Обращался в Водолей ру
Много лет спустя он признавался: «В молодости я был жаден до столкновений с сильнейшими». А для этого недостаточно было иметь бешеный темперамент и гордый нрав. Нужна была и сила, и поэтому Джироламо «предавался всякого рода телесным упражнениям». Преуспел он в этом настолько, что с ним «считались даже самые злостные задиры». Он вспоминал: «Я фехтовал иногда одним мечом, не прибегая к щиту, иногда же защищался либо овальным, либо большим или малым круглым щитом; бился я также кинжалом и мечом вместе и не без ловкости вскакивал на деревянного коня, вооруженный мечом и в плаще. Я умел безоружный выбивать у противника обнаженный кинжал; приучал себя к бегу и прыжкам, и, в конце концов, достиг значительных успехов, каких не мог добиться в рукопашной борьбе, так как руки у меня были слабы. Я не предавался с особым увлечением ни верховой езде, ни плаванию, ни стрельбе из ружья. Приобретенное мною искусство и опытность в телесных упражнениях придали мне такое мужество, что я даже завербовался в запасные войска».
Между тем Фацио исполнилось уже семьдесят пять лет, жизнь его клонилась к закату. Кому-то после смерти старого юриста надо было кормить и защищать Клару. Фацио, хоть и имел некоторое недвижимое имущество, никогда не слыл особенно богатым. Основным и, главное, постоянным источником его доходов был годовой гонорар в сто золотых дукатов за лекции по гражданскому праву, которые он читал в Милане. Место лектора вместе с гонораром могло бы по наследству перейти к его сыну, если бы тот был соответствующим образом подготовлен. Наверное, это и стало последним аргументом, которым Клара, Агостиньо и Джироламо сразили Фацио. Старик согласился отпустить сына на учебу и выбрал для него Павийский университет, который когда-то окончил сам. Так в начале ноября 1515 года в Павии появился новый студент.
«Учиться, учиться и еще раз учиться!»
Джироламо с жадностью принялся за изучение наук. До поступления в университет у него были довольно скудные познания в латыни – языке церковников и ученых, и он постарался прежде всего восполнить этот пробел в своем образовании. У случайного знакомого он купил томик Апулея, чрезвычайно популярного в те годы в Италии, и, пользуясь этой книгой и некоторыми другими, в короткий срок самостоятельно изучил латынь. Видимо, немалые успехи он делал и в академических науках, которые преподавались «младшим студентам», – риторике, грамматике, диалектике, началах философии и геометрии, так как на третьем году обучения и сам начал читать лекции по некоторым из этих предметов, успешно заменяя преподавателей. Пробовал Джироламо свои силы и в диспутах. Однажды его «удостоил чести вступить в спор» сам Маттео Корти, знаменитый врач и профессор медицины.
На четвертом году обучения следовало избрать «узкую специализацию», но именно этот ответственный год для Кардано пропал даром. Из-за активизации военных действий Павийская гимназия (университет) в 1524 году закрылась, и Джироламо вынужден был вернуться к отцу в Милан. Он продолжал заниматься самостоятельно, уделяя особое внимание математике, но во время своих вынужденных каникул принял важное решение – он будет медиком. «Медицина, – писал Джироламо впоследствии, – одинаково пригодна для всего земного шара и для всех веков; она опирается на доказательства более ясные и менее зависящие от мнения отдельных людей». К этому надо добавить, что характер эпохи требовал всестороннего подхода ко всем явлениям жизни и природы, и поэтому врачи изучали греческий и латынь, чтобы читать трактаты древних и современных авторов по медицине и алхимии. По большей части они интересовались тем ее разделом, который именовался ятро-химией (от греч. iatros – врач) – это была та же алхимия, только лекарственная, добавлявшая новые средства к уже известным медикаментам. Изучали они и математику, пытаясь разобраться в астрологии и понять влияние небесных тел на здоровье человека.
Фацио пытался возражать, но Кардано-младший твердо стоял на своем. Он решил завершить учебу в Падуанском университете, который славился своей медицинской школой, и в конце 1524 года отправился в Падую.
