К нам подходит, свою сивую голову низко перед нами склоняет да и говорит нам провинившимся голосом: "Извините нас, ребятки, очень уж извините. Ошибка у нас произошла. Мы вас по недоразумению за соседских браконьеров приняли. А вы-то в самом деле оказались посланцами из другой цивилизации. Тысячи извинений, тысячи извинений".
Ну мы люди не гордые, видим такое дело, извинили их, ву а они тут же нас в самолет да в свою столицу.
- Ну а как с тем следователем стало дело?
- А ему после этого по шапке дали.
Так он потом за нами вдогонку: простите, братцы, то да се. Чуть ли не на коленях полозит перед нами - хочет нас разжалобить.
Да только нам не до него. Мы на него даже и не; поглядели.
Привезли нас в столицу, в распрекрасный город. Поселили в самом центре в роскошном дворце.
Тут у нас голова прямо кругом пошла. Что ни день, то приемы, встречи, званые обеды, улыбки, цветы, рукопожатия, пресс-конференции.
Про фотографии в журналах и газетах я молчу. Их столько, хоть три комнаты обклеивай.
А какие нам богатые подарки дарят. Прямо складывать не знаем куда.
Вот как жизнь наша переменилась.
Президент ихний, такой щупленький старичок, тоже в честь нас прием устроил: подвезли его к нам на колясочке, он нам руки пожал, пару приветственных слов прошепелявил.
А его секретарь здесь же нам вот эти медали повесил.
Вот эти самые.
И все бы ничего. Да надо же случиться такой беде - не беда, прямо целый пожар: втюрилась в меня внучка этого самого президента. Люблю и все. И больше нет у нее никаких слов.
Конечно, удивительного тут я ничего не вижу - парень я видный - не одна девчонка по мне засохла в свое время.
Да и сейчас.
И звать эту президентову внучку Люсей. Так ничего себе, все у ней на месте. Не то что иная там мордоворот или стиральная доска. Такая же длинноногая, как и все.
А я в длинноногих толк знаю.
Ну я парень не промах - любит, это хорошо.
А Юрка меня одергивать стал: как, мол, у тебя все это быстро. Раз, и в сани. Смотри, как бы чего не вышло.
А я ему отвечаю: "А чего смотреть-то? Сам-то ты что говорил, вспомни. Мне, мол, с другой цивилизации надо. Вот она и цивилизация другая. Или, может, не такая, какую хотел. Ну смотри, твое дело".
Гляжу парень заробел.
А я не из робких. А чего теряться? Главное, лови момент!
Тем более, она на меня так и виснет.
Конечно, я особо никаких расчетов не строю, но подружить немножко можно.
А она, девка, чую: в меня крепко вцепилась. И главное, клонит дело к женитьбе.
Покрутил-повертел я головой и думаю: "А! Была не была, женюсь".
И то еще интересно: вот, думаю, удивлю народ в деревне, когда заявлюсь после свадьбы домой. Все от удивления так и покатятся - это же надо, Ванька Печенкин откуда невесту привез.
"Ладно, - говорю, - я не против".
Только думаю, надо у какого-нибудь врача знакомого проконсультироваться - не будет ли мне никакого вреда от этой женитьбы. Вдруг во вред.
Знакомый врач, тамошний, мне и говорит; да нет, вреда не будет. Только вам необходимо учесть одно обстоятельство. Невесте нельзя ехать на Землю.
"Да это-то почему?" "Да воздух там у вас не такой, неподходящий. Она им отравиться может".
"Как так? - спрашиваю, - я-то же дышу, живой".
"А нашим людям нельзя вашим воздухом дышать. Он губительный для организма нашей цивилизации".
Вот это да. Тут-то я и взадпятки.
Оно, конечно, и жениться можно, но и навечно оставаться там мало резону. Везти ее домой тоже бессмысленно - она у нас только в скафандре может ходить.
Да, только в скафандре. Без скафандра уже нельзя. Только что же это мне за жена - в постель и в скафандре.
"Нет, - думаю, - такая мне жена не нужна. Как же это так?" Тут у меня и интерес к ней весь испарился.
Скучно даже стало.
А она, видит, что я заскучал, да и спрашивает, в чем, мол, дело.
"Так как же, - говорю, - больно жизнь у нас с тобой предстоит интересная".
"А ничего, - говорит, - у нас останешься и будешь здесь жить".
Вот так-то дело вышло.
Я было туда, я было сюда - а никуда.
А она свою линию гнет и баста.
Говорит: "Вдруг у нас ребенок будет?"
"Да с чего?"
"Как это с чего?"
Делать -нечего, наряжаюсь в свадебный костюм, под ручку и в загс.
А голова работает, как в кино: тук-тук, тук-тук, туктук, как смыться-то?
