никаким, ни мозгам.
* * *
Не то, не то!.. Но также и не это.
Нельзя, как было. И нельзя, как есть.
На тиранию всякого предмета
Найдётся винт, способный в дырку влезть.
Извлечь так много можно из улыбки,
Её, как ручку двери, привинтив,
Как знак дорожный, – никакой ошибки!
Но чище всех и всех честнее примитив,
Он выше вкусов, он природно дивен,
Он тиранией стиля не надут,
Он весь – наитье, и не так он примитивен,
Чтоб в суд бежать, когда его крадут.
Вы недействительны, в отличье от билета.
Билет в сто раз действительнее вас, —
Примерно так он говорит вот это,
Своей действительности выкатив алмаз.
В РЕЗИНОВОМ ЗЕРКАЛЕ
Химчистка воспоминаний,
Красильня воспоминаний,
Перелицовка, художественная штопка,
Подгонка воспоминаний
К фигуре заказчика,
Смена подкладки, широкий выбор
Фурнитуры воспоминаний.
Недорого. Дорого. Торг возможен.
Выезжаем по вызову.
Круглосуточно.
Бакалея воспоминаний,
Галантерея воспоминаний,
Галерея воспоминаний,
Отели, мотели, бордели
Воспоминаний со всеми удобствами,
Сауны воспоминаний,
Лицевая подтяжка воспоминаний,
Удаление жира воспоминаний,
Глазные хирурги воспоминаний,
Мастера европейского класса,
Техника третьего тысячелетия.
Исправление воспоминаний.
Ветеранам – скидки.
Воспоминаниям надо выглядеть,
Вписаться в струю, в поворот,
Войти в приличное общество воспоминаний,
Не забывая, что неприлично
Вспоминать неприличные вещи, поступки,
Которые некогда были свойственны
Звёздам новейших воспоминаний,
Топ-моделям этой высокой моды,
Диктующей вкусы воспоминаний.
Обувь модельных воспоминаний.
Бельё модельных воспоминаний,
Одежда, скатерти, шторы, ковры
И мебель модельных воспоминаний,
Грибы, кислота, садомазь,
Гламурная течка мозгов,
Шелест зеркальной резины
Модельных воспоминаний —
В резиновом зеркале.
* * *
Кто-то лежит на земле – как погода.
1 2 3