— Не горюй! При возвращении обратно ты, пожалуй, сможешь «посмотреть» Луну. Но вряд ли найдешь на ней этот город и заметишь разительные перемены. Только со временем седая и сморщенная старушка наперекор природе сможет превратиться в серебристую красавицу, украшенную бирюзой озер и изумрудами лесов.
— Что ж, — вздохнула Ярова. — запасусь терпением. Это единственное, что остается делать в данном случае.
Первые дни полета, отмеченные новизной обстановки, промелькнули незаметно. Вначале свободные от дежурства космонавты готовы были беспрерывно сидеть в штурманских рубках и помогать астрономам. Но дальше вахтенная служба вошла в свою будничную колею. В свое русло вошла и научная работа, основная тяжесть которой ложилась на астрономов.
Пока значительное время отводилось и отдыху. Силы надо было беречь. Хотелось разнообразить досуг. Теперь космонавты все чаще прибегали к фототелефону. Разделенные на две группы и лишенные на время пути непосредственного общения друг с другом, они с удовольствием говорили, шутили и даже виделись на фотоэкранах.
— Нам надо выпустить первую межпланетную газету! — предложил однажды Армен. — Это будет знаменательным событием во Вселенной!
— Если я буду редактором, то первым делом нарисую, как ты делаешь сальто—мортале, — рассмеялась Ярова. — И фонарь на лбу Запорожца. Фонарь, которым он освещает нам дорогу в космос.
— Берегись тогда и ты, Женя! У нас красок вполне достаточно, чтобы разрисовать и тебя. Так сказать, увековечим для потомства.
— Со мной ничего подобного не случится. Для меня невесомость, Армен, — родная стихия, не то, что для некоторых, — и девушка, не договорив, скорчила забавную гримасу.
— Ох, и колючка же ты! Несчастным будет тот человек, чье сердце ты сумеешь покорить.
— Почему же? Наоборот. Я постараюсь сделать его счастливым.
Дзон! — Неожиданно внутри ракеты послышался глухой звук.
— Что такое? — космонавты вскочили.
— Друзья, без паники! Это, наверно, удар метеорита по нашей ракете, — предположил Дубравин. — Думаю, броня его легко выдержит. Ослабленный магнитным полем корабля, он даже не сделает царапины или вмятины.
Но Дубравин не договорил. Вспыхнувшая красная лампочка сигнализировала, что где—то случилась авария.
Данилова отдыхала в своей каюте. Через небольшой иллюминатор виднелся клочок звездного неба. Вдруг раздался страшный треск, и что—то ударило в стену над головой. В иллюминаторе зазияла небольшая пробоина. Через нее воздух из каюты со свистом вылетал в пустоту космического пространства.
«Метеорит! Пробил метеорит!..» — мелькнула страшная мысль.
В одно мгновение девушка сильнее прижала к лицу кислородную маску, схватила толстую резиновую заплату и закрыла ею разбитый иллюминатор. Со вздохом облегчения прислонилась она спиной к заплате и подала тревожный сигнал. Но Таню уже опередил автомат, который зажег в коридоре над дверью ее каюты вместо зеленой красную лампочку, а в командной рубке на плане устройства корабля миганием обозначил место повреждения.
— Хачатуров! Немедленно к Даниловой! В ее каюте авария! Дубравин! Надень скафандр и выйди наружу. Завари гелиоаппаратом пробоину в районе седьмого иллюминатора. Не забудь, Вася, тросом присоединиться к кораблю, — по радио отдавал Медведев распоряжения. Он страшно беспокоился за Таню и готов был сам бежать на помощь к ней. Но даже при всей надежности автопилота не мог, не имел права бросить вахту.
— Будьте осторожны! Открывайте медленно! — крикнула Таня, сообразив, что воздух, ворвавшись через открытую дверь в каюту, может придавить ее к отверстию. Девушка попыталась было отодвинуться от пробоины, но сделать этого не смогла. Ее присосало вместе с заплатой к поврежденному иллюминатору. Таня уподобилась человеку, привязанному к пушке, которая в любую минуту может выстрелить.
Данилова лишь сейчас с ужасом осознала, какая опасность ей угрожает. Как только распахнут дверь, атмосферное давление тут же поломает ей ребра.
— Наденьте скафандры! Спустите в коридоре давление! Еще выдержу немного! — напрягая силы, воскликнула она.
Армен, схватившийся было за ручку двери, услышал ее и на секунду остановился.
— Держись, Таня! — крикнул он по радио, стараясь подбодрить девушку Он понимал, что ей плохо и долго она не продержится. Поэтому Армен, как был в обычном непроницаемом костюме, включил свой кислородный аппарат, нажал на один из аварийных рычагов и быстро спустил воздушное давление в коридорном отсеке.
Но, несмотря на осторожность, с которой Хачатуров приоткрыл дверь, остатки воздуха стремительно ворвались в каюту и сильно прижали Таню к отверстию.
