Но вернувшись с работы, Олег Петрович вспомнил о замеченном сходстве. Он долго вглядывался в ангела, повертывая его на столе и так и эдак, пока не понял, что его лицо напоминает Фаду - у нее были такие же громадные раскосые глаза. А если бы они были пропорциональные?
Он взял лист ватмана и попробовал нарисовать это же лицо, но с глазами обычной величины. И когда он наносил последние штрихи, на него глянула... Афина Павловна! Что это, действительно сходство или он просто такой плохой рисовальщик, что вместо одного лица сделал совсем другое!
Это настолько его заинтересовало, что он взял фотоаппарат, заснял лицо ангела с разных точек, прошел в чуланчик, где у него был фотоувеличитель, проделал необходимые процедуры и получил снимки различного увеличения. Потом он безжалостно вырезал у ангелов глаза вместе с бровями на большой карточке и на меньшей, приклеил карточки на ватман и в вырезы большой карточки вклеил глаза с меньшей. Конечно, остались просветы, но отойдя от фотографии подальше, он перестал их различать и убедился, что снимок и впрямь смахивает на Афину Павловну. А когда он проделал то же самое с меньшей фотографией, то стало еще разительнее сходство уже с Фадой.
Открытие настолько поразило Олега Петровича, что он остолбенел. Предположить, что много лет назад кто-то вылепил существо, которое он видел на днях во сне, казалось сплошным абсурдом. Но через минуту он подумал, что все могло быть как раз наоборот: он так привык к статуэтке, что она и приснилась ему.
Олег Петрович продолжал внимательно рассматривать статуэтку. Крылья ангела были небольшие, несколько отведены назад и немного развернуты, словно ангел или только готовился взлететь, или не закончил их складывать после полета. Да, они определенно были малы для Земли, с такими у нас не взлетишь. Для Земли их поверхность, по инженерной оценке Олега Петровича, пришлось бы увеличить раза в два или в три. Но тогда они никак не уместились бы в сложенном виде за спиной, получится громоздко. Значит, планета, с которой прилетела Фада, была значительно меньше Земли, а из того, что все пришельцы снились без крыльев, следовало, что крылья были не частью их организма, а механизмом, вроде нашего велосипеда.
Внутренне рассмеявшись над тем, что стал придавать сну значение действительности, Олег Петрович поставил ангела на обычное место и занялся приготовлением запоздавшего ужина...
На другой день Олега Петровича снова с утра вызвали в заводоуправление.
- В главке интересуются подробностями уфимского испытания, - огорошил директор, едва успев поздороваться. - Придется вам съездить.
- Представил же я отчет, разве не читали? - удивился Олег Петрович.
- Отчет прочитали, утвердили, остались довольны, теперь пожелали говорить лично с вами. Насколько я понял из телефонного разговора, речь пойдет о дальнейшем усовершенствовании.
- Но почему именно со мной?
- Это Лев Васильевич их ориентировал на вас, ему виднее, я полагаю. Кстати, он просил вас зайти перед отъездом. Командировка ваша - у секретаря, получайте аванс и - в добрый путь. Или вы не согласны?
Олег Петрович не возразил, а директор достал из стола какую-то бумагу и протянул ему:
- Ознакомьтесь, между прочим.
К удивлению Олега Петровича, это оказалась бумага с грифом министерства, в которой некто Лаптевников - чин, должно быть, немалый, довольно сердито указывал руководству завода на недопустимость "разбазаривания средств и энергии на махинации", связанные с обменами сортов металла. В конце письма товарищ Лаптевников даже предупреждал о том, что "при обнаружении повторных действий такого рода, он вынужден будет прибегнуть к административным мерам".
- Вот так удружил я вам своим сочинительством! - потерянно пробормотал Олег Петрович.
- Не огорчайтесь. Мы не очень-то и рассчитывали на лучшее, а дело будем продолжать по-своему, невзирая на угрозы. Нам нужно план выполнять, и покуда мы с этим справляемся, ничего с нами не сделают. А в министерстве все таки сколько-то почешутся после нашего щипка. Возможно, что-нибудь и улучшат...
У Льва Васильевича оказалось попутное поручение. Когда-то он подал заявку на изобретенный им электрод, но ему пришел полуотказ. Поэтому он попросил Олега Петровича зайти во ВНИИГПЭ и попытаться отстоять заявку. Удивляться было нечему, командированному всегда навязывали разные "попутные" дела, так что Олег Петрович сгреб документы в портфель и пошел получать аванс...
В Москве он всегда чувствовал себя захолустным провинциалом. И с каждым новым приездом столица представлялась все более негостеприимной, терпящей его как инородное тело, которое следует измотать и скорее отбросить. Суета и грохот улиц подавляли.
