Частные дома недавно снесли, а в новостройке корову можно держать разве что в гараже. Кое-где из земли выходили на поверхность гладкие, как дельфиньи спинки, рыжие от дождей валуны. Ларисе было известно одно место, где они располагались друг за другом рядами, ее вечные, терпеливые слушатели. Перед ними она и усаживалась в траву и, воображая себя великой француженкой Эдит Пиаф, то скорбно, то весело напевала валунам обо всем, что случилось с ней сегодня, вчера, и что завтра, вероятно, случится, если за ночь на земле не произойдет какой-нибудь глобальной катастрофы.
Конечно, жители новостроек слышали ее песни. Конечно, мальчишки подкрадывались сзади исподтишка и стреляли в Семар из рогаток или выпускали неожиданно из-за спины голубей. Каждый считал делом чести дернуть ее за длинные лохмы или попасть по гитаре из рогатки. Но это мало кому удавалось. Пес Бурбон, лохматое чудовище без опознавательных признаков начала и конца, дружелюбно клал им на плечи мягкие лапы, и от этого касания "герои" чувствовали себя Ильями Муромцами, наполовину ушедшими в землю. Семар их почти не замечала. Куда больше злила их упорная непонятливость, от которой хотелось поднять к небу голову и завыть, как пес Бурбон, грустно и протяжно.
А следующей весной на старой заброшенной колокольне десятиклассник Сева-Севастьян начал репетиции рок-группы из числа самых одержимых кузятинских "рокеров" и пригласил к себе в солистки Ларису Семар. Прочие незадействованные претендентки, удивленные нелепым выбором, поджали нижние губки и сказали: "Он еще на коленях перед нами поползает". Зоя Салатина, выучившая за два месяца ради Севы-Севастьяна весь репертуар "Айрон мэйден", ["Айрон мэйден"-"Aron maiden" (англ.)- "Железная девица"- название одной из популярных на Западе групп.] отказалась пропускать его впереди себя в буфете на большой переменке. Остряк Боря из строительного ПТУ прозвал ее "железной девчонкой", ибо только железные мозги зубрилы могли выдержать такую нагрузку, а Кактус, влюбленный в Салатину с додетсадовского периода, и тоже за свой объект обиженный, решил действовать более тонкими методами. Лариса же приняла приглашение с достоинством, будто ничего другого и не ждала, будто ее каждый день зовут солировать в какой-нибудь группе.
Забравшись впервые на колокольню с собственной гитарой и псом, она деловито потрогала инструменты, прочитала начертанные на стенах имена кумиров тяжелого рока и, подняв кусок угля, добавила к "Black sabbat" ["Black sabbath"- также название рок-группы, "Черный шабаш" (англ.).] букву "h".
- Так будет правильно, - заявила она и перегнулась через перила вниз. Ну и высотища! Десятый этаж! А впрочем...
Ответственный за надписи Кактус, человек весьма рассудительный, прежде чем связаться с "чокнутой", приоткрыл свой "кейз" и взглянул на обложку диска. Так и есть: "sabbath". Будь она неладна, эта грамотная солистка...
А солистка об ошибке уже и думать забыла. Она увлеченно обсуждала с руководителем репертуар и все пыталась его убедить, что петь для кузятинского зрителя по-русски куда интересней, чем по-английски, потому что магия песни не только в синтезаторе или, скажем, бас-гитаре, но и в хороших словах,
- Да ты что, Ларка, немытой редиски объелась? - не выдержал наконец добродушный Сева-Севастьян. - Не думаешь, что слова твои публике до лампочки? Их и слушать никто не станет.
- Никто?
- Никто.
- А что тогда на нашем концерте делать? - При этих душеспасительных речах Кактус отбросил назад белобрысый чуб-"попер" и сплюнул с досады через передний зуб и через перила колокольни прямо на девственный в ромашках луг, еще не ведающий, что за муку ему придется вскорости претерпеть из-за этого дьявольского оркестра. А Сева-Севастьян взял себя в руки.
- Значит так, - обратился он к Семар, - или ты подчиняешься нашим законам, или забираешь свою семиструнную и вперед, в яры! Распевай там куплеты камням и лютикам!
- За позволение спасибочки.
Семар согнулась в три погибели, и блуза ее, со всех сторон подхваченная ветрами, надулась, как парашют. Севе-Севастьяну вдруг показалось, что если она обидится по-настоящему, то не пойдет по длиннющей лестнице вниз, а возьмет и улетит на персональном воздушном шаре и еще сделает им на прощание ручкой. В душе Сева-Севастьян был настоящим артистом, и не стой сейчас рядом ехидный Кактус, он бы, пожалуй, согласился с Семар. Но ударить лицом в грязь перед единомышленниками из-за этой "чокнутой"...
- Сейчас все группы исполняют что-то такое... ну, человечное, что ли... чтобы их поняли, поддержали, и сами хотят понять... чтобы не просто так, вела свою линию Семар.
