Сергей Михайлов
Стрела архата
Посвящаю моей дочери Светлане

Эти существа обладают сверхъестественными
возможностями: они окончили свою эволюцию
на этой планете, но остались с
человечеством с целью облегчить его
духовный прогресс.
Архат - человек, который в течение своей
долгой планетарной эволюции освободился от
всякой привязанности к земному
существованию и от долгов кармы.
Эндрю Томас "Шамбала - оазис Света"


ПРОЛОГ

Тропа оборвалась, внезапно вынырнув из густых зарослей гигантского
бамбука, и словно растворилась в небольшой, вымощенной камнем и
утрамбованной сотнями босых ног желтолицых туземцев безлесной площадке.
Словно купол, смыкались зелёные кроны высоких гибких деревьев, образуя
непроницаемый свод и пресекая солнцу путь в святая святых малочисленного
дикого народа, населяющего этот забытый Богом уголок земли. Здесь царили
вечный полумрак и безмолвие, и лишь шелест змей в сухих опавших листьях да
редкие крики разноцветных попугаев нарушали порой таинственный покой
неподвижного воздуха, и даже в часы богослужений и великих праздников
принесения жертв торжественная тишина оставалась нетронутой и продолжала
главенствовать в этом маленьком мистическом мирке.
В самом центре площадки устремился ввысь, безуспешно пытаясь достичь
купола навеки сплетённых ветвей зелёного свода, удивительный храм - земное
пристанище божества, именуемого Маро. Храм был сложен из огромных гранитных
плит, обтёсанных терпеливой человеческой рукой и временем. Он представлял
собой высокое причудливое строение правильной пирамидальной формы и состоял
всего лишь из одного помещения.
Высокий стройный человек средних лет в нерешительности остановился на
пороге Храма Бога Маро и задумчиво созерцал тусклые отблески пламени на его
внутренних стенах. Человек был погружён в свои думы, и нерешительность его
объяснялась не встречей с таинственной древней культурой, живущей и поныне,
а концом тропы, заканчивающей своё существование в недрах этого странного
строения. Его мысли носились далеко за пределами этой земли, в далёкой
северной стране, откуда он был родом, и тропа, приведшая его сюда, была
лишь чуть заметным пунктиром в сложном и долгом пути на родину.
Человек переступил порог Храма и словно очнулся. Поток мыслей
пресёкся, разбился о что-то непреодолимое и рассыпался подобно бисеру.
Пространство, заключённое в вековых гранитных стенах древнего святилища,
было наполнено взглядом Бога Маро. Глаза Христа в христианских соборах или
Будды в тибетских пагодах мертвы и бесстрастны, глаза же Маро светились
вечной жизнью и обжигали страстью. Взгляд божества проникал в самый
отдалённый, самый тёмный уголок Храма, зажигая там неземной огонь. Верующим
он нёс любовь и надежду, сомневающихся звал в лоно истинной веры, врагам
обещал неминуемую смерть и адские муки, людям же равнодушным бросал вызов
либо леденил душу ответным равнодушием. Но до сих пор нога равнодушного не
переступала порога Храма.
Человек, стоявший при входе в святилище, был первым, кто встретил
взгляд Бога Маро спокойно, хотя и с некоторым чувством замешательства и
недоумения. Неприятный холодок прополз по его спине - и только. Человек
пожал плечами и хотел было покинуть Храм, но в тот же миг Верховный Жрец,
безмолвно молившийся перед статуей зрячего Бога и остававшийся доселе
незамеченным для вошедшего, внезапно выпрямился и резко обернулся. Длинный
чёрный плащ с белоснежно-белым подбоем грациозно ниспадал с его точёных
плеч, наполовину скрывая величественную фигуру его владельца, орлиный взор
гневно сверкал из недр глазных впадин. Верховный Жрец издал гортанный
возглас и вскинул тонкую руку по направлению к выходу. Этот жест не
требовал комментариев и не знал языковых барьеров. Этот жест был понятен
всем. Случайный человек снова пожал плечами, повернулся и, повинуясь Жрецу,
вышел из Храма. Вскоре он исчез на тропе, скрытый плотной стеной бамбуковых
стволов.
Верховный Жрец воздел руки к лику древнего божества.
- О Великий Маро! - воскликнул он. - Лишённый Души осквернил твой
Храм, но он уверует в тебя! Верь ничтожнейшему из слуг твоих, Всемогущий
Бог!.. Все сюда!
Повинуясь последнему призыву, в Храм медленно вошли пятеро жрецов -
все в чёрных плащах, но без белого подбоя. Один из них был с повязкой на
глазах.
- Пусть Тот, Кто Несёт Взгляд подойдёт ко мне! - повелел Верховный
Жрец.
Человек с повязкой медленно приблизился к нему.
- Сними оковы с очей своих!
Повязка упала на пол, и юноша - Тот, Кто Несёт Взгляд - поднял глаза
на Верховного Жреца. И - о, чудо! - взгляд его засиял тем же божественным
пламенем, что и взгляд Бога Маро. Тот же огонь, та же сила, та же
страсть... Словно разряд электрического тока пронизал тела избранников
Божьих.
- Храм Великого Маро осквернён неверием, - загремел грозный голос
Верховного Жреца, - но вера Божья настигнет Лишённого Души. Он не
превратился в пепел под всесжигающим взглядом Маро - значит, он слеп; он не
внял моему призыву - значит, он глух. Ты, Несущий Взгляд, последуешь за
ним. Твой взгляд, равный взгляду божественных очей Маро, должен настичь
осквернившего Храм и решить его судьбу. Видевший Бога и не принявший его -
мёртв. Это закон. Иди и выполни свой долг. Великий Маро ждёт его душу.
Шестеро жрецов воздели руки к лику повелителя и прочитали короткую
молитву на древнем языке их племени. Потом Тот, Кто Несёт Взгляд приложил
правую руку к груди, поклонился поочередно каждому собрату по вере и молча
покинул Храм.