Лекция в университете
Джироламо опоздал к началу занятий: учебный год в университете начинался в День всех святых – 1 ноября, а кончался 30 июня. В августе следующего года он вернулся в Милан и нашел отца на смертном одре. Совершенно одряхлевший Фацио, который за несколько месяцев до этого обвенчался с Кларой, проявил, наконец, отцовские чувства. Он настоял на том, чтобы Джироламо отправился поскорее в Падую: во-первых, потому что в Милане свирепствовала чума, а во-вторых, сыну следовало получше подготовиться к экзамену на первую академическую степень – бакалавра искусств.[8]
Вскоре после возвращения в Падую Джироламо получил письмо с известием о смерти отца. Фацио Кардано умер 28 августа, в возрасте восьмидесяти лет, «на девятый день после начала полного воздержания от пищи». Его похоронили в миланском соборе Св. Марка, и сын сочинил ему трогательную эпитафию. Забыв свои детские обиды, Джироламо писал об отце как о мягкосердечном и благочестивом человеке: «Слезы душат меня, когда я размышляю о его доброжелательном отношении ко мне. О, отец, с рвением, на какое только способен, я воздам должное твоим заслугам и благочестию. Ибо ты был неподкупным и поистине святым!»
Фацио оставил сыну небольшое наследство и долговые расписки тех, кто занимал у него деньги. Однако право на наследство оспаривалось многими, и Джироламо в течение двадцати трех лет вел тяжбу с соперниками, окончившуюся, в конце концов, в его пользу. Свою долю наследства получила и Клара. Она купила дом и стала сдавать комнаты, благодаря чему могла не только содержать себя, но и помогать сыну. А сын в Падуе делал успехи, и немалые. Получив диплом бакалавра, он принял участие в диспуте, в котором выступили многие ученые университета. Услышав речь Кардано, претор[9] города Себастиано Джустиано, «человек мудрейший, обладавший глубокими познаниями в гуманитарных науках, в философии и богословии», подозвал его и в присутствии «всего университета» сказал: «Учись, юноша, и тогда ты превзойдешь самого Корти!».
И Кардано учился. У того же Корти – теоретической медицине, у Джироламо Аккоромбоне, врача будущего папы Павла III, – медицине практической, у Брандо Порро, Франческо Теджи и Джованни Монтесдока – философии. Весьма вероятно, что он слушал в Падуе и знаменитого философа Пьетро Помпонацци, учившего вечности мира и смертности человеческой души.
Учеба не мешала Кардано предаваться радостям жизни. Он проводил много времени за игорным столом, причем играл, как правило, очень успешно. Выигрыши служили не только приличным дополнением скудному студенческому бюджету, но и способствовали поиску «оптимальной стратегии игры», как мы сказали бы сейчас. Он начал делать наброски, которые составили затем «Книгу об игре в кости»;[10] в ней некоторые историки математики видят начала теории вероятностей. Но деньги не задерживались у Кардано: то, что присылала ему Клара, и то, что он сам добывал игрой, переходило к содержателям кабачков и питейных заведений. Были в жизни Джироламо и другие «излишества», которые заставили его много лет спустя говорить о «мерзости сарданапальской[11] жизни» в студенческие годы.
Анатомический театр в университете Падуи
Друзей в Падуе у Кардано было немного. Он обожал словесные баталии, и последнее слово почти всегда оставалось за ним. Он умел заставить оппонента замолчать и делал это не только путем тонкой аргументации, но и с помощью резких, а порой и непристойных выражений, поэтому все, кто хоть раз ранее сталкивался с ним в споре, предпочитали отмалчиваться. Впоследствии Кардано признавался: «Я был настолько едок в диспутах, что все удивлялись этой моей способности, но избегали испытывать ее на себе». Поэтому утверждение одного из биографов нашего героя о том, что «в Падуе его боялись профессора и ненавидели студенты», кажется вполне правдоподобным.
Джироламо часто повторял, что он не тщеславен, но, вероятно, именно тщеславие заставило его баллотироваться на должность ректора Падуанского университета. По традиции ректор избирался из студенческой среды. В конце 1525 года Кардано выдвинул свою кандидатуру и был избран. Позднее Джироламо признавался, что совершил непростительную глупость.
Ритуал, сопровождавший процедуру избрания в Падуе, был весьма торжествен. Вновь избранный ректор облачался на кафедре в тогу из алого или пурпурного шелка, поверх нее надевал ректорский знак из золота и драгоценных камней. Под звуки торжественной мессы ректор шествовал к собору в сопровождении восседавших на конях членов университетского сената, а также городской знати и двух сотен копьеносцев. Затем устраивался праздничный обед для профессоров и студентов, за которым следовало театральное представление или «джостра» – соревнование на копьях. И обед, и представление оплачивал новоиспеченный администратор.
