Ливия Элиот
В объятиях прошлого

1

Самолет промчался по взлетной полосе и оторвался от земли так плавно и легко, что Джина почти ничего не почувствовала, кроме неприятного, но продлившегося лишь несколько секунд ощущения пустоты в желудке. Тем не менее она не рискнула сразу открыть глаза, а выждала еще с минуту. Сосед справа, представительный мужчина лет шестидесяти в модных очках и с дорогими часами на правой руке, осторожно кашлянул, но дальше этого не пошел. Джина знала, что набор высоты продолжится еще по крайней мере полчаса, но одна из наиболее опасных стадий полета уже закончилась. Теперь бы пережить посадку. И, разумеется, четыре часа полета на высоте более десяти тысяч метров.
Летать боятся все, кроме разве что прирожденных экстремалов, явно не подпадающих под определение «нормальный человек». Страх высоты, глубины или темноты – естественная реакция живого организма на потенциальную опасность, и не передавайся он из поколения в поколение, человечество, вполне возможно, не просуществовало бы так долго.
Устав от мыслей и однообразного пейзажа за окном, Джина устроилась поудобнее, откинула спинку кресла и мысленно приказала себе уснуть. Уснула она быстро, но в какой-то момент вдруг почувствовала, что самолет падает, и проснулась.
Самолет действительно падал: уши заложило так, как будто она спускалась на сверхскоростном лифте. Двигатели работали с натугой, силясь удержать «боинг» в воздухе, но земля притягивала его к себе, как ненасытная любовница. Джина поняла, что еще секунда-другая – и они пробьют завесу облаков и внизу появятся скалы.
Как ни странно, ей абсолютно не было страшно.
Все прекратилось внезапно. Двигатели перешли в нормальный режим работы, и самолет выровнялся.
Сосед зашуршал газетой, и Джина вспомнила, что захватила с собой книжку, последний роман своей любимой Джанет Эванович. Почитать? Или попытаться уснуть? А может быть, пообщаться с соседом?
Нет, не получится. Мысли теснились в голове, как селедки в бочке, и Джина знала, что от них не спрятаться. В последние недели обстоятельства потребовали от нее крайнего напряжения сил, но ситуация так и осталась неурегулированной. Наверное, ей вообще не следовало никуда лететь, а остаться в Бостоне и довести до конца начатое дело, то есть найти новую работу. С другой стороны, Джина прекрасно понимала, что решение ее проблем зависит не только от нее и что порой человеку не остается ничего иного, как лишь ждать. А раз так, то почему бы не совместить ожидание с каким-нибудь приятным занятием?
Например, путешествием в Сан-Франциско. На свадьбу лучшей подруги.
Бывшей лучшей подруги, тут же поправила себя Джина. Сколько же они не виделись? Лет восемь или девять? Да, время летит, каждый идет своей дорогой или плывет по течению, казавшиеся нерушимыми связи рвутся или истлевают, а общение сводится к обмену рождественскими поздравлениями.
Самолет давно пробил плотный ковер пушистых белых облаков и взял курс на запад. Солнце осталось за спиной, земля скрылась из виду, двигатели работали практически бесшумно, и пассажиры уже отстегивали ремни, поднимались, расхаживали по проходу и обменивались любезностями.
Конечно, можно было бы поехать поездом, размышляла Джина. Путешествие поездом – это так приятно. Негромкий перестук колес, плавное, ритмичное покачивание вагона, протяжный гудок, неторопливо меняющиеся виды за окном. Времени, конечно, уходит много больше, но зато нет ощущения опасности и неуверенности. В поезде человек чувствует под собой земную твердь и видит за окном привычные сцены и знакомый пейзаж, тогда как в самолете ты постоянно помнишь, что до земли десять тысяч метров, а за окном – бескрайняя пустыня. А еще поезд – это романтика. Романтика не двадцать первого и даже не двадцатого века. Не зря же писатели и режиссеры так любят поезда. В самолете романтики не может быть в принципе. В самолете возможно лишь что-то скороспелое, недоваренное и несъедобное, тогда как поезд предлагает массу возможностей для завязывания и продолжения отношений. Мужчина, успевший за четыре часа полета угостить вас парой бокалов шампанского, погладить по коленке и написать на билете номер своего сотового, растворяется через пять минут после приземления, а если вы вздумаете набрать тот самый номер, то обязательно услышите что-нибудь вроде «перезвоните позже» или «извините, а я должен вас знать?».
Да, путешествие по железной дороге намного приятнее и полезнее для психики, но прогресс жесток и не оставляет выбора: либо ты идешь с ним в ногу, то есть мчишься, не оглядываясь по сторонам, либо безнадежно отстаешь и попадаешь в число неудачников.
А разве ты сейчас не в их числе? Посмотри на себя со стороны. Кто ты, если не неудачница? Тебе скоро тридцать, но чем ты можешь похвастать? Скромной работой консультанта в торговой фирме? Тремя тысячами долларов на банковском счету? Полным отсутствием перспектив? Одиночеством и свободой?
