– Да что за хрень! – возмущенно завопил Артем и сломя голову, в чем мать родила, бросился к дому. Я не последовал его примеру – в силу моего возраста голос разума во мне звучит сильнее. Хотя недоброжелатели указали бы в качестве главной причины моей нерасторопности тот факт, что горела не моя дача.
Я стоял на ступеньках бани, ежась от ледяного ветра и размышляя: бежать ли мне вслед за Артемом в одежде Адама или вернуться в предбанник, чтобы хотя бы натянуть джинсы и набросить на плечи куртку?
Впрочем, мои колебания длились недолго. Из-за угла дачи появился человек, одетый во все черное. Осенью темная немаркая одежда – дело вполне обычное, но человек этот, ко всему прочему, счел необходимым надвинуть на лицо вязаную шапку-балаклавку с прорезанными в ней отверстиями для глаз и рта. Дальнейшие его действия оказались не менее подозрительными, чем внешний вид: он коротким замахом забросил в ближайшее окно какой-то небольшой предмет. Зазвенело разбитое стекло, и почти сразу же в окне полыхнул багровый отсвет пламени.
Действия незнакомца не укрылись от взгляда Артема. Он заорал в его сторону нечто вроде: «Ах ты, бля! Урою!» Как нельзя более кстати, Артем как раз пробегал мимо штыковой лопаты, лежавшей на куче пожухлой картофельной ботвы. Он подхватил лопату и, держа ее наперевес, подобно античному метателю дротиков, устремился к поджигателю.
Тот оказался не робкого десятка, и зрелище бегущего ему навстречу голого спартанца его не устрашило. Он повернулся к Артему и вытянул руку с зажатым в ней длинным предметом. В первый момент мне показалось, что сейчас я увижу сеанс фехтования, с применением штыковой лопаты и обрезка водопроводной трубы. Но через мгновение в метре перед Артемом взлетел фонтанчик земли, и до меня дошло: это пистолет с глушителем!
До Артема факт появления на сцене огнестрельного оружия дошел едва ли не быстрее, чем до меня: мой друг метнул лопату в поджигателя и рыбкой нырнул за кучу ботвы. Поджигатель ловко уклонился от летевшей в него лопаты и направил пистолет в мою сторону. Я даже не успел осознать, что сейчас последует, а просто застыл столбом и зачарованно смотрел на бесшумную смерть, уставившую зрачок глушителя прямо в мое лицо.
Пуля пролетела над моей головой и с противным звоном ударилась о металл крыши. В следующий момент меня больно стукнул клювом по голове алюминиевый петух, сбитый пулей со своего насеста. Удар вывел меня из оцепенения: петух еще звенел, прыгая по ступенькам крыльца, а я уже лежал ничком в грязи между разрытыми картофельными грядками.
Октябрьская грязь со злорадным чваканьем приняла меня в свои ледяные объятья. Я лежал в ледяной жиже и ужасался: зачем мне, сугубо городскому и абсолютно цивилизованному человеку, понадобилось в эту гнуснейшую осеннюю погоду тащиться далеко за город, на чужую дачу?! Чтобы какой-то маньяк пристрелил меня, и я лежал бы, голый и грязный, под октябрьским дождем, переходящим в снег, дожидаясь отправки в районный морг?!
Нет, не хочу!!!
* * *
Я осторожно приподнял голову и убедился, что опасность миновала: поджигатель явно не собирался убивать меня и Артема, он лишь обеспечивал свой отход – во всяком случае, его уже не было видно. Дом полыхал, как огромный жертвенный костер. Свою задачу негодяй выполнил вполне успешно.
Артем тоже понял, что угроза миновала: он выскочил из-за кучи ботвы и устремился к дому. Я не успел даже крикнуть ему вслед что-нибудь типа: «Не делай глупостей!» Он уже скрылся в задымленном проеме двери на веранду. Он с ума сошел?!
Я вскочил и рысью помчался к дому. Я уже не обращал внимания на холод и боль в исколотых обломками сухого бурьяна ступнях, а соображал: как мне вытащить из дома Артема? Похоже, скоро рухнут балки, лезть в дом очень опасно. И дымины там – не продохнуть! Но… бросить Артема в пылающем доме?! Нельзя. Что же делать?!
К моему огромному облегчению, Артем выскочил из объятого пламенем дома, когда я еще не успел добежать до веранды. На его голове тлел войлочный колпак в виде шлема викинга; рога шлема дымились, подобно фитилям мушкетов, но на самом Артеме видимых повреждений не наблюдалось. В руках он тащил то, что не должно было сгореть ни при каких обстоятельствах: сумку с водкой, коньяком и пивом.
– Держи, Слава! – прокричал он, сунув мне сумку. – Хорошо, что мы поставили ее на веранду охладиться, а то бы…… А мобилы погорели, не смог спасти! Ладно, побегу к соседям: ментов и пожарных вызывать. Слышь, мужик?! Ментов и пожарных вызывай, срочно!
