Нет, Элиза не мыла полы и не готовила обед, но она выполняла все те многочисленные дела, которые обычно лежали на плечах хозяйки. В случае же настолько запущенного жилища, как дом Филиппа Ворма, это было слишком тяжелой работой. Отстояв целый день за прилавком, Элиза приступала к домашним делам. К тому времени, когда в доме гасили свет, девушка абсолютно без сил падала на свою узкую кровать и проваливалась в беспокойный сон. Дядюшкин дом незримо, но ощутимо давил на плечи, сковывал сердце и заставлял душу томиться в неизъяснимой тоске. Элиза прочувствовала на собственном опыте, что значит выражение «стены давят». Дом пригибал ее к земле и душил. Дядюшка ни на шаг не отходил от Элизы, постоянно подступая то с поучениями, то с похвалами. Но такая жизнь все же была лучше, чем прозябание на улице. Так, по крайней мере, утешала себя Элиза целых три месяца. Уже наступило лето, пансион миссис Мартинсон выехал за город, поэтому девушке редко удавалось увидеть сестер, лишь иногда она получала письма. Но не это беспокоило Элизу. Настоящая проблема была в том, что у нее почти кончились деньги. Несколько долларов и горстка медяков – вот и все средства. Конечно, пансион оплачен еще на три месяца вперед, но, как показал опыт, время летит быстро, а дядюшка не спешит выплатить обещанные деньги. Элиза несколько раз пыталась начать серьезный разговор, но Филипп Ворм был скользок и увертлив, словно червяк. Настаивать девушка не решилась. Пока не решилась.
Другая проблема состояла в том, что дядюшка был почти откровенно навязчив, даже развязен. Словно Элиза была не благовоспитанная и честная девушка да еще и его племянница, а… даже страшно подумать. Сначала Элиза старалась не замечать завуалированных намеков, но со временем они становились все более прозрачными и сальными. Несколько раз дядя почти до смерти ее напугал, однако потом обратил все в шутку. Элиза стала запирать дверь на ночь. Так больше продолжаться не могло.
Утро началось как всегда. Элиза встала, отдала распоряжения Келли, быстро позавтракала в одиночестве и открыла магазин. Обычно за кассой сидела унылая мисс Суон, худая и бледная блондинка, проработавшая на Ворма уже лет двадцать, но сегодня Элиза осталась без помощницы: накануне кассирша попросила выходной. Время до обеда тянулось ужасающе медленно. Элиза твердо решила больше не откладывать разговор, а потребовать от дяди полного расчета. Оставаться в этом доме просто-напросто опасно для ее чести. А честь – это все, что у нее есть.
Появились две покупательницы, со скучающим видом побродили вдоль прилавка, попросили показать отрез фланели на пальто, пощупали ткань. Элиза терпеливо ждала, пока дамы примут решение. Сама бы она никогда не купила столь некачественную ткань по такой высокой цене, но посетительницы, кажется, имели по этому поводу свое мнение. В магазине Уиверов подобную фланель даже бы не выложили на прилавок, а сразу вернули поставщику, еще и потребовали бы компенсацию за некачественный товар. Филипп Ворм же частенько скупал у фабрикантов именно некондицию и втридорога продавал брак доверчивым покупательницам. Расположенный в престижном квартале, богато отделанный и довольно широко рекламируемый, магазин «Парижские моды» на самом деле являлся низкопробным местом, но покупательницы были не в курсе изнанки торговли, поэтому все же приобрели шесть ярдов отвратительного качества фланели. Элиза подозревала, что ткань полиняет и сядет после первой же стирки.
Ну что ж, еще немного, и можно будет закрыть магазин и пойти к дяде, чтобы сообщить ему о своих намерениях. Элиза подозревала, что долго искать не придется. Филипп Ворм облюбовал в доме два помещения: столовую и кабинет. В других местах он появлялся, только преследуя Элизу.
Дядя оказался в кабинете. Он курил вонючую сигару и читал газету. Когда Элиза вошла, предварительно вежливо постучав, он даже не удосужился встать. Девушке пришлось подойти к столу и заговорить первой, привлекая внимание мистера Ворма.
– Дядюшка, – начала Элиза, стараясь унять дрожь в голосе. – Нам нужно серьезно поговорить.
Ворм отложил газету, встал, обошел стол, почти силой усадил Элизу на диванчик и устроился рядом.
– О чем же, моя дорогая?
– О моей работе. И об ее оплате, – перешла сразу к делу Элиза.
– А что не так? – искренне удивился дядя, сжимая в холодных ладонях руку Элизы.
– Я работаю уже три месяца, но вы не заплатили мне ни цента, – девушка чувствовала себя чрезвычайно неловко. Дядя сидел слишком близко, тема была слишком неудобная…
– Но у тебя же все есть, – проговорил дядюшка Ворм, придвигаясь еще ближе. Его колено уже почти касалось юбок Элизы.