Основную часть административной работы в университете выполнял проректор. Ректор же был, так сказать, для представительства. Он разрешал споры между профессорами и студентами в специальные «судные дни» и следил за тем, чтобы преподаватели добросовестно выполняли свои обязанности: устав университета был строг, без разрешения ректора ни один профессор не мог отлучиться из города более чем на три дня. Ему приходилось нести и определенные – надо сказать, немалые – финансовые расходы.
Претендентов на эту почетную должность находилось все меньше и меньше, особенно в тяжелые военные годы. В течение десяти лет – с 1516 по 1525 год – университет вообще оставался без ректора. Несмотря на то что у Кардано не было конкурентов, его избрали лишь после двух туров голосования – с перевесом всего в один голос. Это еще одно свидетельство того, что у Джироламо в Падуе была сомнительная репутация картежника, кутилы и задиры. Весьма вероятно, что, несмотря на избрание, мало кто в университете признавал его ректором. Во всяком случае, он не смог, как мы увидим, воспользоваться правом получения докторской степени без каких-либо формальных процедур. И уж наверняка не был выполнен торжественный ритуал, сопровождавший избрание ректора. С меньшей уверенностью можно говорить о том, что студенты отказались от званого обеда. Остается загадкой, зачем Кардано баллотировался, почему он был избран, как он выполнял свои обязанности и где раздобыл деньги, необходимые для «материальной основы избрания».
В том же 1525 году университет едва не лишился своего новоиспеченного ректора. Кардано с несколькими спутниками отправился в Милан, решив переплыть озеро Лагоди-Гардо. Поднялась буря, «у судна сломалась мачта, так же как и руль и одно из весел, а на малой мачте разорвался парус: все это произошло с наступлением ночи». С большим трудом путникам удалось добраться до берега и найти приют в сельской гостинице. «Если бы мы опоздали причалить даже на сороковую долю часа, – вспоминал Кардано, – мы погибли бы, ибо буря так свирепствовала, что даже железные засовы в окнах гостиницы были погнуты». Спутники Джироламо дрожали от страха, а он, увидев, что на стол подана огромная, искусно приготовленная щука, моментально успокоился и с удовольствием поужинал.
Однако этот молодой человек, невозмутимо поглощавший ужин вскоре после того, как жизнь его подверглась смертельной опасности, легко терял всякое самообладание, когда в комнату проникал лунный свет или за стенами дома начинал завывать ветер. Он боялся грома и молнии; грохот падающих досок внушал ему неописуемый ужас. В любом повседневном событии он видел проявление сверхъестественных сил, некое предзнаменование – и мучительно пытался установить, добро оно несет ему или зло. Его все время преследовали звуковые галлюцинации. «Я чувствую, что снаружи врывается мне в ухо звук прямо из того места, где идет речь обо мне; если речь направлена мне во благо, я слышу звук в правом ухе, и даже если речь идет с левой от меня стороны, то он все же проникает в правое ухо и производит звук равномерный. Если же происходит спор, то слышится невероятный гул; если речь направлена к моему вреду, то звук слышится с левой стороны и приходит он как раз из того места, откуда раздаются спорящие голоса. Таким образом, звук врывается через любую часть головы».
Вера в чудеса была вообще характерна для людей того времени, и Джироламо не представлял исключения. Удивляет, однако, та истовость, с которой он верил в сверхъестественные силы. В книге самого Кардано «О моей жизни», в жизнеописаниях, составленных его биографами, содержится огромное количество фактов, иллюстрирующих его искреннюю веру в демонов – покровителей семейного очага, в духов, во власть звезд над судьбами людей, в пророчества и предзнаменования.
В середине 1526 года Джироламо решил сдать экзамены на степень доктора медицины. Он получил соответствующие рекомендации от профессоров университета, доказал епископу свою религиозную добропорядочность (таков был обычай) и должен был в публичном диспуте перед членами университетского сената защитить четыре тезиса, два из которых выбирал он сам. Его оппонентами были молодые доктора, незадолго до этого получившие академические степени. При первом голосовании, несмотря на то, что Джироламо был ректором, а может быть, именно поэтому, его провалили сорока семью голосами против девяти. Второе голосование почти не изменило соотношение сил. И лишь в последнем, третьем туре будущий крупнейший врач XVI века был признан достойным степени доктора медицины.