В главке дело разрешилось, как говорится, "к взаимному удовлетворению сторон", однако время ушло, ехать во ВНИИГПЭ было поздно и следовало позаботиться о ночлеге.
Ох уж эти московские гостиницы, - до чего же трудно рассчитывать устроиться в них простому командированному. Олег Петрович сразу же поехал в Останкинскую, но и там висела табличка "мест нет". Значит, запишись в очередь и проводи томительные часы ожидания в вестибюле, если не хочешь ночевать на вокзале.
Тут Олег Петрович вспомнил о Погорельском, который находился в "Заре", и быстро отыскал его в одном из номеров, занятых курсантами. Сначала он даже не узнал Погорельского в представительном военном, открывшем ему дверь номера. Волосы у Погорельского отросли ежиком и придавали ему чуть ли не генеральский вид. Форма сидела на нем привычно, ловко и была к лицу.
"Должно быть, решил износить на стороне свою капитанскую форму, оставшуюся от службы, пока моль не съела", - подумал Олег Петрович и с ходу рассказал о своем затруднении с ночлегом. На его счастье Погорельский довольно легко уговорил своего товарища, такого же курсанта, как и он, переночевать у родных, и у Олега Петровича оказалось, таким образом, пристанище, можно сказать, "подпольного" образца, помещавшегося, правда, на четвертом этаже.
На другой день занятия у Погорельского начинались с двух часов, и поэтому с утра он напросился сопровождать Олега Петровича во ВНИИГПЭ:
- Надо же практически ознакомиться с тем, как экспертов уламывают, в институте ведь этому не учат - сказал он, и Олег Петрович согласился, но поставил одно условие.
- Смотри и слушай, но не вякни что-нибудь под руку, а то можешь испортить песню. Сиди себе, поглядывай и помалкивай в тряпочку.
- А если меня спросят?
- Все равно отмолчись. Кивни или головой поверти. В крайнем случае скажи да или нет.
Некоторый опыт таких переговоров у Олега Петровича имелся еще с тех времен, когда он "пробовал" свои изобретения, а в данном случае решение по заявке было не окончательным, без "черного уголка" и оставалась еще некоторая надежда на аргументацию экономической значимости предложения. Тактику Олег Петрович обдумал еще в дороге и направился сразу к начальнику отдела, к которому попал, видимо, в добрую минуту и, сверх ожидания, был принят без задержки.
Поздоровавшись, Олег Петрович назвал свою должность и завод, а потом, сделав жест в сторону своего спутника, сказал:
- А это - товарищ Погорельский. Он был так добр, что согласился лично принять участие в обсуждении одной заявки нашего завода, которая почему-то вызвала ваше сомнение.
При этом Олег Петрович положил на стол взятое у Льва Васильевича решение ВНИИГПЭ, а Погорельский молча поклонился и сел в стороне.
Словечко "лично" вырвалось у Олега Петровича непроизвольно, но он тут же уловил настороженность начальника отдела, человека молодого и симпатичного, поглядевшего на Погорельского вроде бы озадаченно. Рассказав суть заявки и свои доводы в ее защиту, Олег Петрович в заключение добавил, на этот раз уже не без некоторого внезапно возникшего умысла:
- Вчера мы уже обсуждали все это с товарищем Погорельским, и он согласился со мной. Не правда ли, товарищ Погорельский? Тот, памятуя о данном ему наказе, молча наклонил голову - медленно и солидно. "Кто бы это мог быть?" - уловил вдруг Олег Петрович мысль начальника отдела, а начальник взялся за телефон и попросил некую Веру Федоровну зайти к нему с материалами по заявке.
- Это эксперт, изучавший вашу заявку, - пояснил он. - Я заявку, разумеется, просматривал перед подписью, но через меня их столько проходит, что подробности в памяти не удержишь.
- Конечно! - поспешил согласиться Олег Петрович и, догадываясь, что начальник вот-вот осведомится у Погорельского, кто он, собственно, такой, стал пространно повторять почти то же, что уже изложил, но с присоединением соображений об экономической выгоде заявленного изобретения, причем еще раз сослался на "товарища Погорельского", и тот опять сановито качнул головой, а Олег Петрович тут же уловил: "Почему военное ведомство заинтересовалось такой заявкой, в чем тут дело?"
В это время в кабинет вошла недовольная женщина с папкой в руках, и начальник представил:
- Вот, Вера Федоровна, уполномоченный завода инженер Нагой, посланный для переговоров по заявке. А это - товарищ Погорельский.
Вера Федоровна поклонилась, несколько задержавшись взглядом на Погорельском, затем посмотрела вопросительно на начальника, явно ожидая услышать, кем товарищ Погорельский является, ко начальник лишь едва заметно пошевелил плечами и предложил ей обосновать свои соображения.
- Все сводится к тому, - начала она с главного козыря, что предложение почти не имеет элемента новизны...