Зато у меня есть сын. Коннор...
– Добрый день. У вас все в порядке? – Стюардесса, едва удостоив взглядом Джину, расплылась в улыбке перед ее соседом.
– Да, Грейс, все отлично. У вас ведь по-другому и не бывает, не так ли?
– Мы стараемся, мистер Форстер.
А они знакомы, подумала Джина. Наверное, он часто летает. Какой-нибудь бизнесмен. Или банкир. Хотя нет, банкиры летают редко. Форстер? Фамилия не говорила ей ничего. Самая обычная.
– Что будете, мистер Форстер?
Мужчина повернулся к Джине.
– Меня зовут Аллан Форстер. Позвольте угостить вас бокалом шампанского?
Джина заколебалась. С одной стороны, не в ее правилах знакомиться с пожилыми богачами в самолете, а с другой... Она протянула руку.
– Джина Эккерс. Спасибо за предложение.
– Вот и отлично, – обрадовался Форстер и посмотрел на стюардессу. – В таком случае, Грейс, принесите нам по бокалу «Лафруаж», копченого лосося, тосты, немного сыра и виноград.
Стюардесса взглянула на Джину.
– Что-нибудь еще, мисс?
– Бутылку воды «эвиан», пожалуйста.
Мысль о копченом лососе отдалась легким урчанием в желудке. В последний раз Джина ела чуть ли не сутки назад, и голод напоминал о себе все настойчивее. Конечно, «Американ эйрлайнз» предложила бы ей стандартный ланч в пакете с таким сроком годности, что с ним можно лететь на Марс, но копченый лосось и шампанское «Лафруаж» в нем определенно отсутствовали бы.
– Домой или в гости? – поинтересовался ее сосед.
– К подруге. На свадьбу.
– Прекрасный повод. Долго собираетесь пробыть в Сан-Франциско?
– Пока не знаю, но, боюсь, больше трех-четырех дней у меня нет.
– Жаль. – Форстер покачал головой. – Сан-Франциско чудесный город, но за три-четыре дня многого не увидишь. Если есть возможность, советую задержаться.
– А вы живете в Сан-Франциско? – спросила Джина, чтобы увести разговор от себя.
– Да. Там родился и там же, наверное, умру. В Бостоне у меня дочь. Примерно вашего возраста. Раз в месяц я обязательно навещаю внучку. Но у меня в вашем городе еще и деловой интерес.
– Мистер Форстер... – Стюардесса уже подкатила тележку с двумя плотно заставленными посудой подносами. – Мисс Эккерс...
Как это часто бывает, выпив первый бокал шампанского, Джина раскрепостилась и засыпала соседа вопросами.
– Что вам нравится в Бостоне, Аллан? Вы же не проводите все время в скучных переговорах?
– Переговоры не всегда бывают скучными.
– Насколько я понимаю, основные пункты контрактов согласуются заранее, а личная встреча своего рода точка в этом процессе.
Аллан Форстер с улыбкой покачал головой.
– Во многих случаях именно так и бывает, но я веду бизнес по старинке. Не все можно решить по телефону, а уж общение по электронной почте это вообще нечто немыслимое. Нет, я предпочитаю решать проблемы, глядя партнеру в глаза.
– И как результаты?
– За тридцать семь лет у меня сорвалось четыре сделки. Много это или мало?
Джина рассмеялась.
– Я вам завидую.
– Мне нравится такая жизнь. – Форстер откинулся на спинку кресла. – Я люблю летать. Люблю общаться с людьми – в отелях и самолетах, в ресторанах и офисах. Поверьте, интереснее этого нет ничего.
– И не устаете?
Он пожал плечами.
– Для полного восстановления мне вполне хватает двух дней. В этом месяце я побывал в Бостоне и Ричмонде и планирую слетать в Денвер.
– Ваша жена не возражает?
– Моя жена умерла двенадцать лет назад. – На лице Форстера не отразилось никаких эмоций. – Она очень долго болела.
– Извините, я... – Джина вздохнула. – А ваша дочь? Она занимается бизнесом?
Он улыбнулся.
– Бизнес моей дочери – воспитание внучки.
Уловив в его голосе некоторую сдержанность, Джина не стала развивать тему и увела разговор в сторону.
– А что вы мне порекомендуете посетить в Сан-Франциско? – спросила она с улыбкой. – Кроме моста Золотые Ворота?
Ее сосед сокрушенно покачал головой.
– Если я начну рассказывать вам про свои любимые места в Сан-Франциско и уделю каждому хотя бы пять минут, то нам с вами придется покупать билеты на рейс до Буэнос-Айреса!
Джина рассмеялась.
– И все же? Представьте, что вы режиссер и вам нужно снять рекламный ролик. С показом... ну, например, пяти мест. Итак, ваш выбор. Сан-Франциско глазами Аллана Форстера, какой он?