Как требовал ритуал, Кардано получил в подарок две книги – открытую и закрытую, берет, кольцо и поцелуй. Открытая книга символизировала знания, которыми он обладал и которые ему доверялось передавать другим; закрытая – те знания, которые были ему еще неизвестны и которые он должен был приобрести во время своей врачебной деятельности;
1 2 3 4 5
Между тем Фацио исполнилось уже семьдесят пять лет, жизнь его клонилась к закату. Кому-то после смерти старого юриста надо было кормить и защищать Клару. Фацио, хоть и имел некоторое недвижимое имущество, никогда не слыл особенно богатым. Основным и, главное, постоянным источником его доходов был годовой гонорар в сто золотых дукатов за лекции по гражданскому праву, которые он читал в Милане. Место лектора вместе с гонораром могло бы по наследству перейти к его сыну, если бы тот был соответствующим образом подготовлен. Наверное, это и стало последним аргументом, которым Клара, Агостиньо и Джироламо сразили Фацио. Старик согласился отпустить сына на учебу и выбрал для него Павийский университет, который когда-то окончил сам. Так в начале ноября 1515 года в Павии появился новый студент.
«Учиться, учиться и еще раз учиться!»
Джироламо с жадностью принялся за изучение наук. До поступления в университет у него были довольно скудные познания в латыни – языке церковников и ученых, и он постарался прежде всего восполнить этот пробел в своем образовании. У случайного знакомого он купил томик Апулея, чрезвычайно популярного в те годы в Италии, и, пользуясь этой книгой и некоторыми другими, в короткий срок самостоятельно изучил латынь. Видимо, немалые успехи он делал и в академических науках, которые преподавались «младшим студентам», – риторике, грамматике, диалектике, началах философии и геометрии, так как на третьем году обучения и сам начал читать лекции по некоторым из этих предметов, успешно заменяя преподавателей. Пробовал Джироламо свои силы и в диспутах. Однажды его «удостоил чести вступить в спор» сам Маттео Корти, знаменитый врач и профессор медицины.
На четвертом году обучения следовало избрать «узкую специализацию», но именно этот ответственный год для Кардано пропал даром. Из-за активизации военных действий Павийская гимназия (университет) в 1524 году закрылась, и Джироламо вынужден был вернуться к отцу в Милан. Он продолжал заниматься самостоятельно, уделяя особое внимание математике, но во время своих вынужденных каникул принял важное решение – он будет медиком. «Медицина, – писал Джироламо впоследствии, – одинаково пригодна для всего земного шара и для всех веков; она опирается на доказательства более ясные и менее зависящие от мнения отдельных людей». К этому надо добавить, что характер эпохи требовал всестороннего подхода ко всем явлениям жизни и природы, и поэтому врачи изучали греческий и латынь, чтобы читать трактаты древних и современных авторов по медицине и алхимии. По большей части они интересовались тем ее разделом, который именовался ятро-химией (от греч. iatros – врач) – это была та же алхимия, только лекарственная, добавлявшая новые средства к уже известным медикаментам. Изучали они и математику, пытаясь разобраться в астрологии и понять влияние небесных тел на здоровье человека.
Фацио пытался возражать, но Кардано-младший твердо стоял на своем. Он решил завершить учебу в Падуанском университете, который славился своей медицинской школой, и в конце 1524 года отправился в Падую.
Лекция в университете
Джироламо опоздал к началу занятий: учебный год в университете начинался в День всех святых – 1 ноября, а кончался 30 июня. В августе следующего года он вернулся в Милан и нашел отца на смертном одре. Совершенно одряхлевший Фацио, который за несколько месяцев до этого обвенчался с Кларой, проявил, наконец, отцовские чувства. Он настоял на том, чтобы Джироламо отправился поскорее в Падую: во-первых, потому что в Милане свирепствовала чума, а во-вторых, сыну следовало получше подготовиться к экзамену на первую академическую степень – бакалавра искусств.[8]
Вскоре после возвращения в Падую Джироламо получил письмо с известием о смерти отца. Фацио Кардано умер 28 августа, в возрасте восьмидесяти лет, «на девятый день после начала полного воздержания от пищи». Его похоронили в миланском соборе Св. Марка, и сын сочинил ему трогательную эпитафию. Забыв свои детские обиды, Джироламо писал об отце как о мягкосердечном и благочестивом человеке: «Слезы душат меня, когда я размышляю о его доброжелательном отношении ко мне. О, отец, с рвением, на какое только способен, я воздам должное твоим заслугам и благочестию. Ибо ты был неподкупным и поистине святым!»
