Их сменил сигнал, властный приказ очнувшегося от спячки мозга, шевелить конечностями и изо всех сил ползти наверх, выбираться из-под земли. И он послушался, и он пополз, раздирая землю едва обросшими тоненьким слоем плоти пальцами и что есть мочи напрягая непослушные ниточки вновь нарастающих на кости рук мышц. Когда же задача была выполнена и его останки выкарабкались на поверхность, мозг сжалился над человеком и отключил сознание, не дав ему узреть весьма редкий в природе процесс… процесс, обратный разложению.
Беспамятство продлилось минуты, а может, и дни. Он не ощущал тогда времени, но зато мог воспринимать окружавший мир во всей красоте и неповторимости. Яркое солнце слепило глаза и приветливо ласкало робкими лучами его новую, розовую, словно у младенца, кожу, правда, местами все еще покрытую комками грязи. Слабенький ветерок приятно холодил низ живота и нежно касался прядей густых, длинных волос. Он был абсолютно голым, разве что на правой руке болтался проржавевший насквозь наруч, а на левой ноге мешался не догнивший до конца сапог. Все-таки в прежние времена кожевенники умели дубить кожу…
Он не понимал, какая сила вернула его с того света, но был искренне благодарен за ее милостивый поступок. Только умерший однажды иль дважды может прочувствовать, насколько хороша жизнь и как сладостно возвращение в нее. Все еще не веря в свое везение, бывшее далеко не всегда к нему благосклонным в прошлом, мужчина оглядел себя со всех сторон и подивился, насколько точно природой было воссоздано его прежнее тело. Каждый изгиб мышц, каждый шрам на руке и на торсе казались ему знакомыми, родными, а что уж говорить про отметину от махаканской секиры?! Широкий, уродливый шрам, как в старые, отнюдь не добрые времена, пересекал его лоб, несомненно, портя красоту молодого лица, но взамен придавая ему мужественности.
Только что воскресший отвлекся от созерцания самого себя и задумался. Он не помнил, ни кто он, ни при каких обстоятельствах погиб, но почему-то был преисполнен уверенностью, что отнюдь не удар секиры, изуродовавший его лицо, стал причиной смерти. Он помнил, что какое-то время жил с этим шрамом, бывшим для него чем-то вроде символа, знака кастовой принадлежности, хоть осознание этого факта и казалось абсурдным, как грязь на солнце, как деревья, растущие кронами вниз, а корнями вверх.
Сравнение с деревьями отвлекало абсолютно нагого мужчину от размышлений о шраме, и заставило призадуматься об ином. Под его ногами уродливо зияла глубокая, недавно разрытая яма… Оттуда он вылез, и это было понятно, но вот то, что вокруг него шумела роща деревьев, почему-то не укладывалось в голове воскресшего. Он не помнил местность, в которой погиб, но зато мог поклясться, что выглядела она совсем иначе, не столь тихой, зеленой, безлюдной и умиротворенной…
Не зная, кто он, не ведая, где он, мужчина сделал единственное, что он мог сделать, – пошел в надежде рано или поздно повстречать людей. За полчаса прогулки среди раскидистых кустов, высоких трав и приветливо качающих кронами деревьев память так и не вернулась к человеку, но зато затем обрушилась на него в одночасье и буквально раздавила, расплющила по земле массой неприятных, разрывающих сердце воспоминаний.
Деревья закончились, а за ними встала стена – обвитые плющом и густо покрытые лишайником руины старой, разрушенной много лет назад крепости. Всего на секунду окружающий мир померк, а перед глазами человека со страшной скоростью пронеслись тысячи несвязных картинок из прошлого. Как ни странно, поток воспоминаний не вызвал в душе воскрешенного эмоций: не заставил его кричать и плакать, хотя потерь в его ушедшей жизни было предостаточно и он не раз до момента своей смерти испытывал горечь, сводившую, но так и не сведшую его с ума. Эмоций не было, в голове появились лишь отрешенные чувства и информация… отнюдь не полная, но вполне достаточная для того, чтобы вспомнить, кем он был, и принять решение, что дальше делать.
Перед его глазами сейчас предстали остатки Великой Кодвусийской Стены, долгое время считавшегося неприступным укрепления между землями орков и миром людей. Когда-то его звали Дарком Аламезом, он родился в Империи, был капитаном кавалерии, а затем, незадолго до последней, второй по счету смерти, воскрес и превратился в моррона. Почти всемогущий Коллективный Разум Человечества воскресил и наделил его силами для того, чтобы он, именно он, разрушил Кодвусийскую Стену и поспособствовал нашествию орков. Покрытые наростами зелени руины когда-то грозной крепости являлись наглядным подтверждением того, что верный солдат человечества выполнил порученную ему задачу и погиб… В последнем факте Дарк не сомневался.