Он ненадолго задумался.
– У каждого города свой характер. Порой его трудно определить, как бывает трудно определить характер человека, но если пожить в нем подольше, то за общими чертами – суетой в часы пик, обязательной главной улицей, пешеходной зоной и упрямой борьбой старого с нагловатым новым – проступят индивидуальные и тогда город превратится в живое существо со своими достоинствами, слабостями и тайнами. Богемный и провинциальный, авантюрный и фривольный, старинный, но не старящийся, Сан-Франциско крепко впитал в себя ароматы амбиций и страстей, надежд и разочарований всех тех, кого в разное время приводили сюда поиски лучшей доли, покоя и успеха, счастья и богатства. Что бы ни случалось в мире, какие бы кризисы ни сотрясали страну, какие бы землетрясения и бури ни обрушивались на него, город так и остался беззаботным прожигателем жизни, беспечным игроком и космополитом. Говорят, индейцы племени костаноан, обосновавшиеся в этих краях более пяти столетий назад, назвали его «танцующим на краю мира». – Он помолчал. – Знаете, в Сан-Франциско более четырех миллионов человек и у каждого, наверное, есть свои предпочтения. Я больше всего люблю фонтан Лотты.
– Фонтан Лотты? – удивилась Джина. – Впервые слышу. И что это такое?
– Обычный фонтан, но каждый год восемнадцатого апреля в пять часов одиннадцать минут утра у фонтана Лотты, расположенного на Маркет-стрит, собираются жители Сан-Франциско. По давней традиции они отправляются красить «золотой гидрант», через который трое суток беспрестанно подавали воду для тушения пожара, охватившего город в результате землетрясения тысяча девятьсот шестого года.
– Достойная традиция.
– Вы правы. – Форстер немного помолчал. – На второе место я бы поставил саму Маркет-стрит, нашу главную улицу, копию париж-ских Елисейских Полей. На ней да еще, пожалуй, на Ломбард-стрит лучше всего ощущается атмосфера Сан-Франциско.
– Это та самая Ломбард-стрит, которую Книга рекордов Гиннесса признала самой красивой улицей в мире?
– Она самая.
– Два. – Джина загнула второй палец.
– Дальше... На мой взгляд, в тройку нужно включить Рыбацкую пристань, где, кстати, можно понаблюдать за морскими котиками. Ну и, разумеется...
– Мост Золотые Ворота, – твердо заявила Джина. – Без него никак нельзя.
– Согласен, – благосклонно кивнул Форстер. – Ну и, пожалуй, башня Койт.
– Ее, если не ошибаюсь, называют сестричкой Пизанской башни?
– Верно. Хотя, надо признать, сестричка получилась довольно уродливая. Но вот вид с нее открывается восхитительный.
– Позвольте нескромный вопрос? – не утерпела Джина.
– С удовольствием. В наш век политкоррект-ности их почти не осталось. Послушать наших политиков, так они и в постели занимаются только тем, что думают об избирателе и мире во всем мире.
– Ну, они же обычно не уточняют, о каком именно избирателе думают.
– Верно, – кивнул сосед. – Итак, ваш нескромный вопрос?
– Вы помните Лето Любви? Об этом много говорят, но интересно бы послушать современника или, еще лучше, свидетеля.
– Лето Любви?
– Да, Хайт-Эшбери, рок-фестиваль, хиппи, Джимми Хендрикс и все такое. Вы же должны его помнить.
– Неужели? Боже, как я стар! – Форстер рассмеялся. – Ну, слушайте...
Письмо от Шиллы Кристуорч пришло еще в начале марта. Было оно коротким и деловым. Шилла писала, что собралась замуж, что свадьба намечена на май и что она собралась пригласить всех подруг по колледжу. Джину немного удивило отсутствие какой-либо информации о женихе, но, может быть, Шилла просто не хочет распространяться раньше времени. Она ответила таким же коротким письмом, более похожим на уведомление и содержавшим обычный набор ничего не значащих фраз: рада за тебя, желаю счастья, это было бы прекрасно, но...
Через месяц Джина уже забыла о письме, тем более что именно в это время проблемы накрыли ее с головой, как снежная лавина незадачливого альпиниста. А вот Шилла, как выяснилось, не забыла.
Телефон вырвал ее из сна около полуночи, и она, схватив трубку, уже приготовила пару крепких выражений для наглеца, посмевшего покуситься на святое.
– Привет, – сказал голос, который она, несмотря на то что не слышала его почти девять лет, узнала мгновенно. – Надеюсь, я не сильно тебя побеспокоила? Знаешь, только сейчас сообразила, что у вас, на Восточном побережье, уже ночь, а у нас, на Западном, только вечер. Раньше мне почему-то казалось, что наоборот... То есть если у вас вечер, то у нас... – Шилла остановилась. – Нет, я опять запуталась.
– Все в порядке, – снисходительно усмехнулась Джина.
1 2 3