Фацио оставил сыну небольшое наследство и долговые расписки тех, кто занимал у него деньги. Однако право на наследство оспаривалось многими, и Джироламо в течение двадцати трех лет вел тяжбу с соперниками, окончившуюся, в конце концов, в его пользу. Свою долю наследства получила и Клара. Она купила дом и стала сдавать комнаты, благодаря чему могла не только содержать себя, но и помогать сыну. А сын в Падуе делал успехи, и немалые. Получив диплом бакалавра, он принял участие в диспуте, в котором выступили многие ученые университета. Услышав речь Кардано, претор[9] города Себастиано Джустиано, «человек мудрейший, обладавший глубокими познаниями в гуманитарных науках, в философии и богословии», подозвал его и в присутствии «всего университета» сказал: «Учись, юноша, и тогда ты превзойдешь самого Корти!».
И Кардано учился. У того же Корти – теоретической медицине, у Джироламо Аккоромбоне, врача будущего папы Павла III, – медицине практической, у Брандо Порро, Франческо Теджи и Джованни Монтесдока – философии. Весьма вероятно, что он слушал в Падуе и знаменитого философа Пьетро Помпонацци, учившего вечности мира и смертности человеческой души.
Учеба не мешала Кардано предаваться радостям жизни. Он проводил много времени за игорным столом, причем играл, как правило, очень успешно. Выигрыши служили не только приличным дополнением скудному студенческому бюджету, но и способствовали поиску «оптимальной стратегии игры», как мы сказали бы сейчас. Он начал делать наброски, которые составили затем «Книгу об игре в кости»;[10] в ней некоторые историки математики видят начала теории вероятностей. Но деньги не задерживались у Кардано: то, что присылала ему Клара, и то, что он сам добывал игрой, переходило к содержателям кабачков и питейных заведений. Были в жизни Джироламо и другие «излишества», которые заставили его много лет спустя говорить о «мерзости сарданапальской[11] жизни» в студенческие годы.
Анатомический театр в университете Падуи
Друзей в Падуе у Кардано было немного. Он обожал словесные баталии, и последнее слово почти всегда оставалось за ним. Он умел заставить оппонента замолчать и делал это не только путем тонкой аргументации, но и с помощью резких, а порой и непристойных выражений, поэтому все, кто хоть раз ранее сталкивался с ним в споре, предпочитали отмалчиваться. Впоследствии Кардано признавался: «Я был настолько едок в диспутах, что все удивлялись этой моей способности, но избегали испытывать ее на себе». Поэтому утверждение одного из биографов нашего героя о том, что «в Падуе его боялись профессора и ненавидели студенты», кажется вполне правдоподобным.
Джироламо часто повторял, что он не тщеславен, но, вероятно, именно тщеславие заставило его баллотироваться на должность ректора Падуанского университета. По традиции ректор избирался из студенческой среды. В конце 1525 года Кардано выдвинул свою кандидатуру и был избран. Позднее Джироламо признавался, что совершил непростительную глупость.
Ритуал, сопровождавший процедуру избрания в Падуе, был весьма торжествен. Вновь избранный ректор облачался на кафедре в тогу из алого или пурпурного шелка, поверх нее надевал ректорский знак из золота и драгоценных камней. Под звуки торжественной мессы ректор шествовал к собору в сопровождении восседавших на конях членов университетского сената, а также городской знати и двух сотен копьеносцев. Затем устраивался праздничный обед для профессоров и студентов, за которым следовало театральное представление или «джостра» – соревнование на копьях. И обед, и представление оплачивал новоиспеченный администратор.
Основную часть административной работы в университете выполнял проректор. Ректор же был, так сказать, для представительства. Он разрешал споры между профессорами и студентами в специальные «судные дни» и следил за тем, чтобы преподаватели добросовестно выполняли свои обязанности: устав университета был строг, без разрешения ректора ни один профессор не мог отлучиться из города более чем на три дня. Ему приходилось нести и определенные – надо сказать, немалые – финансовые расходы.