- Ищут дешевой популярности, - снова сплюнул на луг Кактус и подумал при этом, что еще пара таких заявок и путь Салатиной в группу будет расчищен.
- А как вы собираетесь называться?
- "Звонари", - гордо произнес Сева-Севастьян, потому что название это плод его бессонной ночной фантазии - соответствовало месту репетиций и сочетало в себе что-то в стиле "ретро" с чем-то в стиле "а ля рюс".
- Ха! - сказала насмешливо Семар. - И правда - звонари. Звону много толку чуть. Ну, я пошла.
Как будто договор может утратить силу только потому, что солистке не нравится название группы. И хотя они не были связаны контрактом и этой выпендрехе не грозила неустойка, у Севы-Севастьяна нехорошо екнуло сердце. В самой глубине его творческой души жила уверенность, что лохматая поэтесса единственная в Кузятине личность, способная вместе с ним приблизить "Звонарей" к уровню мировых стандартов. У него даже мелькнула мысль: а не спеть ли ей на пару с Бурбоном? У пса определенно имеется слух, он так красноречиво и вовремя подвывает своей хозяйке. Нет сомнения, дуэт пришелся бы по вкусу пресыщенным кузятинцам. Но как все хорошие артисты, Сева-Севастьян был плохим администратором, и он ответил Семар так, как совсем бы не стоило отвечать:
- Скатертью дорожка, мисс редиска, - сказал обидчивый Сева-Севастьян. Идите и пойте свои идейные песни где-нибудь в другом месте. Желаю успеха.
И приподнял при этом хипейную кепочку с козырьком, привезенную на прошлой неделе из Риги услужливым Кактусом.
И тогда случилось непонятное. Нет, если об этом рассказать, так нормальные люди в жизни не поверят. Кузятинцы по сей день не верят и утверждают, что это Сева-Севастьян с Кактусом вместе договорились и плетут небылицы, потому что Лариса утерла им нос. Но это не так. Ребята, они тоже себе не враги и врать бы такое не стали, такое и придумать нельзя, потому что кто бы это интересно додумался, что кузятинская девочка-как-девочка Лариса Семар может раздуться в шар диаметром один метр, взять под мышку громадину Бурбона, сунуть ему в зубы шнурок от гитары, встать на перила колокольни и со словами "я пошла" нырнуть втроем сначала в облако, а потом преспокойно опуститься на девственный ромашковый луг.
Свидетели минут на десять потеряли дар речи, а когда его вновь обрели, Кактус взглянул исподлобья на руководителя и полусказал-полуспросил:
- Ну, так я за Салатиной сбегаю? Она по лестницам... ходит.
И побежал, А Сева-Севастьян продолжал смотреть на опустевший луг и размышлять, что лучше: летающая солистка с собственной точкой зрения или ходячая по лестницам Салатина Зоя.
Теперь, читатель, когда вы немного вошли в курс дела, можете понять, что пережили кузятинцы, узнав, что их крупный железнодорожный узел будет представлен на фестивале Ларисой Семар. Они с повышенным вниманием следили за прессой, радио и телевидением, чтобы не пропустить сообщения о какой-нибудь ее выходке. Маргарите Евгеньевне, к примеру, мерещилось воззвание к молодежи мира, написанное якобы рукой Переса де Куэльяра, а на самом деле - Ларисой Семар. Кактусу так и виделось, как она "увековечивает" свой город прыжками-полетами с Останкинской телебашни, а Зое Салатиной так и слышалось, как Семар распевает на всех подряд московских эстрадах от Лужников до Большого театра шутовские куплеты о том, что она делала вчера и что станет делать завтра. А гости фестиваля посматривают на нее ласковыми глазами и хихикают украдкой в кружевные платочки, как это любила делать сама Салатина. И только задумчивый Сева-Севастьян и привязавшийся к нему в эти дни пес Бурбон не осуждали Семар и надеялись, что все обойдется.
Каким поездом, в котором часу вернулась она в Кузятин, установить так и не удалось. Но факт остается фактом - на следующий день после торжественного закрытия фестиваля по улице Конармии, главной улице города, шагала как ни в чем не бывало Лариса Семар и, что-то напевая, разглядывала себя во всех витринах и автомобильных стеклах. Рядом трусил счастливый Бурбон, язык его от гордости и жары свешивался куда-то вбок из черных зарослей, и кузятинцы, наконец, установили, где у этого зверя находится голова. Вызывающая дневная прогулка и Ларисино пение под вечер на пустыре, словно ничего не произошло, словно никто никуда не ездил, вынудили городок прибегнуть к крайней, не свойственной ему мере. Делегированные смельчаки остановили Ларису по дороге домой и спросили напрямик:
- Где ты была?
- Везде, - сказала она,
- Что ты там пела?
- Все.