Глава первая


Жёлтые квадраты дрогнули и медленно поползли по мокрой насыпи. Мерный
стук, возникший одновременно с движением, быстро нарастал. Вот уже светлые
квадраты сменились единой жёлтой полосой - и вдруг оборвались. Мгновенно
стих и стук, но не совсем, а медленно удаляясь в тьму ночи. И наконец
плавный поворот поглотил несущуюся в неизвестность электричку. Всё смолкло
и погасло. Одна лишь белая луна мёртвым светом серебрила верхушки высоких
елей и две длинные, уходящие в бесконечность, ниточки рельсов.
Человек вздохнул, поправил за плечами зачехлённое ружьё и быстро
зашагал вдоль железнодорожного полотна вслед ушедшему поезду. Позади
осталась одинокая, какая-то неуместная здесь и совершенно безлюдная
платформа с уже успевшей высохнуть после грозы сиротливой табличкой
"Снегири".
"Бедная девочка! - бормотал человек себе под нос. - Бедная, бедная
девочка".
Он был в высоких сапогах и длинном брезентовом плаще с капюшоном.
Весь его вид выдавал в нём бывалого и опытного охотника. Несмотря на
тёплую, безветренную летнюю ночь, капюшон был накинут на голову, полностью
скрывая его лицо, и лишь изредка, когда свет бледной луны случайно падал на
его фигуру, можно было различить острый взгляд блестящих глаз чем-то сильно
озабоченного немолодого мужчины.
"Каков подлец, а? Каков подлец! Совсем ведь девчонка ещё, а он...
Нет, пуля - это как раз то, чего он достоин:"
Метров через сто пятьдесят он круто свернул влево на широкую,
размытую дождём просёлочную дорогу и пошлёпал по её вязким лужам своими
сапогами-вездеходами. Грязь хлюпала и чмокала под его ногами, затрудняя
движение, но человек в плаще, казалось, не замечал этого. Он шёл по лунному
коридору, стены которого высоко вздымались по обе стороны от дороги и
где-то вверху, в верхних слоях атмосферы, заканчивались неподвижными
чёрными кронами елей и сосен. В недрах леса заухал филин, вспугнув
несколько летучих мышей, тени которых на мгновение ясно обозначились на
фоне холодной луны. Воздух был свеж и прозрачен, промытый дневной грозой, и
вдыхать его было настоящее блаженство, но человек с охотничьим ружьём был
мрачен и невосприимчив к красотам природы. Он шёл на охоту, но охоту
необычную.
"Убить - это не так страшно, - успокаивал он себя, - особенно когда
убиваешь мерзавца. В Афгане я стрелял в людей, выполняя приказ, и видел,
как они корчились в горячей пыли, истекая кровью и проклятиями. В тайге не
раз бил в упор по оленю или медведю - и тоже видел их судороги. Но в одном
случае была война, в другом - охота. И то, и другое оправдано и законом и
нашей моралью. На что же я иду сейчас? На войну? На охоту? Война - это
единоборство с вооружённым противником, к которому испытываешь ненависть.
Охота - тоже встреча с противником, но заведомо более слабым и ненависти не
вызывающим. На что же иду я? Он безоружен и слабее меня - значит, это
охота, но он ненавистен мне, значит.... Значит, это убийство! Нет, не
думать об этом, не думать:"
Лес справа кончился, уступив место бескрайнему полю, перерезанному
посередине глубоким шрамом оврага с извилистым ручейком на его дне; ещё
одна луна, украшенная кувшинкой и плывущая против течения, весело
подмигивала из глубины ручья своей сестре - той, что наверху, -
бесстрастной и холодной в своём величии. Но и немой диалог двух
сестёр-близнецов не вывел человека из состояния мрачной задумчивости. Во
всех этих деталях ландшафта он видел лишь ориентиры, которых следовало
придерживаться, чтобы выйти в нужное место, - и ничего больше. Чутьё
охотника и подробный рассказ одного из сослуживцев, хорошо знавшего эти
места, безошибочно вели его по чужому лесу.
"Ведь есть же такие подонки! Слышал об этом, но никак не думал, что
это может коснуться моей семьи. А ведь так всегда! Никогда не ждёшь, что
беда придёт именно в твой дом, а когда она всё же приходит, бывает уже
поздно. Что ж, пусть поздно. Зато этот мерзавец получит по заслугам.
Сполна!"
Дорога свернула и тут же упёрлась в аккуратный дачный посёлок,
окружённый сетчатым забором. На ближайшем доме висела табличка, удачно
освещённая ночным светилом.
- Первая Лесная Поляна, - прочитал человек. - Так. А мне нужна
Третья, дом двенадцать. Что ж, будем искать.
Поиски продолжались недолго и вскоре увенчались успехом. Человек
осторожно подошёл к нужному дому и бесшумно отворил калитку. Его встретила
тишина. Значит, собаки не было.
Похоже, что собак не было ни у кого. Посёлок был новым, кое-кто ещё
строился, многие дома пустовали - проблема приобретения четвероногих
сторожей пока что ещё не была столь острой для свежеиспечённых дачников.
Тем более, что в специально отведённой будке в центре поселка по ночам
дежурил настоящий, двуногий, сторож, который, правда, обычно спал, как и
все, впрочем, нормальные люди. Спал он и сейчас, хотя свет в сторожке
горел.
Горел он также в одном из окон дома номер двенадцать по Третьей
Лесной Поляне. Это поначалу смутило человека в плаще, но уже в следующее
мгновение он снова был полон решимости. Тем лучше, решил он, при свете
будет легче ориентироваться. Он осторожно поднялся на чуть скрипнувшее
крыльцо и легонько толкнул дверь на веранду. Дверь оказалась незапертой.
"Однако! Этот тип как будто ничего не боится. Значит, считает, что
совесть его чиста. Вот мерзавец! Тем легче мне будет исполнить задуманное.
По крайней мере, и моя совесть не намного запачкается. Пусть подыхает,
собака, в своей конуре! Другого он не заслуживает!.."
Последние сомнения рассеялись в душе охотника. Он уверенно, но
осторожно, подчиняясь скорее охотничьей привычке, чем осмысленному решению,
вошёл в дом. В темноте расчехлил ружьё. Лунный блик зловеще сверкнул на
лакированном прикладе. Человек привёл оружие в готовность и повернул ручку
следующей двери. И снова тьма и пустота...
Нужная дверь оказалась четвёртой по счёту. Из-под неё выбивался
тусклый свет настольной лампы и какойто знакомый, но неуместный здесь
запах. Последнюю дверь он открывал мучительно долго, сконцентрировав всю
свою энергию в пальцах руки. В образовавшуюся щель он увидел большой
письменный стол, заваленный бумагами, и спину мужчины, неподвижно сидящего
на уродливом стуле с низкой спинкой. Мужчина спал, уронив голову на стол.
Комары почему-то не садились на его оголённую шею.
"Он! Какая удача, что спит! Или разбудить? Нет, не надо. Пусть
подыхает так:"
Охотник поднял ружьё и тщательно прицелился. Палец уверенно лёг на
курок и стал медленно вдавливаться в него. Ненавистная спина заполнила
собой всю комнату. Спусковой крючок внезапно провалился, и...


