На одном конце располагался цилиндрический выступ - очевидно, стыковочный узел, а на другом - большой конус, закрепленный широким концом на одной из сфер. Внутри его узкого конца, смотрящего наружу, виднелось сопло небольшого реактивного двигателя. В нижней из сфер имелось и окошко - скорее, иллюминатор. Внутри было темно.
- Такой штуковиной трудновато управлять без окон, - произнес наконец Мит.
- Они используют телекамеры. Можешь прочесть, что тут написано по-русски на оболочке? Сам-то я знаю, как произносятся буквы кириллицы, но…
- Нет. Я выбрал русский литературный как главный гуманитарный факультатив. Никакого технического словарного запаса.
Я указал на утопленную в корпус рукоятку, на которую указывала большая черная нарисованная стрела:
- Spaseniye. Спасение?
- Не помню. Думаю, это существительное.
Я потянулся было к рукоятке, но замер на полпути, ощущая, как от напряжения у меня сводит пальцы. Ладно, дерну. А что потом? Люк распахнется? А вдруг он отстреливается пироболтами? И что будет, если люк шарахнет меня по шлему? Я повернулся и взглянул на вторую сферу.
- Может, мы сумеем оторвать стыковочное гнездо и попасть внутрь через стыковочный переходник?
- У шлюзового люка снаружи есть ручка, - показал Мит.
- Да. Зато нет замочной скважины.
- Вряд ли его запирают на замок, - фыркнул Мит. - Мне кажется, у него должен иметься большой рычаг, как на наших кораблях.
- У русских люки открываются внутрь. - А наши - нет. Мы всегда рассчитываем на то, что замок люка откроется. Во всяком случае, рассчитывали. У «Аполло-1» люк открывался внутрь, совсем как в фантастическом рассказе, из-за этого те трое парней и поджарились.
Мит подошел к люку, ухватился за ручку, повернул ее и потянул. Люк не открылся.
И когда он толкнул, люк открылся в темноту. Значит, внутри воздуха нет.
Я взялся за верхний обод люка и пролез внутрь. Вытянул руку и ухватился за что-то угловатое возле самого входа. Попытался пролезть дальше, но наткнулся на что-то в темноте и застрял. Может, ранцы СЖО на русских скафандрах меньше наших?
- Черт! Сможешь помочь мне пролезть?
- Дай-ка я возьму тебя за ноги. Ты пока просто держись за что-нибудь. Сейчас я тебя немного поверну…
Я проскользнул в люк и неожиданно заполнил все пространство внутри. Запоздало включил фонарь на шлеме. Здесь оказалось на удивление просторно для космического корабля - во всяком случае, американского, где едва хватает места, чтобы сидеть, не говоря уже о том, чтобы развернуться, но все это пространство заполняли ящички, шкафчики и панели управления, беспорядочно закрепленные на внутренней поверхности сферы повсюду, кроме самого люка.
- Видишь что-нибудь?
- Погоди, не лезь пока. Сейчас попробую открыть люк в модуль управления.
На люке имелась L-образная ручка, как на дешевой двери. Я ее повернул. Потянул. Никакого результата. Думай. Это шлюз. Где клапан выравнивания давления? Ага, вот и маховичок возле люка. Повернул его. Хорошо. Я снова потянул за ручку, и люк распахнулся на меня, открыв круглое пространство дюймов в десять глубиной, а за ним - еще один люк.
- Ну?
- Люк имел маховичок. Я, э-э…
- Что?
- В переходном туннеле имелось давление. Если в модуле управления тоже есть давление…
- И что делать, если ребята не в скафандрах?
- Правильно.
- А какой у нас выбор?
- Никакого.
- Так действуй.
Лаконичный, как герой Хэмингуэя.
Я отыскал клапан и повернул его. Ничего. Подержал руку над дырочкой, но не ощутил давления.
- Ни черта не понять, Мит. Я просто открою люк, и все.
- В любом случае, если там и был воздух, то теперь его нет.