– Но дядя! – Элиза вскочила, вырвав руку. – Мы же договаривались по-другому! Мне очень нужны деньги, чтобы оплачивать пансион сестер!
– О, не забивай свою хорошенькую головку, дорогая, твой дядюшка обо всем позаботится! – Ворм расстегнул пару пуговиц на жилете, до глубины души шокировав Элизу.
– Если… Если вы не намерены выполнять свою часть договора, то я считаю себя вправе отказаться от своих обещаний и устроить жизнь по своему разумению.
– Что ты имеешь в виду, моя дорогая? – Филипп Ворм встал и опять приблизился к девушке на недопустимо близкое расстояние. Элиза отпрянула. – Ты покинешь мой дом? Бросишь работу? И как ты собираешься добывать средства к существованию? Содержать сестер?
Элиза вскинула голову.
– Я найду работу, за которую мне будут платить, – как и планировала с самого начала. Кажется, ваше гостеприимство небескорыстно.
– Ну что ты, милая! – Дядюшка снова завладел рукой Элизы. – Я абсолютно бескорыстен, мне лишь хочется немного тепла и внимания. А ты так мила и так красива…
Элиза содрогнулась от отвращения. Пальцы дяди поглаживали ее запястье, перебираясь все выше. Она попыталась вырваться, но он держал крепко, почти делая ей больно.
– Отпустите меня, прошу вас! – взмолилась Элиза.
– Не стоит так нервничать, дорогая, – вкрадчиво проговорил дядюшка Ворм, притягивая девушку к себе. – Мы же одна семья!
Элиза рванулась изо всех сил, каким-то чудом выскользнула из мерзких объятий и бросилась прочь. Филипп Ворм не стал ее преследовать, а лишь выкрикнул в спину:
– Ты скоро приползешь ко мне на коленях, моя дорогая племянница!
Элиза выбежала на улицу, промчалась по Эндикот-стрит и остановилась лишь на площади перед «Все для леди». Без сил опустившись на скамейку, девушка разрыдалась.

Глава 4

– Мисс, вам плохо? Вам помочь?
Элиза подняла голову и увидела молодого нескладного парня, озабоченно склонившегося над ней. Он был одет недорого, но прилично: серые брюки, льняная рубашка и шерстяной жилет, а также большая кепка, сползавшая на уши. Человек не из высшего общества, однако явно не прозябает в подворотне.
– Спасибо за заботу. Я… я в полном порядке, – выдавила девушка.
– Не похоже. – Юноша улыбнулся. – Можно я присяду рядом?
Элиза пожала плечами и подобрала юбки. Парень устроился на краю скамейки и как ни в чем не бывало представился:
– Пит Свон.
– Элиза Уивер.
– Я понимаю, что жизнь – отвратительная штука, – меланхолично глядя в ясное небо, заявил Пит. – Но столь очаровательные девушки не должны рыдать на скамейках.
– Извините, но вы, как мне кажется, суете нос не в свое дело. – Элизе надоело, что все ведут себя с нею так, словно… словно она – не леди. Пусть она бедна, но… она воспитана как леди, одета как леди, ведет себя как леди. Разве бедные люди не достойны уважения?
– Простите, я не хотел вас обидеть. Но вы… словно символ того, как этот ужасный мир ломает чуткую душу, словно цветок, упавший под колеса экипажа!
Элиза вытерла уже почти высохшие слезы и во все глаза уставилась на молодого человека. Неужели ее угораздило повстречать настоящего бродячего поэта-романтика? Парень меланхолично наблюдал за оживленным людским водоворотом на площади и больше ничего не говорил. Элиза тоже бездумно уставилась перед собой и погрузилась в беспросветную тоску. В кармане чуть меньше трех долларов. На ней ее единственное приличное платье. Белье, шляпка и второе, траурное, платье остались в доме на улице Эндикот, куда Элиза не станет возвращаться ни за что в жизни. До темноты всего несколько часов, а ей даже нечем заплатить за ночлег в самой недорогой гостинице.
– Вас, наверное, постигла та же участь, что и меня, – тяжко вздохнул Пит.
– Это весьма маловероятно, – грустно улыбнулась Элиза.
– Я попытался устроиться приказчиком в этот притон вопиющей роскоши, а мне предложили всего лишь работу рассыльного. Это просто оскорбительно. – Пит кивнул в сторону бурлящего от посетителей «Все для леди». – Видите ли, у них нет свободного места для приказчика, есть только должность для девушки в отделе готового платья. Жаль, что я не девушка. У приказчиц из отдела готового платья самый большой оклад, да еще и проценты с продаж…
Элиза встрепенулась.
– Во «Все для леди» есть место для приказчицы?
– Есть, – вздохнул Пит. – А мне пришлось согласиться на рассыльного.
