при необходимости Марис сумела бы встать и сама, но это нелегкая и неэстетичная процедура.
Джина и Тор поднялись на ноги, отряхнулись и принялись складывать крылья. Марис лишь пыталась устоять на месте под порывами ветра. Каждый опорный сегмент крыла выходил из зацепления и укладывался на предыдущий, ткань между ними опадала, и в конце концов за спиной у Марис осталась только центральная опора, с которой стекали широкие складки блестящей металлической ткани.
— Мы ожидали Колля, — сказала Джина, приглаживая торчащие в разные стороны короткие волосы.
Марис покачала головой. Действительно, лететь должен был Колль, но ей отчаянно хотелось в небо. Она просто взяла крылья — пока еще ее крылья — и ушла из дома, когда он спал.
— Через неделю, я думаю, он налетается всласть, — добродушно произнес Тор. Его прямые светлые волосы все еще были в песке. Поеживаясь от холодного морского ветра, он улыбнулся и добавил: — Будет летать, сколько ему захочется!
Но когда он попытался помочь Марис отстегнуть крылья, она, внезапно рассерженная его бездумными словами, резко отвернулась.
— Оставь! Я не буду их снимать.
Разве ему понять! Им недоступна ее боль — ведь у них никогда не было крыльев…
Она побежала к дому. Джина и Тор последовали за ней. Немного подкрепившись, Марис встала поближе к открытому огню, чтобы обсохнуть и отогреться. На расспросы отвечала коротко, больше молчала, стараясь не думать о том, что это, быть может, ее последний полет. И, потому что она летатель, хозяева, хотя и были разочарованы, с уважением относились к ее молчанию. Для большинства островитян летатели уже давно стали единственной нитью, связывающей их с дальними землями. Постоянно штормящие моря, населенные сциллами, морскими котами и другими огромными хищниками, слишком опасны для регулярного сообщения маленькими лодками; исключения составляли короткие визиты жителей островов одной группы. Вот и стали летатели незаменимым источником свежих новостей, слухов, песен…
— Правитель примет тебя, как только ты отдохнешь. — Джина легко коснулась плеча Марис, выводя ее и-з грустной задумчивости.
…Неужели можно жить лишь тем, что служишь летателям? Наверно, Джина гордилась бы мужем, обладателем крыльев, — кто знает, со временем им мог бы стать Колль, но ей никогда не понять, как тяжело расставаться с ними. Уже скоро летателем будет Колль, а она, Марис…
— Я готова. Сегодня я не устала. За меня работали ветры.
Джина провела ее в комнату, где ждал сообщения Правитель. Как и в первой комнате, здесь было мало мебели, зато огромный, сложенный из камней очаг дышал жарким огнем. Когда Марис вошла, Правитель поднялся из мягкого кресла возле огня и шагнул ей навстречу. Летателей всегда встречали как равных, даже на островах, где Правители считались чуть ли не богами.
После традиционных приветствий Марис закрыла глаза и пересказала послание. Содержание мало волновало ее, слова сами собой складывались в предложения, не задевая и не тревожа сознания. Скорее всего, политические новости. В последнее время это всегда была политика.
Закончив, она открыла глаза и улыбнулась Правителю. Того явно обеспокоило ее сообщение, но он быстро справился с собой и вежливо улыбнулся в ответ.
— Спасибо. Ты принесла важные вести, — произнес он негромко.
Островитяне приглашали Марис остаться на ночь, но она отказалась: к утру шторм может стихнуть, а кроме того, ей опять неудержимо хотелось подняться в небо. Тор и Джина проводили ее до прыжковой скалы. Здесь вдоль извилистой тропы до плато на вершине каждую ночь зажигались огни. Естественный уступ наверху вручную приспособили под стартовую площадку для летателей. За краем площадки — сорок футов отвесной стены, а внизу — яростно бьющиеся о камни волны. Джина и Тор помогли Марис расправить крылья и закрепить опорные сегменты. Металлическая ткань наполнилась ветром и засияла в отблесках огней. Марис оттолкнулась от края скалы и прыгнула вперед.
Ветер тут же подхватил ее, увлек ввысь. Она снова в воздухе! Внизу билось темное море, а вокруг неистово бушевал шторм. Ни разу не оглянувшись на провожавших ее взглядами бескрылых, Марис полетела прочь от острова.
Скоро, слишком скоро она тоже останется на берегу…
Возвращаться домой не хотелось. Ветер достиг ураганной силы. Но это ее не смутило, и она повернула на запад. Чувствовалось приближение грозы. Скоро начнется дождь. Придется подняться над облаками, чтобы случайная молния не ударила в ее металлические крылья. Дома шторм, наверно, уже прошел. Скоро люди выйдут прочесывать берег в надежде, что море и ветер принесли что-нибудь стоящее. Маленькие рыбачьи лодки отправятся за дневным уловом…
А ветер, продолжая петь свою разухабистую песню, уже подхватил Марис, и она плавно скользила в воздушном потоке. И вдруг вспомнился Колль. Марис вздрогнула, потеряла равновесие. Она заколебалась, сорвалась вниз, резко подалась вверх, ища подходящий воздушный поток и ругая себя. Как же было здорово — неужели все кончается?.. Неужели это ее последний полет… Он должен быть лучшим. Бесполезно — она потеряла уверенность в себе, и ветер-любовник оставил ее.
