Ты либо живёшь этой жизнью, с синяками, ударами и прочим, либо отворачиваешься от неё – и тогда начинаешь умирать. Талозиане избрали второй путь.
– Надеюсь, ты проголодался, – сказала Вина с наигранной весёлостью. – Белые сэндвичи с курицей и тунцом, по рецепту твоей мамы.
Пайк попробовал один. Вина оказалась права.
– Пожалуй, эту сторону дела доктор одобрил бы. Он говорил, что мне необходимо отдохнуть.
– Это прекрасное место для отдыха.
– Всё моё детство прошло здесь. Конечно, это не идёт ни в какое сравнение с парками вокруг больших городов, но мне тут больше нравилось. – Он махнул рукой, указывая на горизонт. – Это Мохав. Там я родился.
«Примечание. Мохав – пустыня, занимающая часть Калифорнии, Аризоны, Невады и Юты.»
– Неужели ты думаешь, что твоя жена этого не знает? – рассмеялась Вина. – Посмотри – ты дома! Можешь остаться здесь, если хочешь. Разве не здорово будет показать твоим детям, где ты играл когда-то?
– Эти… "головные боли", – сказал Пайк. – Они ведь будут наследственными. Неужели ты хочешь, чтобы ими страдал ребёнок – или целая группа детей?
– Это смешно.
– Смешно? Подумай, сперва меня вынуждают защищать тебя, затем сочувствовать тебе – а теперь знакомые места, тёплая привязанность мужа и жены. Им нужна не просто страсть. Им нужны уважение, доверие, надёжность, любовь – и ещё что-то…
– Говорят, раньше здесь была пустыня. Только песок и кактусы…
– Я не смогу помочь ни тебе, ни себе, если ты дашь мне никакой возможности! – резко сказал Пайк. – Ты говорила, что иллюзии стали для них наркотиком. Они забыли, как ремонтировать машины, сделанные их предками. Поэтому мы для них так важны? Чтобы создать колонию рабов, которые будут…
– Перестань, перестань! Неужели тебе всё равно, что они со мной делают?
– Совершенных тюрем не бывает, – сказал Пайк. – Всегда есть какой-то выход. Когда я был в своей клетке, мне показалось, что несколько минут наш сторож не мог читать мои мысли. Может, сильные эмоции, как ярость, блокируют от них наше сознание?
– Неужели ты думаешь, – рассерженно отозвалась Вина, – что я не пыталась?
– Должен быть какой-то способ. Отвечай!
Её гнев превратился в слёзы.
– Да, они не могут пробиться через – примитивные эмоции. Но эти эмоции нельзя поддерживать долго! Я пыталась! – Она стала всхлипывать. – Они не отстают от тебя – год за годом, прощупывают, отыскивают слабые места, насылают галлюцинации… наказывают и… я не выдержала. Теперь я полностью в их власти. Я знаю, ты ненавидишь меня за это.
Её страх, отчаяние, одиночество не могли не тронуть Пайка. Он обнял её за плечи.
– Я не ненавижу тебя. Я могу понять, что тебе пришлось вынести.
– Этого недостаточно! Им нужны такие чувства, чтобы создать семью, защищать её, заботиться о ней. Как ты не понимаешь? Они узнали мои мысли, мои желания, мои представления о том, каким должен быть мужчина моей мечты. Поэтому они и выбрали тебя. Я не могла не полюбить тебя. И им нужны от тебя такие же чувства.
Пайк был потрясён. Её рассказ был до ужаса правдоподобен.
– Если они могут читать мои мысли, они знают, как ты мне нравишься. С первой минуты, как только я увидел тебя в посёлке. Ты была, как дикий зверёк.
– Значит, дело в этом? В том, что я казалась тебе дикаркой?
Её мысль позабавила Пайка.
– Возможно, – сказал он.