- Правильно.
Я повернул запорный маховик люка. Ничего. Тогда я толкнул люк, и он открылся. За ним было темное пространство, тусклый свет фонаря на шлеме отражался от каких-то поверхностей. Я разглядел плоскую панель управления, а над ней - два противоперегрузочных кресла, привинченных к вертикальной панели. В них, пристегнутые, сидели два неподвижных человека в скафандрах.
- Господи…
- Они мертвы?
Я скользнул в переходной туннель, протиснулся в кабину, выгибаясь в сторону кресел, ухватился за что-то, стараясь держать голову вертикально, и подтянул колени, а затем и ноги. У парня в левом кресле стекло шлема покрывала звездообразная паутинка трещинок, от которой тянулась еще одна - длинная и извилистая. Лицо у него было бледное, чисто выбритое, со множеством черных веснушек, глаза закрыты, словно он мирно спал. Я отодвинулся, разглядывая табличку с именем на скафандре.
- Божиб… и что-то еще. - Это же кириллица. Идиот! - Кажется, это Волыновский.
- Мертв?
- Да. - Никакие это не веснушки. Петехия - подкожные кровоизлияния. - Похоже, тут еще до нас произошла разгерметизация.
- Ничего удивительного. А что с Бородиным?
Я склонился над правым креслом и заглянул через стекло шлема. Луч фонарика высветил мальчишеское лицо с большим и темным синяком над глазом, с одного из кончиков усов стекло немного крови. Глаза тоже были закрыты, но не совсем, и в щелочке между веками проглядывала белая полоска.
- Гм-м… стекло шлема целое.
- Но пошвыряло их изрядно, уж это точно.
- Да.
Я протянул руку, легонько сжал его плечо. В груди екнуло, когда ресницы затрепетали, карие глаза шевельнулись. Мне вдруг показалось, что он видит мое лицо, даже несмотря на бьющий ему в глаза луч фонарика.
- Ну, что там, Билл?
Губы Бородина медленно задвигались - он пытался что-то сказать. Я наклонился, прижался шлемом к его шлему, совсем как в фильмах, и услышал слабый голос, словно со дна колодца:
- Спасибо, янки. Я знал, что вы придете. Его глаза закатились, он обмяк.
- Второй жив?
- Да. Но у него порван рукав. Он все же успел перетянуть руку жгутом, прежде чем вырубился.
Мит негромко свистнул, потом сказал:
- В луноходе есть набор для заклеивания разрывов.
- Если парень протянет так долго.
Я начал расстегивать ремни на кресле Бородина.
К тому времени, когда все было сказано и сделано, я не спал уже сорок часов, смертельно устал, но не хотел ни спать, ни лежать, ни есть. Ничего. Только сидеть в медицинском модуле и читать факсы, которые нам посылали из ЦУПа.
Заголовок в «Вашингтон пост» просто информировал: «Русский спасен». Под ним располагались фото Бородина и Волыновского. Симпатичные такие фото, русские версии для прессы - два красивых парня в аккуратной летной форме. «Ивнинг стар» сообщала: «Космонавт спасен на Луне», ниже была одна из моих фотографий «Орла» после аварии с подписью: «Предоставлено армией США».
«Дейли ньюс», дешевый таблоид, провозглашал: «Американские герои!». Там были наши с Митом фото. К сожалению, их сделали еще до начала проекта «Урожайная Луна» - нам на снимках чуть больше тридцати, мы в темных костюмах и узеньких галстуках по моде 1962 года, у Мита короткая армейская стрижка, а у меня темные волосы зачесаны назад, чтобы все могли восхититься моим высоким лбом. Я вспомнил, что костюм тогда носил темно-синий.
Я отвернулся, глаза словно запорошило лунной пылью. Иди спать, чертов дурак. Снова взглянул на фотографии и задумался над тем, много ли от них будет толку, когда я попрошу о следующем назначении. И ощутил смутный стыд от таких мыслей.