Марис рванулась наперерез шторму, напрягая до боли каждый мускул, набирая высоту, увеличивая скорость. Если тебя покинуло чувство ветра, лететь так близко от воды опасно. Марис выбивалась из сил, и лишь когда вдали мелькнули скалистые очертания Эйри, она поняла, как далеко ее завела захватывающая борьба с ветром.
Эйри — одинокая голая скала в море, словно огромная каменная башня в окружении злобного прибоя. Ничего не приживалось здесь, кроме гладкого мха. Только птицы гнездились в глубоких расщелинах, и на самой вершине построили свое гнездо летатели. Ни один корабль не мог пристать здесь, и только крылатые — люди и птицы — делили вершину.
— Марис!
Взглянув вверх, она увидела Дорреля. Темные на фоне неба крылья падали прямо на нее. В последний момент она увернулась и легко ушла в сторону. Доррель со смехом бросился вдогонку вокруг скалы, и Марис, забыв об усталости и боли, тут же растворилась в волшебной радости полета.
Когда они наконец приземлились, с востока вдруг с воем налетел ветер, хлестнул дождь, жаля холодными каплями их лица и руки, и только тут Марис почувствовала, что совсем замерзла. Без посторонней помощи они опустились на мягкую землю в выдолбленной посадочной яме, и Марис протащило целых десять футов в образовавшейся грязи. Минут пять ушло на то, чтобы подняться и распутать тройные ремни крепления. Потом она старательно привязала крылья к колышку и принялась их складывать. Когда она закончила, руки ее ныли, зубы стучали от холода, и Доррель, заметив это, нахмурился.
— Ты издалека? — спросил он, перекидывая свои аккуратно сложенные крылья через плечо. — Наверно, летела все время впереди шторма, устала, и я не должен был тебя отвлекать. Извини, не сообразил, хотя мне и самому досталось от ветра. С тобой все в порядке?
— Да, все нормально. Я и в самом деле немного устала, но сейчас рада, что встретила тебя. Хорошо полетали, мне этого не хватало. Хотя в конце было тяжело, я даже думала — упаду. Но хороший полет лучше любого отдыха.
Доррель рассмеялся и обнял ее за плечи. Марис, почувствовав тепло его разгоряченного после полета тела, задрожала еще сильнее. Он молча прижал ее к себе.
— Пойдем в дом, пока ты не превратилась в ледышку. У Гарта есть несколько бутылок кивы с Шотана, и одна, должно быть, уже горячая. С кивой мы тебя быстро согреем.
В большой общей комнате было, как всегда, тепло и сухо, но пустовато. Гарт, невысокий мускулистый летатель, лет на десять старше Марис, сидел у огня один. Он поздоровался, и Марис попыталась ответить на приветствие, но горло словно перехватило от холода, и она не смогла выдавить из себя ни слова. Доррель подвел ее к огню.
— Как последний идиот, я не давал ей приземлиться. Она совсем замерзла,
— произнес он, торопливо стаскивая с себя мокрую одежду. Потом достал из стопки у огня два больших полотенца и спросил: — Кива горячая? Налей нам немного.
— С какой стати я буду тратить на тебя киву? — проворчал Гарт. — Вот Марис я, пожалуй, налью: она красивая девушка и отличный летатель.
И он шутливо поклонился Марис.
— Придется потратить, — отозвался Доррель, растираясь полотенцем. — А то, знаешь, вдруг у кого-то кружка ненароком опрокинется…
Гарт огрызнулся, и между ними завязалась привычная перепалка. Марис не слушала — подобные стычки ей не впервой. Она отжала волосы и сидела, завороженно глядя на быстро исчезающие причудливые пятна влаги на горячих камнях. Потом перевела взгляд на Дорреля, пытаясь запечатлеть в памяти его образ: тонкую фигуру летателя, живое, выразительное лицо. Заметив на себе ее взгляд, Доррель обернулся, глаза его потеплели, и последняя ядовитая реплика Гарта осталась без ответа.
— Ты все еще дрожишь. — Доррель легонько коснулся ладонью подбородка Марис, забрал у нее полотенце и накинул ей на плечи. — Гарт, доставай бутылку из огня, не то она лопнет. И наливай!
Киву разлили в большие глиняные кружки. От первых же глотков горячего, сдобренного специями и орехами вина по венам растеклись тоненькие ручейки огня, и Марис перестала дрожать.
— Славное винцо, верно? — Гарт улыбнулся. — Хотя, конечно, разве Доррель оценит всю прелесть?.. Я надул одного старого рыбака на целую дюжину бутылок. Старик нашел их среди обломков на берегу. Сам он не знал, что это такое, а жена сказала, чтоб не тащил в дом «всякую гадость». Я выменял бутылки за кое-какие побрякушки и маленькие металлические бусы, что хотел подарить сестренке.