– Теперь я понимаю, почему всё это на тебя не действует, – сказала Вина, выпрямляясь. Ты был дома. И бой, как на Ригеле, тоже не представлял для тебя ничего нового. А человек больше всего мечтает о том, что для него невозможно.
– Может, и так. Я не психолог.
– Да. – Она улыбнулась, словно самой себе. – Капитан корабля, всегда обязанный быть таким официальным, таким порядочным, таким безупречным… конечно же, у него мелькает мысль, каково было бы отбросить всё это.
Сцена изменилась, взорвавшись музыкой и диким весельем. Метаморфоза застигла Пайка сидящим. Сидел он и теперь – на брошенной на пол подушке за низким круглым столом, на котором стояли блюдо с фруктами и кубки с вином. На Пайке был расшитый шёлковый халат, как у какого-то восточного правителя. По одну сторону от него сидел человек, которого Пайк смутно помнил, как земного торговца, одетый так же, хотя и несколько менее роскошно; по другую – совершенно незнакомый офицер Звёздного Флота в форме. Прислуживали им женщины, чья одежда и манеры наводили на мысли о рабстве; кожа у них была такого же цвета, как у Спока. Музыка же исходила от квартета, сидящего у бассейна с фонтаном.
Как и в первый раз, он узнал место – двор правителя Ориона.
– Скажите-ка, Пайк, – наклонился к нему офицер, – Вы ведь были в своё время капитаном "Энтерпрайза", верно?
– Он был, – сказал с другой стороны торговец.
– Так я и думал. И время от времени заглядывал сюда – посмотреть, как идут дела.
– А затем, – подхватил купец, – живописал в своих докладах на Землю "этих орионских торговцев, беззастенчиво использующих местное население".
Оба рассмеялись.
– На этой планете довольно своеобразное население, – сказал офицер. – Им нравится, когда их используют.
– Причём не только ради прибылей.
– Неплохо Вы устроились, мистер Пайк, – оценивающе глянув вокруг, заметил офицер.
– Это только начало, – сказал торговец. Оба снова засмеялись. Офицер шлёпнул сзади ближайшую рабыню.
– А зелёная у кого-нибудь из вас есть? – спросил он. – Я слыхал, они опасны. У них острые когти, и они притягивают мужчин, порождая в них непреодолимое желание.
До сих пор офицер внушал Пайку отвращение, но эта фраза показалась знакомой – и произнёс он её как-то подчёркнуто. Торговец бросил на Пайка многозначительный взгляд.
– Время от времени, – сказал он, – появляется мужчина, которому удаётся приручить такую.
Музыка изменилась; она сделалась громче, приобрела медленный, пульсирующий ритм. Юные рабыни торопливо кинулись назад, словно стремясь обратиться в бегство. Взглянув в направлении музыкантов, Пайк увидал ещё одну девушку, нагую, с кожей зелёной и блестящей, словно намазанной маслом. Она стояла на коленях на краю бассейна. Ногти у неё были длинные, блестящие, острые – настоящие когти; волосы подобны гриве дикой лошади. Она смотрела прямо на него.
Одна из рабынь не сумела убежать достаточно быстро. Зашипев, как кошка, зелёная девушка прыгнула, преграждая ей дорогу. Человек, которого Пайк до сих пор не замечал, поднял хлыст и бросился к ней, намереваясь вмешаться.
– Стой! – крикнул Пайк, стряхнув оцепенение. Зелёная девушка повернулась, снова взглянула на него, и тогда он её узнал. Это опять была Вина.
Она вышла на середину прямоугольного дворика и на миг замерла. Затем музыка словно настигла её и подчинила своему медленному, тяжёлому ритму – как мелодия тростниковой флейты подчиняет кобру. Откинув голову, она испустила пронзительный вопль и начала танцевать.
– Где Вы нашли её? – услышал Пайк голос офицера, но не ответил, не в силах отвести глаз от танцовщицы.