Исчерпывающие ответы Семар вернули кузятинцам покой и, вероятно, этот фестивальный вояж так бы и числился в истории города событием волнительным, но последствий не имевшим, если бы...
О, это "если бы"! Все неприятности в жизни начинаются с него, но и все приятности тоже.
Утром седьмого августа кузятинский телетайп отстучал следующий текст: "Организуйте завтра вокзале 12 часов встречу общественности делегацией Великобритании тчк Обеспечьте явку певицы Семар тчк Комсомольским приветом зпт Комитет фестиваля".
Городское начальство вполне могло понять, что делегация Великобритании, проезжая транзитом через крупный железнодорожный узел, намерена воспользоваться случаем и получше познакомиться с его историко-архитектурными памятниками, ибо народная мудрость гласит: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Администрация могла также понять, что англичан интересует рядовой кузятинец, условия его жизни, труда и отдыха. Но администрация никак не могла взять в толк, почему это непременно следует делать в присутствии Семар и на каком основании официальный телекс называет ее певицей. Решено было проконсультироваться с Маргаритой Евгеньевной, как с человеком, больше других пострадавшим от этой незаурядной личности. Маргарита Евгеньевна сразу все поняла.
- Я предупреждала, - сказала она голосом, в котором звенела сосулька, Кузятин будет расхлебывать эту поездку еще не один год. В телексах не принято ставить кавычки. Имелась в виду "певица" Семар.
Но так или иначе в одиннадцать тридцать следующего дня вся кузятинская общественность выстроилась на перроне в ожидании делегации из Великобритании с флажками, шарами, гладиолусами, абрикосами и яблоками. Кактус блестел на солнце грудью-иконостасом из местных значков, которые он собирался выменять на заграничные. Сева-Севастьян нервничал потому что, во-первых, знал из газет, что в английской делегации едет король тяжелого рока Джей Риверс со своей свитой, а, во-вторых, ему не нравился зеленоватый оттенок лица Ларисы Семар, установленной как раз по центру перрона между Маргаритой Евгеньевной и Салатиной.
Но вот три репродуктора объявили, что поезд прибывает, и общественность, вздохнув с облегчением, подняла вверх флажки и гладиолусы. Гости высыпали из вагонов точно так же, как по дороге на фестиваль, - шумно, весело и многолико. Они сразу смешались с коровами и превратили установленный на перроне порядок в полную неразбериху. Кузятинцы задарили их цветами и фруктами, они нюхали, жевали, показывали на часы, что-то кричали и в отчаянии, что их здесь не понимают, хлопали себя по бедрам и поднимали к небу глаза. Наконец, очень высокий и очень кудрявый молодой человек, в котором Сева-Севастьян узнал Джея Риверса, сложил руки в умоляющем жесте и произнес, как заклинание, имя Семар. Тогда все всё поняли, и между молодым человеком и Ларисой Семар образовался узкий коридор и, увидев Ларису. Джей Риверс закричал от восторга так, как не кричал даже в Лас-Вегасе, когда завоевал первый приз. А потом заговорил быстро-быстро, обращаясь уже не к ней, а к Кузятину, и где-то к середине речи подоспел переводчик и тоже заговорил быстро, но, к удовольствию кузятинцев, понятно.
- Мы все о вас знаем, - говорил переводчик тоном Джея Риверса, - мы знаем, что вам пошла вторая тысяча лет и строители до сих пор находят в земле украшения ваших славянских красавиц, - кузятинцы удивленно переглянулись, но возражать не стали. - Мы знаем, что Кузятин стоит на семи дорогах... простите, холмах... простите, ветрах, - переводчик раскраснелся в поисках русского эквивалента, - в общем, в центре событий, и за последние сто лет вы совершили такое, чего не упомните и за тысячу. Вы всегда оставались верны себе, из всех передряг вышли с честью... в общем, вы такие же, как они, и как они, как они...
С этими словами длинный Джей воздел над толпой руки-семафоры, и все высыпавшие на перрон чехи, французы, австрийцы тоже подняли руки, потому что им понравился Риверс и речь, которую он сказал, хотя они в ней мало что поняли. Но так бывает: диктор, к примеру, на телевизионном экране что-то старается, говорит, а звук выключен, но так она по-доброму вам улыбается, что вы тоже улыбаетесь ей в ответ из кресла напротив неизвестно почему и для чего. И не надо объяснять. Есть вещи, которые невозможно объяснить. А Джей Риверс тем временем прошел по узкому коридорчику к Ларисе Семар, погладил ее расчесанные по случаю митинга волосы, и всем чехам, французам и австрийцам тоже захотелось их погладить, но желающих было слишком много, а Лариса Семар одна. Потом англичанин снова заговорил, обращаясь к Кузятину:
- Нам все пропела о вас эта девочка Семар. Она пела на всех подряд московских сценах от Лужников до Большого театра и перед каждым выступлением обязательно представлялась: Семар из Кузятина. Забавные все-таки дают у вас девочкам имена.
1 2 3