Блин, неужели это я? Неужели это меня вызывают на работу, потому что нуждаются в моей помощи? Неужели я из ученика превращаюсь в самостоятельного доктора? Господи, страшно-то как...»
Таксист назвал несуразную цену, но Стас не стал торговаться, только попросил доставить его на место как можно скорее. Наркомана ему было ни чуточки не жаль, но Зою Ивановну подводить не хотелось. Если пациент умрет, у нее могут возникнуть проблемы – почему не взяла в операционную? Никакие оправдания, что она не хотела подвергать риску заражения беременную женщину, не будут приняты в расчет.
Оживленный проспект казался ущельем среди огромных длинных домов. Окна в них понемногу гасли – было поздно, люди ложились спать. «Интересно, – подумал Стас, – что делает сейчас Люба? Может быть, удастся как-нибудь вскользь расспросить о ней у Зои Ивановны?»
Он вошел в приемный покой и собрался позвонить Зое Ивановне, сообщить, что прибыл и готов работать, но услышал ее зычный голос из смотрового кабинета. Стас заглянул. Так и есть, начальница со свойственным ей гуманизмом принимает больного.
– В поликлинику завтра с утра, – безмятежно говорила она.
– И вы не окажете нам помощь? – горячилась молодая пронзительно белокурая женщина с тонким злым ртом, которому помадой была придана форма бантика.
– Нет.
– Но Конституция Российской Федерации...
– Засуньте ее себе знаете куда?
Стас вздрогнул. Не только неоказание помощи, но и подрывные речи. Ну дает Зоя!
– Вы пришли без документов, без страхового полиса в первом часу ночи туда, где лечат угрожающие жизни состояния. Поверьте, вашей жизни ничто не угрожает, со своим панарицием[3] вы прекрасно доживете до утра, когда откроется поликлиника.
– Но там огромные очереди...
– Из таких же людей, как вы. И даже из лучших, потому что у вас полиса нет.
– Но мы имеем право на оказание медицинской помощи!
– Право имейте. А меня поиметь вам не удастся. Если хотите, чтобы я вам вскрыла панариций здесь и сейчас, то это будет с моей стороны личная услуга, которая должна быть соответствующим образом оплачена. По ночному тарифу.
– Знаете что, женщина? Я законы знаю! Не надо у меня деньги вымогать!
– Не надо, так не надо, – миролюбиво согласилась Зоя Ивановна.
– Ничего себе отношение у вас! А если нам голову проломят? Тоже скажете, что у нас полиса нет?
– Когда проломят, тогда и поговорим.
– Учтите, я этого так не оставлю! Правильно про вас говорят, что все врачи – взяточники и убийцы! – Под руку с молодым человеком, который во время препирательств бессловесно сидел в углу, женщина выскочила из кабинета.
– Я здесь, Зоя Ивановна, – сказал Стас, дождавшись, пока начальница отведет душу с помощью серии крепких выражений. – Еле доехал, на Кубинской чуть в пробку не попали...
Начальница остановила его нетерпеливым жестом:
– Хватит! Я шел всю ночь на лыжах из Сибири! – Видно, Зое не удалось полностью выпустить пар, и по инерции она говорила агрессивно. – Прибыл, и ладно!
Они вышли в коридор, ведущий к операционному блоку. По ночам там никто не ходил, и, пользуясь этим, Стас достал «Парламент». Зоя Ивановна на ходу затянулась, по-мужски держа сигарету большим и указательным пальцами, и немного подобрела.
– Молодец, что выручил. Не хотелось мне Людку подставлять, она, честно тебе скажу, не особо аккуратная, легко уколоться может. Потом она одна сегодня дежурит, а реанимация полным-полна. Сам понимаешь, вечер воскресенья. С пятницы люди гудят, как трансформаторные будки, а на третий день – извольте: или панкреатит, или белая горячка. Зайдешь после операции, посмотришь: лежат, трясутся все. Я говорю: «Ты, Людка, осторожно, не дай Бог, они у тебя в резонанс войдут, так потолок обрушится».
Они вошли в оперблок. Стас за дверцей шкафа переоделся в одноразовый бумажный костюм и дежурные тапочки. Больной, как доложила сестра, уже лежал на операционном столе.
– Что делать изволите, Зоя Ивановна? – спросил Стас с нарочито подобострастной интонацией.
Недавно начмед, уставший от потока жалоб, заявил на общебольничной конференции, что врачи есть обслуга вроде официантов и обязаны всеми силами угождать клиентам. Теперь доктора не уставали напоминать друг другу, кем они являются на самом деле.
– Там вообще дело серьезное. Тупая травма живота, УЗИ сделали – свободная жидкость в брюшной полости. Скорее всего селезенка повреждена, но сам понимаешь, все может быть. А тут эта дура со своим панарицием!
– Ох, Зоя Ивановна, вскрыли бы – и время бы, и нервы сэкономили!