Глава вторая

:грохнул выстрел. Максим Чудаков, допоздна просидевший над романом
Агаты Кристи, в котором тщедушная пожилая леди проявляла поистине чудеса
сообразительности и учила полицию, как надо ловить преступников, спросонья
вскочил с постели и ошалело уставился в темноту. Что это? Послышалось? Или
действительно кто-то стрелял?.. Чудаков крадучись подошёл к окну и
осторожно вгляделся в ночную тьму. Одно из окон дачи профессора Красницкого
светилось тусклым огнём. Наверное, настольная лампа... Их дачи стояли рядом
- почти соприкасаясь, словно близнецы, стандартными коробками своих домов.
Неяркий свет из окна соседней дачи падал на цветочную клумбу. Самого окна
Чудакову видно не было.
Чья-то тень мелькнула прочь от дома профессора Красницкого и
растворилась в ночи. Сердце Чудакова бешено забилось. Вот оно - настоящее
дело!.. Судорожно сунув ноги в брюки, он кинулся к выходу.
Фигура человека в плаще с капюшоном и охотничьим ружьём за плечами
быстро удалялась по направлению к станции. До слуха Чудакова отчётливо
доносилось чавканье его сапог. Сорвавшись с крыльца, он бросился за
незнакомцем, утопая импортными кроссовками в грязи просёлочной дороги.
- Эй! Стойте! - крикнул Чудаков, безуспешно пытаясь догнать
незнакомца в плаще.
1 2 3 4