– Он забрёл в тёмный коридор, – отвечал голос торговца, – и увидел впереди какой-то свет. Почти как в тайных мечтах какого-нибудь уставшего от долгого плавания морского волка, да? Это была она, с факелом, с блестящей зелёной…
– Странно она на Вас поглядывает, Пайк.
– Можно подумать, она о тебе что-то знает.
Где- то в глубине сознания он понимал, что талозиане искушают его с помощью этих двоих; но не мог заставить себя не смотреть на танец.
– Ну, разве за это не стоит отдать душу? – спросил торговец.
– Поневоле поверишь, что она способна на всё, – отозвался офицер. – Допустим, ты можешь выбирать из всей вселенной, а это всего лишь маленький пример…
Это было уже слишком.
– Прочь с дороги, оба! – поднявшись, бросил Пайк.
Он пересёк двор, туда, где за заменявшей дверь занавеской, как он смутно помнил, был выход. Отодвинув занавеску, он очутился в тёмном коридоре и яростно зашагал вперёд. С каждым шагом коридор делался всё темнее. Потом впереди замерцал свет, и приблизившись, он увидел Вину с высоко поднятым факелом…
Внезапно вокруг сделалось светло. Факел исчез. Вина, со своей белой кожей, в талозианской одежде, ещё какую-то секунду продолжала стоять с поднятой рукой, в которой ничего не было. Они снова были в клетке.
Лицо Вины исказилось от гнева. Подбежав к прозрачной панели, она замолотила по ней кулаками, яростно крича в коридор.
– Нет! Дайте нам закончить! Я почти…
– Что здесь происходит? – прозвучал женский голос. Пайк и Вина разом обернулись.
В клетке находились ещё две женщины: Номер Первый и старшина Кольт. После стольких неожиданностей Пайк уже утратил способность удивляться.
– То же самое я мог бы спросить у вас, – вяло произнёс он.
– Мы пытались транспортироваться сюда, – сказала Номер Первый. – Был риск, что мы материализуемся прямо в скале, но мы уже пытались взорвать её сверху, где лифтовая шахта – и безуспешно.
– Но мы транспортировались вшестером, – добавила Кольт. – Я не знаю, куда подевались остальные.
– Это нечестно! – сказала Вина Пайку. – Они тебе не нужны.
– Может, они именно то, что мне нужно, – мрачно сказал Пайк, снова начиная соображать. – Номер Первый, старшина, дайте-ка мне свои фазеры.
Они повиновались. Он осмотрел фазеры. Результат не удивил его.
– Пустые.
– Мы полностью зарядили их перед тем, как покинуть корабль, – сказала Номер Первый.
– Охотно верю. Но вы убедитесь, что наши коммуникаторы здесь тоже не действуют. – Тут внезапная мысль поразила его. Он быстро взглянул на круглую панель, которую заметил раньше. Затем он вдруг что есть сил швырнул в неё оба фазера.
– Что это даст? – холодно произнесла Номер Первый.
– Не говорите со мной. Ничего не говорите. Я пытаюсь разжечь ненависть, представить себе, как разбиваю их огромные, бесформенные головы на мелкие кусочки. Мысли и чувства настолько примитивные, чтобы заглушить всё остальное. Я ненавижу их – понимаете?
– И как долго ты сможешь блокировать свои мысли? – спросила Вина. – Несколько минут? Час? Что тебе это даст?
Пайк сосредоточился, пытаясь не обращать на неё внимания. Она обернулась к двум женщинам.
– Вы ему не нужны, – сказала она с ревностью и гневом, которые ей даже не приходилось нагнетать. – Он уже выбрал меня.
– Выбрал Вас для чего? – спросила Кольт.
Вина пренебрежительно глянула на неё.
– О да, тут большой шанс на получение интеллектуального потомства.
– Потомства? – переспросила Кольт. – То есть, детей?
– А он, значит, "Адам"? – Номер Первый указала на Пайка. – Так?