— А что же теперь получит сестренка? — поинтересовалась Марис между глотками.
— Что-нибудь придумаю, — пожал плечами Гарт. — В конце концов она и не знала про них. Я хотел сделать сюрприз. Принесу ей в следующий раз что-нибудь с Повита. Крашеные яйца, например.
— Если не найдешь, на что обменять их по дороге, — добавил Доррель. — Гарт, если твоя сестра и получит когда-нибудь подарок, она не перенесет такой неожиданности и забудет, что нужно обрадоваться. Ты прирожденный торгаш. Я думаю, подвернись хорошая сделка, ты бы и крылья свои обменял.
— Заткнись и никогда не произноси таких слов! — негодующе прохрипел Гарт и повернулся к Марис: — Как твой брат? Я давно его не видел.
Держа кружку двумя руками, чтобы от волнения не расплескать содержимое, Марис сделала еще глоток.
— Через неделю он вступит в Возраст, — ответила она настороженно. — Крылья перейдут к нему. А где он проводит время, я понятия не имею. Может, ему не нравится ваша компания.
— Почему это? — Гарт даже обиделся, хотя Марис не думала его задевать.
— Чем же мы ему не подходим? Мне он нравится. Нам всем он нравится, а, Доррель? Спокойный такой, может быть, чересчур осторожный иногда, но это пройдет. Чем-то он из всех нас выделяется, зато какие рассказывает истории! А поет!.. Люди будут ликовать, завидев в небе его крылья. — Гарт недоуменно покачал головой. — Где он находит свои песни? Я путешествовал гораздо больше, но…
— Он их сам сочиняет, — ответила Маркс.
— Сам? — удивился Гарт. — Ну тогда он будет нашим первым певцом. И на следующем состязании мы отберем приз у Восточных. Западные всегда были лучшими летателями, но, по справедливости, наши певцы никогда не заслуживали, чтобы их так называли.
— Я пел за Западных в последний раз, — возразил Доррель.
— Вот я и говорю…
— Да у тебя самого голос, как у морской кошки!
— А я на этот счет и не обольщаюсь.
Марис задумалась, глядя на огонь, и пропустила последнюю реплику Дорреля мимо ушей. Здесь, на Эйри, она чувствовала себя спокойно и уверенно, даже сейчас, когда Гарт заговорил о Колле. Как ни странно, здесь ей было уютно. Никто не жил на скале летателей постоянно, но все же это был своего рода дом. Ее дом. Дом летателей. И грустно сознавать, что бывать здесь ей больше не придется.
Она вспомнила свой первый полет на Эйри, добрых шесть лет назад, сразу после вступления в Возраст. Тринадцатилетняя девчонка, гордая оттого, что прилетела так далеко, одна, но еще застенчивая и слегка напуганная. В большой комнате тогда собралось больше десятка летателей. Они сидели полукругом около огня, пили, смеялись. Вечеринка в самом разгаре. Все обернулись, когда она вошла, заулыбались. Гарт был тогда молодым летателем, Доррель — совсем мальчишка, тощий, чуть старше ее. Она еще никого не знала. Но Хелмер, опытный летатель с острова неподалеку от того, где жила Марис, тоже был тогда наг Эйри. Он всех и познакомил. Даже сейчас Марис помнила имена и лица: огненно-рыжая Анни с Кульхолла, Фостер, который позже располнел и не смог летать, Джемис-старший… Особенно ей запомнился Ворон, молодой высокомерный летатель, разодетый в черные меха с металлическими блестками, который три раза подряд приносил Восточным победу на состязаниях. Еще тогда присутствовала худенькая, гибкая блондинка с Внешних Островов. Собственно говоря, вечеринку затеяли в ее честь: редко кто с Внешних залетал в такую даль.
Все стали поздравлять Марис, и вскоре ей начало казаться, что почетный гость вовсе не девушка с далеких островов, а она. Невзирая на возраст, ей налили вина, потом все пели и рассказывали байки о полетах, большинство из которых она уже слышала, но никогда — в такой компании. Наконец, когда Марис полностью освоилась с обстановкой, летатели перестали уделять ей особое внимание и вечеринка продолжалась своим чередом.
Конечно, забыть эту первую встречу невозможно, но особенно четко в память Марис врезался один эпизод. Из Восточных присутствовал один только Ворон, и, естественно, на его долю пришлось множество, в общем-то безобидных, шуток и насмешек. Но он немного выпил и, в конце концов не выдержав, вскочил и пошел к выходу.
— Вы называете себя летателями! — крикнул он от дверей резким голосом, который и сейчас звучал у Марис в ушах. — Идите сюда, я покажу вам, как надо летать!
Все высыпали наружу и отправились к прыжковой скале — самой высокой скале на Эйри.
1 2 3 4 5 6 7