Только впереди корреспонденты, а позади толпа, выскочить-то некуда. Шум, значит, гам. Как же, президентская внучка замуж выходит.
Только к загсу подходим, а я ей и говорю: "Люсь, а при мне ведь паспорта нет".
"Как нет? А где же он?"
"Да я его в ракете позабыл". Вру, конечно.
А она мне: "Вот беда! Ну да ладно и без паспорта как-нибудь дело уладим".
"Да нет, - отвечаю, - я без паспорта не могу. У нас на Земле так заведено: как зарегистрировались, так печать ставят в паспорт. А без печати-то брак недействительный".
Это малость на нее подействовало.
Но вывернулась: "А мы сейчас Кукарекуса (это брат ее) пошлем, он тебе его и привезет. Ты только скажи, где он там у тебя лежит?"
"Да он не найдет!"
"Так поехали вместе".
"Ну уж, куда там! Ты все свои кружева помнешь и прическу порастрепешь. Тогда какой может быть загс. Я вот Юрку возьму, мы с ним мигом туда и обратно",
"Только, Ваня, не задерживайся".
Скок в машину и к ракете нашей.
Ее к тому времени тоже в столицу доставили.
Примчались к ракете своей, мигом в нее забрались, жмем что есть силы на стартер, даем сколько есть газу - и поминай, как нас звали.
Ну а они, наверное, в чем дело сразу-то и не поняли.
А потом вдогонку.
Да только нас сам черт теперь не догонит.
Летим. Я даже песню от удовольствия запел. Так легко и просторно стало у меня на душе.
Уже далеко от планеты отлетели.
Тут-то я только и вспомнил - подарки-то мы в спешке позабыли все подчистую. Только вот медаль как на груди висела, так и осталась.
Вот жалко-то.
Ну да и не возвращаться же обратно. Рад и так до смерти - вырвался на волю.
А Юрка нос опустил, загоревал: что, мол, на работе скажут, три месяца глаз не казали. Не посадили бы.
"Ничего, не робей! Все уладим!" Прилетаем в Юркин трест, заявляемся в контору, а они так и выпучили все глаза: "А мы думали, что ты погиб. Полтора месяца поиск вели - думали, уж все.
Уже и в бухгалтерии тебя из ведомостей вычеркнули".
Потом все уладилось. Я пошел к ихнему директору, все рассказал - так, мол, и так.
А он: "А где доказательства, что это так?" "А вот медаль".
Поверил. А куда он денется?
Конечно, не заступись я, Юрке бы хорошо влетело.
А так только два строгача вкатили, на этом дело и кончилось.
С ракеты его не сняли. Ну да понятно. Он у них до этого всю дорогу в передовиках числился, водитель он ценный. Да и так разобраться - народ у них не ахти держится, шибко-то не расшвыркаешься.
Уладил я там дела и домой, в деревню.
Только вернулся, передохнуть минуты не дали, хвать за шкирку и в контору к председателю.
"Где разгильдяй все лето пропадал! - кричит тот. - Выгоню из колхоза!" Эко запугал. Выгонит.
Да меня после всего того, что я там видел, теперь ничем не испугаешь. А кроме того, трактористы на дороге тоже не валяются. Сегодня выгонишь, а завтра пожалеешь. Кто зябь-то пахать будет?
- Ваньк, а Ваньк, а не дал ли ты маху: дед-президент того гляди бы и помер, так вместо него, глядишь, бы тебя в президенты по родственной линии двинули?
- В президенты? Держи карман шире. У них там народ по триста лет живет. Дождешься там. Я спрашивал.
- Да тебе сбрехнули, поди, а ты и поверил. И про воздух наш, поди, тоже наврали. Там, поди, свой какойнибудь кавалер к ней лыжи подмазывал? Слышь, чего говорим-то?
- Да не может быть!
- Вот тебе и не может быть.
Ванька досадливо хмурит лоб.
- Да, Ванька, проморгал-проморгал. Тут ничего не скажешь, точно проморгал.
- Ну уж и не скажи!
Ванька пытается еще что-то возразить.
Ванька не успевает открыть рот, как тут раздается озлобленный бригадирский голос:
- Печенкин!? Да это в конце концов что такое? Ты работать-то сегодня собираешься или не собираешься? Или лясы будешь точить до самого вечера. Глянь на часы, уже одиннадцать скоро, а ты еще с места не трогался. Ну-ка, заводи сейчас же трактор!
Печенкин нехотя поднимается:
- Во-во, начинается.
- Давай, давай, нечего отбрехиваться.
Ванька идет к трактору и под нос себе ругается:
- Да щас. Чего шуметь, щас и заведу. Ну и жизнь пошла. Лишней минуты посидеть некогда.
И вздыхает: - Эхма...

1 2 3