Последние его слова адресовались охраннику коттеджа напротив, который вышел за пределы охраняемой территории, чтобы поглазеть на пожар. Охранник отреагировал вяло: то ли он по жизни был флегматиком, то ли его привел в замешательство вид двух голых мужиков, босиком месивших октябрьскую грязь возле пылающего дома.
– Вот козел! Стоит столбом! – Артем припустил в сторону охранника.
Я не составил ему компании: после ледяной грязевой ванны у меня зуб на зуб не попадал, и я помчался в сторону бани. Сумку, разумеется, я не забыл. Содержимое сумки в сложившихся обстоятельствах являлось для нас безусловной ценностью.
Я смыл грязь горячей водой, но все равно не согрелся: меня продолжал бить озноб. Потому пришлось для профилактики воспаления легких – исключительно для профилактики! – махнуть залпом стакан водки. Зажевывая огненную жидкость соленым огурчиком, я принялся лихорадочно одеваться. В армии во время «ночных полетов в казарме» на одевание под суровым взором сержанта у меня уходило около сорока пяти секунд. Сейчас ушло, наверное, не меньше трех минут.
Выскочив наружу, я услышал тяжелые удары по железу, доносившиеся от дома через дорогу. Помчавшись в том направлении, я увидел нечто вроде фрагмента шоу «голые и смешные»: Артем, чью единственную одежду составляла войлочная шапка, ожесточенно бил в ворота особняка обрезком здоровенной трубы, не забывая изощренно материться при этом.
Я попытался его унять:
– Ты с ума сошел?! Оденься, простудишься!
– Нет! – решительно отпихнул меня Артем. – Пусть эта сука поганая вызовет пожарных!
И он снова с остервенением заколотил в ворота. Он явно не отдавал себе отчета в происходящем. Я в отчаянии стоял рядом и лихорадочно размышлял, что предпринять. Опасаясь за здоровье Артема, я сбегал в баню, принес бутылку водки и заставил Артема выпить стакан в паузе между ударами в ворота.
И тут появились пожарные и милиция.
От пожарных толку было мало. А точнее, вообще никакого: дача Артема уже представляла собой декорацию к сцене «Горящая Москва» из знаменитого фильма Сергея Бондарчука. Для очистки совести пожарные полили из брандспойта соседский сарай, да и то все это быстро пресек сосед, кинувшийся на пожарных с матюками и огородной тяпкой: в сарае у него хранилась китайская мануфактура.
А вот милиционеры действовали энергично. Для начала они уложили нас с Артемом носами в грязь, отобрали трубу и недопитую бутылку водки. Тут же появился охранник особняка, красочно описавший, как два пьяных педераста подожгли дом и отплясывали вокруг него свои извращенческие пляски, а потом кинулись поджигать особняк, который он, охранник, мужественно отстоял, с риском для собственной жизни и здоровья. Для придания убедительности своим словам охранник периодически пинал валявшуюся на дороге злополучную трубу и восклицал: «Прикинь! Ведь охреначили бы этой штукой, так мало бы не показалось!»
Милиционеры понимающе кивали и осуждающе посматривали на нас с Артемом. В охраннике, несмотря на специфику его профессии и личную озлобленность против нас, все-таки остались некие крохи доброты: он принес Артему тряпье, оставшееся от молдавских строителей. Набор тряпья включал в себя донельзя заношенное пальто без пуговиц и дырявые сапоги. Замерзший Артем без возражений облачился в пожертвованное имущество. Пальто на голое тело в сочетании с войлочным норманнским шлемом производили весьма комичное впечатление: не то попавший в плен викинг, не то пойманный в парке эксгибиционист.
Наш вид плюс ополовиненная бутылка водки отнюдь не свидетельствовали в нашу пользу. Поэтому уже через сорок минут мы сидели в камере ближайшего отделения милиции.
О пережитом мне не хочется вспоминать. Скажу лишь, что, когда утром следующего дня за нами явился адвокат Артема, я был готов чистить ему ботинки собственными усами и гладить шнурки.
* * *
С активной помощью адвоката нам с Артемом все-таки удалось убедить стражей порядка, что мы, скорее, пострадавшая сторона, нежели правонарушители, и к вечеру я наконец оказался дома.
– Лучше бы они нас в вытрезвитель сразу отправили, – мрачно сказал я Артему, тоскливо оглядывая перемазанную в грязи одежду. – Там хоть душ принять можно.
– В другой раз, братан, ладно? – с сарказмом отозвался Артем. – На вытрезвитель сегодня у меня уже сил нет!
* * *
Дома меня встретила жена. Несколько мгновений она ошеломленно изучала мой непрезентабельный вид, затем, наконец, обрела дар речи.
– Ты вроде бы в баню ездил? – зловещим тоном осведомилась она. Мне оставалось лишь сокрушенно вздохнуть.