– Я должна попробовать… – Элиза вскочила со скамейки, расправила юбки, прикоснулась к волосам, проверяя прическу. – Я должна получить это место! Спасибо вам!
Молодой человек проводил взглядом стремительно удаляющуюся девушку и снова душераздирающе вздохнул.
Магазин готовился к летней ярмарке, а Пол Спенсер – к самым важным переговорам за последние пять лет. Подготовка в основном заключалась в неумеренно бурной светской жизни. В эту ночь Пол совсем не спал, сопровождая Сюзан вначале на бал у одного знакомого биржевого маклера, а потом на ужин и в театр. Так что утром он, как бывало уже не раз, поднялся в свой кабинет, расположенный на третьем этаже ротонды, прямо над кассами, все еще во фраке и белом галстуке. Служащие только начали появляться на своих рабочих местах, когда Пол уже сидел за своим столом, вид у него был вполне бодрый, взгляд живой, а цвет лица такой свежий, словно он провел десять часов в мягкой постели в полном одиночестве. Плавно изгибавшаяся, полностью застекленная стена за спиной Спенсера заливала утренним нежным светом кабинет, обставленный дубовой мебелью со светло-кофейной репсовой обивкой. Ласковое солнце касалось полированного темного дерева, замирало на шляпках медных заклепок, скользило по вощеному паркету из лиственницы. Пол придвинул к себе папку со срочными документами и взглянул на единственную картину, украшавшую кабинет. Это был портрет его безвременно умершей жены, Элис Фортенгил. Злые языки до сих пор судачили про «странную кончину» богатой наследницы, но Пол не обращал на пересуды ни малейшего внимания. С тех пор как Элис не стало, Спенсер хранил о ней самое теплое и самое почтительное воспоминание и никогда не скрывал свою сердечную признательность супруге за то богатство, которым она одарила его, выйдя за него замуж. И теперь, прежде чем приступить к работе, он улыбнулся портрету.
В дверь постучали, и, не ожидая ответа, в кабинет вошел заместитель Пола Спенсера Стенли Буден. Трудно было представить двух более непохожих друг на друга мужчин, чем эти двое. И характер, и темперамент, и внешность – все абсолютно и диаметрально противоположное. Стенли был невысок, смугловат и светловолос, темперамент имел холерический, а характер – неопределенный, даже аморфный. Несмотря на все различия, мужчины проводили много времени вместе как на работе, так и вне ее. Впрочем, они и карьеру начинали одновременно здесь, в магазине, когда он занимал всего лишь половину первого этажа здания, построенного как большой крытый рынок, где помещения сдавались в аренду нескольким десяткам торговцев самыми различными товарами: от белья до мебели. Умный и компетентный Буден, казалось, без труда мог бы во всем превзойти своего менее серьезного и вдумчивого коллегу, с виду легкомысленного и постоянно попадавшего в какие-то предосудительные истории с женщинами. Но у Будена не было ни проблеска таланта, чуть ли не гениальности, присущей Полу Спенсеру, ни его покоряющей изящной красоты, ни его смелости, ни его дара предвидения, ни его тонкого понимания женских желаний и устремлений. Как человек разумный и разбирающийся в тонкостях торгового предприятия, Буден с самого начала во всем следовал за Полом и признавал его главенство. Постепенно пройдя все стадии от продавца до заведующего отделом, а потом вознесясь, словно на крыльях, вслед за своим другом и покровителем, Буден теперь был главным заместителем Пола и надеялся стать совладельцем «Все для леди».
Пол, не отвлекаясь от бумаг, поинтересовался:
– Как спал, Стенли?
– Отлично. А ты?
– Я совсем не ложился.
– Вредно.
– Вредно много спать. От этого тяжелая голова, мешки под глазами и общая слабость. Развлечения и увеселения продлевают жизнь.
Буден пожал плечами:
– Я предпочитаю соблюдать меру, иначе я умру молодым, не успев насладиться жизнью.
Такие ежеутренние пререкания вошли у партнеров в привычку. Успех в бизнесе и власть над женскими умами и кошельками по-разному подействовали на них. Пол всегда относился к женщинам с преувеличенным восторгом, преклонялся перед ними, льстил им и постоянно поддавался новым увлечениям, что было своего рода рекламой для «Все для леди». Спенсер словно ласкал и нежил всех женщин Бостона одновременно, не отдавая предпочтения никому конкретно, одаряя всех одинаково, одурманивая и держа в своей власти.
– Вчера я сопровождал миссис Сюзан Фишер, так что можно сказать, что я занимался делами, а не удовольствиями, – сообщил Спенсер, отложив последний документ.
– И вы провели с ней всю ночь? – иронично уточнил Стенли.
– Что ты, она же порядочная вдова и истинная леди. Потом я ужинал с Маргарет, примой из «Тафтс». Глупа, но чертовски забавна.
Буден остановился у стены-окна и окинул взглядом площадь, постепенно наполняющуюся народом.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4