Армен подскочил к Даниловой и, схватив за плечи, с усилием оттянул от пробоины. Таня потеряла сознание. Подхватив ее, космонавт выскочил в коридор, быстро захлопнул дверь каюты и открыл воздушный кран. Потом бережно перенес девушку в соседнюю рубку
— Лежи и, пожалуйста, не вставай! — оказал он, когда Данилова открыла глаза — Сейчас сообщу капитану, что все обошлось благополучно.
Теперь, надев легкий скафандр, Хачатуров отправился заделывать пробитый иллюминатор. Предварительно он связался по радио с Дубравиным:
— Слушай, Вася! Я вставлю изнутри новую плиту иллюминатора, а ты завари его снаружи стальной заплатой. Вокруг корабля создано магнитное поле. Оно защитит тебя от микрометеоритов.
— Хорошо, Армен.
Через четверть часа Дубравин с гелиоаппаратом и листом брони добрался до поврежденного иллюминатора. Хачатуров уже заканчивал установку массивной плиты из пластмассы.
— Можешь варить! — показал знаками Хачатуров.
— Есть! — кивнул головой Дубравин, и ослепительное пламя гелиосварочного аппарата заплясало в его руках. Так была ликвидирована первая авария — Медведев коротко рассказал о случившемся Боброву. И в тот же день устроил нечто вроде совещания. Вместе с Дубравиным и Хачатуровым в капитанской рубке сидела и Таня. Ее лицо было бледнее, чем обычно. На другой половине корабля космонавты слушали Медведева по фототелефону.
— Загородив пробоину спиной, Данилова поступила очень опрометчиво, — сурово сказал Медведев. — Ее счастье, что отделалась так легко, по существу одним испугом. Все могло быть гораздо хуже, — капитан укоризненно взглянул на девушку, а сердце его сжалось даже от одной мысли, как близка она была к трагической гибели. — Наш повседневный космический костюм с небольшим запасом кислорода предназначен лишь для того, чтобы в случае опасности каждый мог быстро покинуть аварийное место. Об этом никогда не следует забывать, товарищи. Могла погибнуть не одна Данилова, но и Хачатуров тоже. Он не имел права без скафандра заходить в аварийный отсек. На будущее требую от всех строго соблюдать инструкцию по космической безопасности. Это первое. Дальше. Нам нужно сделать вывод, что одного наблюдения за метеоритами впереди корабля недостаточно. Поэтому есть необходимость включить дополнительные локаторы для просмотра всей боковой сферы. Эти локаторы окажут нам особую услугу, когда корабль войдет в пояс астероидов, где нежелательных для нас космических бродяг еще больше.
Медведев говорил неторопливо, строго, взвешивая каждое слово. Тон его не допускал возражений. Даже Дубравин, любивший во время разговора, каким бы он серьезным ни был, вставить шутливое словечко, молчал. Молчал и Хачатуров, который обычно со свойственной ему горячностью мог оправдывать любые свои действия. Сейчас он чувствовал себя виноватым. Космонавты сознавали правоту капитана, его обеспокоенность за судьбу экипажа и всей экспедиции. Так на его месте поступил бы каждый.
— Ну вот, друзья, — уже более примирительно заключил Медведев. — Можно считать, что сегодня мы получили первое метеоритное крещение. Хорошо, если бы оно было и последним.
Рубка опустела. Задержался только Хачатуров.
— У Тани никаких отрицательных симптомов не наблюдается, — сказал он Медведеву. — В момент аварии ее каюта находилась в теневой стороне. Лучи Солнца не могли причинить вреда. От космических лучей ее должен был предохранить наш костюм. Главное — она недолго находилась под облучением. От очередной вахты Данилову лучше бы освободить. Я отдежурю за нее,
— Спасибо, Армен! Спасибо за все — и за находчивость тоже. — Медведев крепко, от души пожал Хачатурову руку.
Миновала первая неделя полета, за ней потянулась другая.
К виду звездной бесконечности космонавты привыкли еще на межпланетной станции. Как там, так и здесь, на корабле, их больше интересовали ближайшие светила, среди которых были и звезды ярче первой величины — Сириус, Альтаир, Порцион и Толимак. Чаще космонавты смотрели на Толимак, который по внешнему виду, температуре поверхности, объему и массе был похож на Солнце.
Когда Таня работала еще в обсерватории на «Комсомолии», ей удалось сфотографировать планетную систему Толимака и доказать, что вокруг него обращаются десять планет. Она рассказала об этом космонавтам.
Совпадение многих общих данных у Толимака с нашей солнечной системой невольно наводит на мысль о существовании там жизни.
— Интересно бы слетать туда! — оживился Медведев.
Таня отрицательно покачала головой.
— До Толимака сорок триллионов километров. Если послать туда поздравительную радиограмму, то даже она будет находиться в пути четыре с лишним года.