– Погоди, сейчас догадаюсь, – наморщила лоб жена. – У вас с Артемом закончилась водка, и вы ночью, через лес, отправились в ближайший магазин. Магазин оказался закрыт, и вы его решили открыть сами. Тут вас и повязали менты. Так?
– Ну, почему же сразу менты? – попробовал возразить я.
– Потому что, если бы вас не повязали, ты бы не пришел домой трезвый! – пояснила жена.
Логично, черт возьми!
– А если не так, то откуда же ты явился домой в таком виде? – продолжала допытываться жена.
– Из милиции, – признался я.
– Ага! Наконец-то раскололся! – торжествующе воскликнула супруга. – Тебя освободили под подписку о невыезде? Допился все-таки! Я так и знала, что Артем доведет тебя до цугундера! Теперь свои детективы на зоне писать будешь. Решил приблизиться к месту обитания своих персонажей?
Этого я уже не мог стерпеть – затронута профессиональная честь! – и решился продолжить дискуссию.
Впрочем, дальнейшее содержание нашей беседы не имеет отношения к повествованию, и потому я его опускаю.
* * *
Через пару недель меня вызвал следователь РОВД, того самого, затерянного на наших бескрайних просторах района, на территории которого располагалась злополучная дача Артема. В провинциальный городок я добирался своим ходом, на электричке.
Дорога оставила не самые приятные воспоминания. Когда я, уставший и злой, выбрался на привокзальную площадь, то местные аборигены разъяснили мне, что до здания РОВД надо добираться на автобусе, а пешком – хрен дойдешь. Торча на пронизывающем ноябрьском ветру в руинах того, что когда-то задумывалось как автобусная остановка, я мрачно размышлял об извилистых путях судьбы, непостижимым образом соединивших меня и этот проклятый городишко. Мысленно я называл его не иначе как Мухосранск. В современном русском языке это слово обозначает то же самое место, которое во времена Пушкина именовали Тьмутаракань. Даже теперь я не могу вспомнить его родное название, так что буду в дальнейшем именовать его именно Мухосранском.
Когда я уже настолько намерзся на остановке, что всерьез размышлял об уклонении от исполнения своего гражданского долга путем немедленного возвращения в Москву, нужный мне автобус все-таки соизволил подъехать. Помимо меня, в автобусе ехали двое подвыпивших парней, ссохшаяся злобная старушка и небритый кавказец, выяснявший с кем-то отношения по мобильнику на неведомом мне наречии. На мой вопрос о местонахождении РОВД водитель никак не отреагировал, видимо, полагаясь на магическое действие висевшего в салоне объявления: «Водитель справок не дает». Ссохшаяся старушка в ответ на тот же вопрос лишь злобно зыркнула в мою сторону и с ненавистью проворчала традиционное: «Понаехали тут!» Кавказец недоуменно воззрился на меня и, не прерывая мобильного диалога, бросил не менее традиционное: «Прости, брат, по-русски плохо понимаю». Подвыпившие парни с неодобрением покосились на него, и один громко прокомментировал:
– Во, блин, чебурек! Как на рынке торговать и всех ментов подмазывать, так он по-русски понимает. А человеку неместному подсказать, что да как, он не хочет! Слышь, брателла, тебе куда?
При слове РОВД парни впали в задумчивость, затем одного вдруг осенило:
– Так тебе в ментовку?! Так бы и говорил! Через одну остановку выйдешь и на другую сторону перейдешь. Двухэтажное здание. Понял?

Глава 2

Следователь Зоркин оказался молодым круглолицым веселым парнем. Увидев свежий шрам на моем лбу, он ухмыльнулся:
– Что с головой? Жареный петух клюнул?
– Нет, алюминиевый, – честно признался я.
– Я так и понял, что не жареный, – ухмыльнулся следователь. – Жареный обычно в другое место клюет.
Он явно расценил мой ответ как шутку, но у меня не было никакого желания вдаваться в подробности, и я промолчал.
– Ну что же, Меча… э-э……
– Мечислав Мстиславович, – подсказал я. Да, не каждый способен с ходу выговорить подобные имя-отчество.
Дело в том, что я происхожу из старинного польского шляхетского рода Булгариных. Правда это или нет, но так гласит наша семейная легенда, и я ее придерживаюсь – из уважения к традициям. В юности я на полную катушку эксплуатировал имя великого русского писателя Фаддея Булгарина, величая его своим прапрадедом. Это неизменно производило желаемое впечатление – особенно на девушек и их родителей. На самом деле прямых потомков Булгарина уже не осталось, но какая-то степень родства есть наверняка: род Булгариных в Польше был достаточно многочислен. Мой дед, так же как и великий Фаддей, был истинным славянофилом. И его симпатии отразились как на имени моего отца, так и на моем собственном. Согласитесь, что не очень-то легко жить в конце двадцатого века человеку по имени Мечислав Мстиславович!
1 2 3 4 5