- "Почти", еще не значит "совсем"! - быстро вставил Олег Петрович, а оппонентка тут же назвала прототип и аналоги, сличила признаки и подвела итог.
- Ну, знаете, - возразил Олег Петрович, - действуя по вашему методу, можно сравнить паровоз, например, с роялем и тоже не усмотреть разницы. На самом деле: и тот и другой - на колесах, оба шумят и оба тяжелые.
- Зачем же так утрировать!
- Это не я выдумал, а комики Бим и Бом. Один из них сказал: привяжи колеса к бане - и баня попрет.
- Это - несерьезный разговор.
- Конечно. А если говорить серьезно, то надо вспомнить, что всякую заявку можно рассматривать двояко: с целью защиты или с целью провала. Вы предпочли второе, а хозяйственное значение вас не трогает. А ведь это интересы нашего хозяйства, а не иностранного.
Тут Погорельский кивнул головой уже по собственной инициативе, и Олег Петрович заметил, что начальник, все время не выпускавший Погорельского из вида, учел это соответственно.
- А, скажите, - обратился он к Погорельскому, - какая для вас разница, будет это предложение признано изобретением или нет? В любом случае вы можете использовать электрод, как вам нужно.
Теперь Погорельский не знал, как быть, слегка пожал плечами и неопределенно улыбнулся, но Олег Петрович поспешил на выручку:
- Ну что вы! Вы же сами руководитель и отлично знаете, что прохождение служебных инстанций во многом зависит, так сказать, от престижности дела. К изобретению отнесутся гораздо благосклоннее, чем к простому рацпредложению. Вы скажите, полезность дела для вас лично не представляет сомнений?
Начальник перевел взгляд на Олега Петровича, потом снова на Погорельского, ожидая, что тот что-то скажет, но Погорельский стойко молчал, и Олег Петрович опять уловил беспокойство начальника: "Вот и поговори с таким, если он слова не скажет!"
- Слушайте, Вера Федоровна! - обратился он к экспертше. - Все-таки есть хоть маленький отличительный признак, стоит ли порочить нужное дело? Вон и товарищ Погорельский поддерживает заявку завода, не зря же!
- Элемент новизны я не отрицаю, но уж очень низкий уровень.
- А может быть, стоит немного изменить формулу изобретения, вы это отлично сделаете, Вера Федоровна, подскажите. Давайте поможем заводу. Или вы категорически против?
- Нет, не категорически. Формулу можно подредактировать...
- Ну вот и отлично! Значит, договорились. Составляйте положительное решение, я подпишу.
Выйдя от начальника отдела, Погорельский поздравил Олега Петровича, а потом долго сопел и уже по дороге посетовал:
- Ловко вы умеете людей убеждать, у меня это ни за что никогда не получится.
- Во мне ли дело? - задумчиво ответил Олег Петрович. - И не кажется ли вам, генерал, что битву выиграл не столько я, сколько ваша милость или некоторая неопределенность?..
11
События, связанные с поездкой, не столь значительные по своей сути, имели все же налет загадочности.
"Похоже на то, что с телепатией нельзя не считаться, если уж сам иной раз перехватываю чужую мысль. А ведь это случалось и до поездки", подумал Олег Петрович на пути из Москвы. Кое в чем это подтвердилось вскоре же.
- Я все собираюсь узнать, какое все-таки мнение сложилось у вас о работе Ивана Семеновича, - спросила Афина Павловна, когда Олег Петрович вышел на работу. Подошла она, как всегда, внезапно, из-за плеча, но он почему-то только что думал об этом самом и ответил без промедления.
- Превосходная работа. Ее вполне можно поставить вровень с известной книгой профессора Иванова.
И тут он снова уловил следующую реплику еще до того, как ее произнесли.
- Так неужели можно мириться с тем, что его затирают!
- Ну уж это, как говорится, не в нашей власти.
- Слушайте, у меня есть один план. Пойдемте на лестницу, обсудим.
Вышли. Олег Петрович вытащил "Беломор", предложил собеседнице, но та отказалась.
- Слушайте, какое у меня возникло намерение.
- Взорвать кафедру к чертовой матери, так я полагаю?
- Это - вздор.
- Тогда остается выпороть декана.
- А вот это - идея! Понимаете, у меня вертелось в голове нечто похожее, а вы сразу все это выразили вполне конструктивно и законченно. Правильно, не надо распылять силы на всю кафедру, нужно сконцентрировать огонь на одном лице.
- Чьи силы и чей огонь?
- Общественности, разумеется.
- Ах, общественности! Ну давайте, валяйте, концентрируйте на здоровьице. Очень, очень интересно, развивайте, пожалуйста, вашу мысль. Каким путем все это собираетесь делать?
- Путем шпионажа и диверсии, разумеется.
- Кто же этим займется?
- Слава богу, есть вы и есть я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27