— Значит, хоть могуч наш атомный двигатель, но путешествовать мы с ним можем пока лишь в пределах солнечной системы, — умышленно с сожалением сказал Дубравин. Он выразительно посмотрел на Хачатурова, зная, что тот не смолчит: ведь дело касалось его «атомных тигров», как он всегда любовно величал свои двигатели.
И не ошибся. Хачатуров моментально встрепенулся. Готовый сесть на своего конька, он хотел прочитать друзьям целую лекцию.
— Совершенно верно! — подкреплял он слова энергичными жестами, — чтобы лететь к Толимаку или ближней Проксиме, нам нужен иной двигатель. Такой, с которым космический корабль сможет достигнуть скорости, близкой к световой. Творческая мысль конструкторов уже работает над созданием фотонного двигателя. В нем топливное вещество будет превращаться в мощный поток фотонов, или, иначе говоря, в свет. Все дело пока упирается в поиски материалов, способных выдержать огромнейшие температуры в сотни тысяч градусов.
— Вряд ли возможно найти в природе или получить подобные материалы, — выразила сомнение Данилова. — Для этого им надо придать чудовищную плотность. Но тогда космический корабль будет иметь огромный вес, а это нежелательно.
— Будь уверена! Гений человека обязательно создаст фотонный двигатель, — все более расходился Хачатуров. — Вспомни, раньше люди даже и не мечтали об атомном двигателе. А сейчас он есть. А полеты в космос? Летим же сейчас мы с тобой? Летим! Или это сказка, иллюзия? Отвечай же!
— Конечно, летим, Армен! — улыбнулась Таня.
— То—то! А будущее, — так, кажется, сказал Маяковский, — оно еще более прекрасно и удивительно! И до Толимака, Танюша, будет, как говорят, рукой подать! — Армен горячился, и от этого еще заметнее становился его восточный акцент.
— Ну, безусловно, такие, как Хачатуров, на все способны, — шутливо заметил Дубравин. — Если нет научных доказательств, жми на энтузиазм.
— Зачем так говоришь! Эх ты! — не обижаясь, отпарировал Хачатуров. — Не я один. Понимать надо. И ты, и Таня, и Медведев. Весь наш советский народ еще не раз удивит он мир своими открытиями.
— Согласны, согласны! — за всех радостно ответила Таня.
Утром — так условно называли космонавты ранние часы суток на корабле — все были на ногах. Неизменно весело проходила обычная физическая зарядка.
— Сейчас я чувствую себя грушей, по которой ударил боксер! — сказал Дубравин. Руками он крепко ухватился за поручни, а тело его описывало в воздухе самые удивительные пируэты.
— Ты изощряешься и отвлекаешь нас, — заметила Таня, смеясь.
— Не хочу, чтобы мои обленившиеся мускулы начали атрофироваться! — воскликнул Дубравин, выделывая новую серию почти акробатических трюков.
— Сегодня же нарисую для нашей газеты карикатуру на тебя, — пригрозила девушка.
— А я пожалуюсь капитану. Нет. Пусть лучше вопрос о твоем поведении разберут на месткоме!
Космонавты весело рассмеялись.
— Это хорошо, друзья, — успокоившись, проговорила Таня, что и в пустотах космоса мы остаемся такими же жизнерадостными. Излишняя официальность и сухость в обращении друг с другом вредны даже на Земле. А здесь — тем более. Она породила бы космический бюрократизм.
— Здорово сказано! — похвалил Хачатуров. — Так объявим же борьбу за здоровый смех.
— Поддержит ли нас начальство? И капитан, и его заместитель дюже у нас серьезны, — Дубравин, подражая Медведеву и Боброву, нахмурил лоб.
— Постараемся и их вовлечь в это животрепещущее начинание, — пообещала Таня, — Я возьмусь здесь, а Жене поручим сделать это на другой половине корабля.
— Тогда я напишу заметку и назову ее «Заговор смеха»…
Прошла еще неделя полета. Космонавты заметили, что в корабле стало темнее. Было похоже, что непрерывный день начал сереть, делаться пасмурнее. Фотоэкспонометры тоже показывали ослабление силы солнечного света, поступавшего в рубки через иллюминаторы.
— Разберитесь и объясните, — дал Медведев задание астрономам.
— Наше удаление от Солнца не настолько велико и не может вызвать этого, — недоумевала Таня.
— Может быть, мы попали в облако космической пыли? — высказал предположение Запорожец. — Надо взять пробу извне и посмотреть, что имеется в космической пустоте.
— Правильно, — одобрила Таня.
В тот же день через специальные ловушки в броне взяли пробу. Назавтра проделали то же самое. Но анализ показал, что вокруг корабля находятся лишь отдельные микроскопические пылинки и следы газов ничтожной плотности.
— Так я и думала, космическое пространство не является совершенно пустым, — сказала Данилова. — И все же это не объясняет продолжающегося ослабления света.
— Мне все—таки сдается, что дело в пыли, — настаивал Запорожец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22