– Стасик, тебе понятие «честь мундира» знакомо? Или хотя бы «демпинг»? Если мы все будем такими пугливыми, то придется ночи напролет оказывать амбулаторную помощь населению, не желающему сидеть в очередях.
Стас поздоровался с анестезисткой. Сегодня дежурила серьезная девушка Алиса, которая работала быстро и четко и никогда не кокетничала. Она была некрасива и, хуже того, знала о своей непривлекательности, не делая никаких попыток бороться с ней. Стасу часто выпадало с ней работать, он ценил надежность, расторопность и спокойствие девушки и иногда прикидывал, что было бы, если бы она скинула парочку килограммов, эффектно причесалась и надела туфли на каблучках вместо удобных старушечьих сабо. Но Алиса, видно, решила, что ее битва за красоту обречена на провал, значит, не стоит и начинать. Пожалуй, именно это унылое пораженчество, а вовсе не толстая попа и монгольская физиономия заставило Стаса вычеркнуть ее из списка кандидаток в жены.
Он подошел к больному и бегло осмотрел. На теле несомненные признаки многолетней привычки к наркотикам. Уколоть вену можно даже не пытаться. Стас надел манжетку для измерения давления и прицепил электроды кардиомонитора. Гемодинамика пока стабильная, значит, допустимо слегка придушить пациента психотропными препаратами, чтобы не дергался, пока Стас будет ставить ему подключичный катетер. Ведь от наркомана можно ждать чего угодно, такие ребята не желают терпеть боль, даже ради собственного здоровья. Бывало, доктора получали от них и кулаком в ребра, и пяткой по голове. Этот, конечно, привязан, но все равно может начать ерзать, Стас вместо центральной вены попадет иглой в артерию или в легкое... Зачем лишние проблемы?
– Сделай ему реланиум с дроперидолом и готовь набор для подключички, – сказал он Алисе. – Пять минут, Зоя Ивановна. Доступ к вене обеспечу, интубирую, и можно будет начинать.
Она кивнула и подошла к пациенту.
– Значит, так! Доктор специально приехал из дома, чтобы тебя вылечить. Он будет делать то, что нужно, и не вздумай сопротивляться! Не хватало еще, чтобы он твоей спидозной кровью укололся! Только дрыгнись, и я тебя снимаю со стола, понял? Поедешь в палату помирать от внутреннего кровотечения, это я тебе обещаю. Ты же в курсе, что мы врачи-убийцы? Телик смотришь, наверное, газеты читаешь?
– Зоя Ивановна, идите мойтесь, он будет хорошо себя вести.
Грабовский попал в подключичную вену с первого укола, быстрее и легче, чем это обычно ему удавалось. Установил катетер, быстро подключил систему для инфузии. Алиса тут же набрала миорелаксанты[4] и подала включенный ларингоскоп. Как хорошо работать с помощницей, которая понимает каждое твое движение! Он вспомнил, что Варя несколько раз ругала Алису. Интересно за что? Чем могла ей не угодить такая компетентная сестра? Стас не только любил Варю как будущую жену, но и уважал ее как анестезиолога, тем не менее на ум пришла поговорка про плохого танцора...
Как только он закрепил интубационную трубку и подсоединил аппарат ИВЛ, вошла Зоя Ивановна, держа обработанные руки на отлете. В узких штанишках и рубашке с глубоким треугольным вырезом она выглядела очень аппетитно. Тем более маска скрывала лицо с выражением довольного жизнью бультерьера.
– Врачи-убийцы, ха! Самое горькое, что эта идиотка не сама додумалась, а в СМИ поднабралась. На каждом углу слышно это крылатое выражение! Впору на халате череп с костями рисовать и крестики за каждого погубленного больного, как во время войны на истребителях за сбитые самолеты!
Тут в операционную вбежал профессор Колдунов. Стас не был знаком с ним лично, но много о нем слышал и заочно уважал профессора за редкую работоспособность.
– Я же тебя просила мне кого-нибудь из молодых прислать, крючки подержать. Что ж ты сам-то?
– А кого я пошлю на наркомана? Не дай Бог, у него гепатит С!
– А СПИД тебя не пугает?
– Ну СПИД еще туда-сюда, а гепатит С – вот где засада! Заболеешь, сразу хоп – цирроз, и водки больше не попьешь!
– Ну да, – усмехнулась под маской Зоя, – действительно. СПИД просто пустячок, подумаешь, сгниешь заживо. Зато пьяный! Ладно, Ян, мы с тобой свое отпили-отгуляли, чего нам бояться? Как там у Высоцкого – в прорыв идут штрафные батальоны! У тебя крючки держать корона не свалится, или хочешь сам делать?
– Давай лучше ты! Я хирург вдохновенный, можно сказать, резкий. Увлекусь и, не дай Бог, уколю тебя. А ты девушка аккуратная.
Зоя взяла скальпель.
– Можно?
– Можно, – ответил Стас солидно. – Алиса, отметь начало операции. И риск анестезии три запиши.
Одним скупым движением Зоя Ивановна рассекла кожу и подкожную клетчатку и занялась остановкой кровотечения.