Он умер здесь, на залитом кровью поле, на котором теперь шумели деревья. С той поры прошло много времени, очень много времени, именно по этой причине Дарк и не узнал местность, на которой провел последние мгновения своей прошлой жизни. Коллективный Разум воскресил его вновь, то ли решив наградить за верную службу, то ли потому, что возникла новая угроза…
Как солдаты не обсуждают приказы командира, так и морроны не очень любят мучить себя размышлениями: «Зачем, за что и почему?» «Раз воскресили, значит, так надо… Рано или поздно причина сама всплывет, не стоит торопить события, ибо будущее все равно не узнать, а выше головы не прыгнуть!» – такой простой логикой руководствуются морроны, члены клана бессмертных воинов, именуемого еще Одиннадцатым Легионом.
Осознав, кто он, Дарк не задавался слишком долго вопросом, зачем его воскресили, а тут же поставил перед собой целый ряд прагматичных, говоря языком военных, тактических задач: раздобыть еду, одежду, оружие и разжиться деньгами (мысль, что золото и серебро могли выйти из оборота за время его отсутствия, почему-то ему в голову не пришла). В дальнейшем воскрешенный моррон планировал как можно быстрее приспособиться к новому, совсем неизвестному ему миру, а затем приступить к выполнению главной задачи – найти своих, воссоединиться с отрядом, который он потерял, пребывая вне времени, а возможно, и вне пространства. Ведь ни людям, ни морронам, ни кому-либо еще из обитателей этого мира неизвестно, где пребывают их души после смерти.
Дарк Аламез не знал, где и как искать других легионеров, но помнил, что за свою краткую бытность морроном познакомился с двумя собратьями по клану: старым ворчуном и боевым товарищем еще по службе в имперской армии Анри Фламером и магом-некромантом Мартином Гентаром. Анри, как и он, погиб во время штурма Великой Кодвусийской Стены. Аламез сомневался, был ли воскрешен верный, относившийся к нему с отеческой заботой друг, но вот то, что на момент взятия крепости некромант был жив и, кроме того, находился далеко от этих мест, моррон помнил отчетливо. Теша себя надеждой, что Гентар еще не покинул этот мир, Дарк приступил к выполнению поставленных перед собой задач, тем более что солнце скрылось за тучами, с севера подул холодный ветерок, и бродить голышом по лесу уже казалось не столь приятным занятием.
* * *
«Простые задачи далеко не всегда оказываются легкоосуществимыми, а самые сложные на первый взгляд обычно решаются сами по себе», – в правдивости этой народной мудрости Дарк не раз убеждался. Прошедшие с момента его воскрешения семь дней лишь подтвердили неоспоримость данной истины. Он до сих пор не нашел достойной одежды; в вонючих лохмотьях, которые были на нем, могли и в город не пустить, тем более в столицу. С едой и питьем частенько бывало туго, несколько дней подряд он питался лишь древесной корой, а пил исключительно дождевую воду и росу. За семь дней он так и не смог разжиться приличным оружием, и старый стилет, ржавевший еще с тех пор, когда Кодвус был процветающим городом, а не руинами, по-прежнему оставался его единственным средством защиты. За полную неделю, проведенную в скитаниях, одиночка-моррон не смог решить примитивнейших даже для обычного человека задач, от которых напрямую зависело не только выполнение всей миссии, но и сама его жизнь.
Ну кто же мог знать, что люди так и не вернутся в эту долину и не отстроят заново крепость на границе со степью? Он искренне полагал, что шел в город, а оказался на огромном кладбище, где среди разрушенных строений повсюду были разбросаны иссушенные ветром и постепенно превращающиеся в пыль кости. Ему еще повезло, что посреди огромного нагромождения камней он нашел почти не тронутый временем сундук. К сожалению, одежда внутри его сохранилась куда хуже, чем обшитые железом борта и крепкая дубовая крышка. Когда-то богатое платье и парочка дорожных костюмов явно состоятельного купца беспощадное время превратило в груду тряпья и лохмотьев, рвущихся буквально в руках. Но все же Дарк смог подобрать себе одежду, которая даже продержалась на нем довольно долго, аж целых неполных два часа, пока сырость леса окончательно не сгубила то, что хоть как-то до этого можно было носить.