В голове прозвучал голос Мита: «Так уж устроен мир, Дикий Билл». Взглянул на часы и понял, что после нашего возвращения прошло уже шесть часов.
Отодвинулась складная перегородка, из операционной вышел Мики Линвил. Доктору Линвилу было сорок семь, когда он сюда прилетел, и он самый старый человек на Луне. Тогда он был полковником, решившим завершить службу двумя годами в космосе и выйти в отставку в блеске славы. Теперь же он выйдет в отставку трехзвездным генералом.
- Ну, что? - спросил я. Доктор устало вытер лицо:
- Он пришел в себя. Хочет поговорить с тобой.
- Именно со мной?
- Думаешь, он знает, как тебя зовут? - улыбнулся Линвил. - Он попросил привести к нему парня, у которого весь шлем забит седой бородой.
Я машинально потеребил бороду:
- Черт! Все никак не могу решить - то ли сбрить ее, то ли прихватить с собой домой.
Бородин лежал на операционном столе, укрытый застиранной старой простыней, с чистыми белыми повязками через грудь и на плече, прикрывающими культю ампутированной левой руки. Я невольно взглянул на пластиковый мешок для мусора на полу возле стола. Что там внутри - его рука? Или просто рулон окровавленных полотенец?
Я быстро отвел взгляд. Когда я взглянул ему в лицо, темные глаза Бородина открылись. Кожа у него была бледная, как бумага, но посеревшие губы под усами растянулись в улыбке.
- Как у тебя дела?
Он хотел было пожать плечами, поморщился, снова улыбнулся и спросил:
- Говорите по-русски?
- Извини, нет.
- Ничего. Жаль, что мы не сможем отвезти вас домой.
- Пожалуй, теперь уже мне придется везти тебя.
Его лицо на мгновение омрачилось. Все верно. Когда посадочная капсула с «R-3» плюхнется в Тихий океан, этот парень вернется домой навсегда. Я вдруг понял, что был счастлив находиться здесь все эти годы.
Значит, оно того стоило? Действительно стоило?
- Тебе надо поспать, - сказал я. - Увидимся утром. Он коснулся моей руки:
- Да. И вам тоже. - И добавил «Bolshoi что-то», словно говорил о балете. Наверное, «bolshoye spasibo».
Черно-белый телеэкранчик сильно рябило от статики - за прошедшие годы солнечная активность постепенно возрастала, приближаясь к максимуму, но я увидел, как Билли скривился:
- Где твоя борода, папа?
- Кто-то мне сказал, что на Земле они вышли из моды. Как, по-твоему, я без нее выгляжу моложе?
Он вглядывался несколько секунд, потом ответил:
- Может, и так - когда немного поправишься.
Меня самого поразило, сколько морщин таилось под бородой все эти годы. И еще то, что кожа у меня теперь совершенно белая, как рыбье брюхо - последние десять лет я или провел в помещениях, или закрывал лицо щитком, непроницаемым для ультрафиолетовых лучей.
- Получил бланки, которые я посылал тебе по факсу? - спросил Билли.
- Да. Решил привезти их на «R-3». И вручить лично. Билли нахмурился:
- Оправь их по факсу сегодня же, папа.
- Э-э… - Пытается на что-то намекнуть? - Хорошо. Сразу, как только поговорим.
- Есть и другие новости. Проект Большого Турне одобрен. И несколько беспилотных «Вояджеров» к Марсу тоже.
- Ух ты!
Медленный кивок.
- Похоже, нынешней осенью демократы вернут большинство в сенате, а Маски станет лидером большинства. С тех пор как ты и мистер Паттерсон спасли того русского, космическая программа снова популярна. Даже Макговерн сказал, что это достойная цель.
- Подумать только!
- Папа, это ведь шанс для тебя!
- Постараюсь не оплошать, Билли.
Его лицо на мгновение просветлело и смягчилось.
- А вот и еще один сюрприз… - Он встал и вышел из кадра.