– Слушай, Стасик, я сколько лет работаю, а так и не знаю, по каким параметрам вы риск определяете?
– Так по хирургу, Зоя Ивановна. Хороший хирург – маленький риск, а если профессор Максимов, например, изволит оперировать, то ого-го какой!
– Так, это что там за наглое молодое дарование? – весело гаркнул Колдунов. – Два профессора оперируют, а он еще язык не проглотил от уважения? Непорядок!
– Это мой подчиненный, и гнобить его могу только я, ясно тебе? Возьми кохер, я брюшину вскрываю.
– Как скажешь!
Стас проверил артериальное давление. Сейчас хирурги начнут ревизию, сдернут тромбы с поврежденного сосуда, кровотечение возобновится и больной завалит гемодинамику. Он достал из шкафа полиглюкин и выложил из коробки ампулы с гормонами. Конечно, если он упустит пациента-наркомана, никто не будет особенно переживать, но облажаться сразу перед двумя профессорами не хотелось.
– Селезенка, разрыв капсулы печени, разрыв брыжейки, – сказала Зоя. – Полный набор. План такой – спленэктомия[5], ушивание дефектов. Расслабь нам больного, Стасик.
– А что, напряжен? – Грабовский расстроился.
Он старался давать безупречные наркозы и тщательно следил за тонусом брюшной стенки, зная, что его повышение мешает хирургам.
– Да нет, релаксация хорошая, – Колдунов подвигал крючком, – но ты сделай на максимум, пока мы селезенку не достанем.
Через две минуты селезенка была уже в тазу. Самый опасный этап позади, облегченно вздохнул Стас. В принципе можно было выйти покурить, но он решил не оставлять товарищей.
– Стараешься как дура, рискуешь заразиться, и все ради того, чтобы этот обормот через месяц сдох от передоза, – ворчала Зоя Ивановна. – На самом деле расстреливать таких надо.
– Ладно тебе, – вздохнул Ян Александрович.
– Что – ладно? Не цацкаться с ними, а к стенке ставить. Хочешь колоться – изволь жить в специальной резервации, где тебе будут давать наркоты сколько тебе нужно. Кормить будут, одевать... Но если ты на воле попробуешь уколоться – сразу расстрел. Вот тебе, пожалуйста, и свободный выбор, о котором так долго говорили большевики – или нормально живешь на воле, или наркоманишь за решеткой.
Колдунов неуловимым движением рук завязал шов, которым Зоя Ивановна прошила разрыв печени.
– Забавная ситуация! – хмыкнул он. – Человек, убежденный, что наркоманов надо расстреливать пачками, по ночам спасает им жизнь, а абстрактные гуманисты и борцы за права человека мирно спят дома и вообще в глаза не видели ни одного наркомана.
– Поверь мне, как только абстрактный гуманист проведет денек в нашем приемном отделении, он тут же станет конкретным человеконенавистником. И наоборот, если я вдруг получу возможность подписывать смертные приговоры, у меня сразу проснется совесть. Так в природе сохраняется равновесие добра и зла. Стас, мы уходим из брюшной полости. Как там у вас дела? Не поранились?
– Нет, Зоя Ивановна.
– Хорошо. Отметь в протоколе, что ни одно животное не пострадало.
– Прелестный наркоз, молодой человек, – улыбнулся ему Колдунов, сняв маску. – И это вы еще не старались, верно?
Профессор по-дружески помог переложить больного с операционного стола на каталку, а когда Стас собрался ехать в реанимацию, придержал его за локоть: «Сдашь больного и поднимайся ко мне».
За рюмкой коньяку и сигаретой Стас так и эдак пытался вклиниться в разговор и непринужденно выспросить насчет Любы, но подходящего момента так и не представилось. А через пятнадцать минут Зою вызвали в приемное. Колдунов тоже поднялся, дал Стасу запасную бритву и крем и вызвал постовую сестру, которая устроила его в помещении кафедрального музея на скользком кожаном диване прямо под бюстом Пирогова. Стасу даже неловко было стать объектом такой пристальной заботы.
Засыпая, он подумал, как здорово было бы заняться любовью в такой академической атмосфере, под строгими взглядами корифеев медицины, портреты которых были тесно развешаны по стенам. Если бы только Варя поехала с ним... Сейчас бы они весело возились на холодной коже старинного дивана, и он бы даже не вспомнил о Любе!

Глава 2

Люба собралась к своему редактору.
Они виделись редко, в основном общались по электронной почте, и Люба знала: если Владимир Федорович вызывает ее к себе, это предвещает хорошую головомойку. Как могла, она оттягивала встречу, ссылалась на большую занятость, предлагала исправить текст, пусть Владимир Федорович вышлет ей замечания, но он был непреклонен. И Люба, нарядившись получше, чтобы совсем не упасть духом после редакторского разноса, поехала к нему домой.
Владимир Федорович был типичным гуманитарным мужчиной устаревшего образца.
1 2 3 4 5