Претендентов на эту почетную должность находилось все меньше и меньше, особенно в тяжелые военные годы. В течение десяти лет – с 1516 по 1525 год – университет вообще оставался без ректора. Несмотря на то что у Кардано не было конкурентов, его избрали лишь после двух туров голосования – с перевесом всего в один голос. Это еще одно свидетельство того, что у Джироламо в Падуе была сомнительная репутация картежника, кутилы и задиры. Весьма вероятно, что, несмотря на избрание, мало кто в университете признавал его ректором. Во всяком случае, он не смог, как мы увидим, воспользоваться правом получения докторской степени без каких-либо формальных процедур. И уж наверняка не был выполнен торжественный ритуал, сопровождавший избрание ректора. С меньшей уверенностью можно говорить о том, что студенты отказались от званого обеда. Остается загадкой, зачем Кардано баллотировался, почему он был избран, как он выполнял свои обязанности и где раздобыл деньги, необходимые для «материальной основы избрания».
В том же 1525 году университет едва не лишился своего новоиспеченного ректора. Кардано с несколькими спутниками отправился в Милан, решив переплыть озеро Лагоди-Гардо. Поднялась буря, «у судна сломалась мачта, так же как и руль и одно из весел, а на малой мачте разорвался парус: все это произошло с наступлением ночи». С большим трудом путникам удалось добраться до берега и найти приют в сельской гостинице. «Если бы мы опоздали причалить даже на сороковую долю часа, – вспоминал Кардано, – мы погибли бы, ибо буря так свирепствовала, что даже железные засовы в окнах гостиницы были погнуты». Спутники Джироламо дрожали от страха, а он, увидев, что на стол подана огромная, искусно приготовленная щука, моментально успокоился и с удовольствием поужинал.
Однако этот молодой человек, невозмутимо поглощавший ужин вскоре после того, как жизнь его подверглась смертельной опасности, легко терял всякое самообладание, когда в комнату проникал лунный свет или за стенами дома начинал завывать ветер. Он боялся грома и молнии; грохот падающих досок внушал ему неописуемый ужас. В любом повседневном событии он видел проявление сверхъестественных сил, некое предзнаменование – и мучительно пытался установить, добро оно несет ему или зло. Его все время преследовали звуковые галлюцинации. «Я чувствую, что снаружи врывается мне в ухо звук прямо из того места, где идет речь обо мне; если речь направлена мне во благо, я слышу звук в правом ухе, и даже если речь идет с левой от меня стороны, то он все же проникает в правое ухо и производит звук равномерный. Если же происходит спор, то слышится невероятный гул; если речь направлена к моему вреду, то звук слышится с левой стороны и приходит он как раз из того места, откуда раздаются спорящие голоса. Таким образом, звук врывается через любую часть головы».
Вера в чудеса была вообще характерна для людей того времени, и Джироламо не представлял исключения. Удивляет, однако, та истовость, с которой он верил в сверхъестественные силы. В книге самого Кардано «О моей жизни», в жизнеописаниях, составленных его биографами, содержится огромное количество фактов, иллюстрирующих его искреннюю веру в демонов – покровителей семейного очага, в духов, во власть звезд над судьбами людей, в пророчества и предзнаменования.
В середине 1526 года Джироламо решил сдать экзамены на степень доктора медицины. Он получил соответствующие рекомендации от профессоров университета, доказал епископу свою религиозную добропорядочность (таков был обычай) и должен был в публичном диспуте перед членами университетского сената защитить четыре тезиса, два из которых выбирал он сам. Его оппонентами были молодые доктора, незадолго до этого получившие академические степени. При первом голосовании, несмотря на то, что Джироламо был ректором, а может быть, именно поэтому, его провалили сорока семью голосами против девяти. Второе голосование почти не изменило соотношение сил. И лишь в последнем, третьем туре будущий крупнейший врач XVI века был признан достойным степени доктора медицины.
Как требовал ритуал, Кардано получил в подарок две книги – открытую и закрытую, берет, кольцо и поцелуй. Открытая книга символизировала знания, которыми он обладал и которые ему доверялось передавать другим; закрытая – те знания, которые были ему еще неизвестны и которые он должен был приобрести во время своей врачебной деятельности;
1 2 3 4 5