На его место села молодая женщина, очень красивая, с лицом-сердечком, вздернутым носиком, темными миндалевидными глазами и вьющимися волосами - я знал, что они темно-каштановые. Она не улыбалась.
- Здравствуй, папа, - сказала она, посмотрев несколько секунд в экран.
Меня аж отбросило на спинку стула:
- Миллисент!
- Милли, папа. Меня давно уже никто не зовет Миллисент.
- Извини. Господи, ты отлично выглядишь! И так выросла.
Она взглянула на кого-то за кадром, а я подумал, что она теперь для меня совершенно незнакомый человек. А может, и всегда была чужой. Помню, как в детстве ее удивлял цвет собственных волос и глаз. У ее матери и у меня волосы черные, глаза зеленые, а носы длинные… Этот же маленький подменыш… Хотя какой там маленький - ей уже шестнадцать.
Она снова посмотрела в камеру, явно смущенная, и сказала:
- Тут еще кое-кто хочет с тобой поговорить.
- Милли…
Но она уже встала. Долгий момент ожидания, и я увидел другую девочку, худую, как щепка, с длинными черными волосами, зелеными, как у меня, глазами, длинным носом и тростью в руке. Она уселась очень осторожно и немного неуклюже, слегка поморщившись, и сразу же улыбнулась мне до ушей:
- Папочка!
- О, Беатриса. - Мне пришлось на секунду стиснуть зубы. - Или тебя нынче зовут Би?
Она ухмыльнулась кому-то за кадром:
- Беатриса, папочка! Мне нравится мое имя. - Еще одна широкая улыбка. - Кстати, если меня кто-нибудь пытается назвать «тетушка Би»… - Она приподняла трость и изобразила удар по голове. «Тетушка Би». Господи, неужели это шоу все еще популярно?
- Как твоя спина, малышка?
Улыбка осталась прежней - наверное, она вспомнила, как я звал ее в детстве. А может, и нет.
- Хорошо, но станет еще лучше. - И быстро добавила: - Как будет здорово, когда ты вернешься!
Когда я улетал, она была робкой четырехлетней девчушкой. И кого она хочет увидеть дома - меня или хоть какого-нибудь отца? Что ж, есть еще и младший братишка. И наш общий «друг», строитель.
- Будет здорово вернуться домой, Беатриса, - тихо проговорил я. - Я так по вам скучал. - Может, задержаться ненадолго - посмотреть, как она вырастет? Да, пожалуй. Но «Скиталец-1» улетит в 1977 году. И ближайшие четыре-пять лет я буду занят больше обычного. И если… если…
Она взглянула в сторону, явно обеспокоенная, потом в камеру.
- Билли говорит, что время кончается. Я люблю тебя, папочка! Она с трудом встала и вышла из кадра. Я проглотил комок в горле. Сбоку показалась голова Билли:
- Еще один гость, папа!
- Здравствуй, Билл.
Не знаю, почему я такого не ожидал… но просто не ожидал. Как мешком по голове.
Трудно судить по паршивой телекартинке, но выглядела она гораздо более изможденной, чем в последний раз - в ночь перед стартом, когда к нам на несколько часов пустили жен, нарушив карантин.
- Здравствуй, Харриет. Как поживаешь? Нахмуренные брови, взгляд в сторону.
Что-то ее гложет. Может, рядом стоит еще кто-то? Семилетний мальчик и мускулистый краснолицый мужчина?
- У меня все хорошо, - выдавила она.
- Прилетишь меня встречать? - улыбнулся я. Я увидел, как она сглотнула:
- Когда вы сядете, мы полетим вместе с президентом Макговерном на авианосец «Энтерпрайз». Ведь ты станешь первым американцем, вернувшимся с Луны.
Я кивнул. А что потом? Дальше-то что, жена моя? Мальчик тоже полетит или ты оставишь его дома со своим строителем? В моем доме, кстати. Моя кровать. Моя жизнь.
- Что ж, тогда и увидимся, - сказал я.
1 2 3 4 5 6