– И ты тоже ничуть не лучше. С таким же успехом они могут скрестить его с вычислительным центром!
– Мне вычислить Ваш возраст? – предложила Номер Первый. – Вы значились в списках участников экспедиции как взрослый член экипажа. Теперь, по истечении восемнадцати лет…
Заметив, что Вина повернулась к прозрачной стене, она умолкла. За стеной стоял Магистрат. Обе женщины с "Энтерпрайза" уставились на него с интересом.
– Это несправедливо, – сказала Вина. – Я делала всё, что вы велели.
– Поскольку данная особь не привлекает тебя, – игнорируя Вину, обратился Магистрат к Пайку, – теперь у тебя имеется выбор.
Пайк бросился на разделяющую их прозрачную перегородку.
– Я вырвусь отсюда, я доберусь до тебя! – прокричал он. – Какая у тебя кровь? Красная, как у нас? Я узнаю это!
– Каждая из двух новых особей обладает качествами, говорящими в её пользу. Женщину, которую ты называешь Номер Первый, отличает сильный ум. Она произведёт на свет высокоинтеллектуальное потомство. Хотя она и кажется лишённой эмоций, это по большей части притворство. У неё нередко бывали фантазии, в которых фигурировал ты.
Номер Первый смутилась – впервые на памяти Пайка. Но он и это превратил в ярость против вторжения в её внутренний мир.
– Я хочу лишь одного – добраться до тебя! Эти мысли ты можешь чувствовать? Ненависть, жажду убить…
– Вторая женщина считала тебя недосягаемым, но теперь начинает понимать, что это обстоятельство изменилось. Факторы, говорящие в её пользу – молодость, здоровье и необычайно сильное женское чувство, которое…
– Мои чувства покажутся тебе интереснее! Мысли, настолько примитивные, что ты не сможешь их понять; эмоции, настолько отвратительные…
Боль обрушилась на его, и дёргаясь, он упал на пол. Образы, охватившие его сознание на этот раз, были камерой пыток инквизиции. Поверх них витала мысль Магистрата, смутно, точно направленная на кого-то другого.
– Неправильное мышление наказуемо; правильное будет с равной быстротой вознаграждено. Ты сам убедишься в эффективности такого сочетания.
Иллюзия исчезла. Чувствуя во всём теле страшную слабость, Пайк приподнялся и сел. Он обнаружил, что Магистрата больше нет, а две его подчинённые склоняются над ним.
– Не… помогайте… мне. Просто оставьте меня. Я должен сосредоточиться на ненависти. Она не даёт им читать мысли.
Час проходил за часом. Свет в камере погас. Талозиане явно намеревались держать всех трёх женщин вместе с ним. Поддерживать в себе ненависть делалось всё труднее; Пайк стал бить кулаком в прозрачную стену, надеясь, что боль поможет.
Женщины некоторое время тихо переговаривались между собой, затем одна за другой уснули: Вина на кровати, остальные две – сидя на полу и привалившись к кровати. Пайк опустился на корточки и прислонился к стене, не в силах больше ни о чём думать, тщетно борясь с изнеможением.
Внезапно он скорее почувствовал, чем услышал, какое-то движение. Панель в стене отошла в сторону, и рука талозианина потянулась к валявшимся на полу фазерам. Сорвавшись с места, Пайк схватил эту руку и рванул её с такой силой, что Магистрат буквально влетел в камеру. В следующий миг руки Пайка уже держали его за горло.
– Не трогай его! – крикнула Вина со своей кровати. – Они не хотят ничего плохого…
– У меня есть кое-какое представление о том, какие они "хорошие"…
Талозианин исчез, и Пайк обнаружил, что держит за шею злобно оскалившегося полуантропоида-полупаука, которого видел раньше в камере напротив. Отвратительные клыки щёлкнули перед самым его лицом.
1 2 3 4