Чудом найдя ржавый стилет и кое-как свыкнувшись с горькой мыслью, что лучшего оружия пока не раздобыть, моррон решил отправиться дальше, вот только не знал, куда… С севера простирались бескрайние степи, там если и были сейчас человеческие поселения, то уж точно не большие города. Дорогу на запад преграждали высокие горы, с юга виднелся лес, а путь на восток был свободен. Осложняло дело и то обстоятельство, что Дарк не помнил, откуда пришел в Кодвус и в какой стороне света находилась его родина. Поразмыслив немного, Аламез решил отправиться в восточном направлении, но тут он впервые услышал Зов Коллективного Разума, хотя, возможно, это был вовсе не зов и даже не внутренний голос, который, как известно, плохого не посоветует, а всего лишь пока еще не всплывшие из памяти воспоминания. Только что воскресшего моррона внезапно со страшной силой потянуло на юг, и он пустился в опасный путь сквозь огромную лесную чащу. Чуть позже, а именно в конце первого дня непростого похода, он вспомнил, что через лес в Кодвус и пришел, хотя его родные края находятся в изначально выбранном направлении, то есть далеко на востоке.
И в мертвом городе, и в лесу, и даже когда он из него вышел, к Дарку возвращались короткие обрывки воспоминаний, из которых, как из мелких кусочков мозаики, он почти полностью восстановил картину последних трех месяцев своей прошлой, далеко не спокойной жизни. Он вспомнил лица и голоса людей, гномов, эльфов, вампиров и прочих существ, с которыми его свела тогда судьба. Особенно горькими стали воспоминания о двух дорогих его сердцу женщинах, которые умерли, которых он потерял, а одну из них, знавшую его еще ребенком, эльфийку Джер, собственноручно убил, став безвольной игрушкой в руках сразу двух решивших поиздеваться над ним жизненных парадоксов. Во-первых, он не знал, с кем сражался, а во-вторых, именно эльфийская красавица научила его обращению с мечом.
Но все это моррон оставил в прошлом, отчасти из-за боязни собственной слабости; боязни, что переживания задушат его и лишат возможности быстро и четко действовать. Из всех образов, как зрительных, так и слуховых, Дарк пока держал в активном состоянии информацию лишь по трем лицам, по трем персонам, которые не были людьми, возможно, были еще живы и которых он мог в будущем повстречать. В отличие от встречи с Анри Фламером и Мартином Гентаром рандеву с главой одного из вампирских кланов, графиней Самбиной, было менее желательным, однако при определенном стечении обстоятельств с графиней можно было найти общий язык, тем более что ее отношения с некромантом Гентаром в определенном смысле можно было назвать дружескими. Все же остальные сведения – даты, факты и сопутствующие им эмоции были не выкинуты из головы, но до поры до времени свалены в самый дальний уголок обновленного сознания и заперты на крепкий замок. Дарк Аламез не мог позволить себе роскошь жить прошлым, его волновало и весьма тревожило ближайшее будущее.
Хоть Дарку и не повезло вначале с выполнением тактических задач, но зато в плане стратегии дела были в полном порядке. В запасе у моррона теперь имелось целых пять способов, как быстро добраться до своих или, на худой конец, известить легионеров о собственном воскрешении. Как ни странно, во многом посодействовали составлению эффективных планов несколько часов прозябания в корчме и появление в ней голодного охотника за человеческой кровью.
Остатки кислой жидкости в кружке закончились. Дарк тосковал по настоящему вину и пиву, по вкусным напиткам, которые умели варить встарь и воспоминания о которых еще сохранились на кончике его языка. «Эх, сейчас бы испить старого, доброго куэрто, да из того самого бочонка, что мы с Румбиро Альто до самого донышка!..» – с тоскою подумал Дарк, запуская выщербленную кружку в спину лениво шествующего мимо него разносчика блюд.
Подобные знаки внимания, естественно, не приветствовались ни в дорогих ресторациях для именитых аристократов, ни в кабаках для почтенных купцов, ни в убогих заведениях, подобных «Петуху». Скучавшей на лавочке возле стойки трактирщика парочке вышибал не терпелось размять здоровенные кулачищи и хоть ненадолго избавиться от одолевавшей их сонливости. Не против маленькой тренировки был и Дарк. Семь долгих дней он оббивал кулаки лишь о безответные деревья, а впереди его поджидала столичная жизнь, в которой, как моррону тогда казалось, будет масса подобного рода приключений, и не всегда, далеко не всегда ему хватит времени, чтобы обнажить оружие.
Вызов был брошен удачно! Просвистев в воздухе и оросив пол последними каплями изрядно разбавленного водицей питья, кружка врезалась точно в хребет обделившего моррона вниманием прислужника и, упав на пол, разбилась. Налицо были как моральный, так и материальный ущерб, да еще нанесенный каким-то жалким замухрышкой в рваных, протертых до дыр на множестве мест и окончательно выцветших лет десять назад лохмотьях.
Однако столь желанному обеими сторонами мордобою не суждено было сбыться.
1 2 3 4 5 6 7 8