.. особый ландшафт, возвышенности и спады, воронки и пещеры... Бывает лицо-болото, бывает скалистая стена, нос - неприступный гребень, разделяющий на две половины мир... Лицо это не только плен, но и отдушина. Узнать себя, подмигнуть, пройдя мимо зеркала, поддакнуть своей слабости - важно. Тонкое узнавание...
Исправив лицо, нельзя сделать человека лучше, он должен понимать. Можно освободить от страданий уродства, другое дело... Я всегда за минимум средств, хирург без лаконичности мясник... Тем временем его подготовили, усыпили, и я тут же приступил к делу. Осторожно, тщательно... миллиметр за миллиметром... Зрение и пальцы. И мои особые инструменты, дороже золота... Постарался, нос заново соорудил, выкроил, нашел в его тощем теле нужный мне хрящик... подробности не для дилетантов и слабонервных... Чуть тронул уши, хотя не хотел, люблю характерные, чертовы эти завихреньица... И остановился.
Ничего в сущности непонятного, он хотел лицо поблагородней, отчего не сделать?.. Мне было интересно, что я еще смогу... Задача подстать моему таланту, раньше передо мной не было таких вершин.
И я пошел чуть дальше. Несколько мышц и сухожилий около рта, мимика его мерзкая... потом чуть-чуть около глаз... Безумная работа, микроскопические сдвиги... Совсем немного вмешался, чуть-чуть подправил. Несколько часов корпел, словно сапер на минном поле... И все.
Он стал прекрасен, мимика сначала несколько скована, потом я не мог налюбоваться. Я уж не говорю про нос и профиль. Медали чеканить бы с него...
***
Но с его рисунком - ничего общего, и сотой доли... я не сумасшедший. Ну, улыбочку подправил, геометрию лица подлечил... Он не то, конечно, имел в виду.
Я с противоречивыми чувствами смотрел на свой результат. Досадовал, что не хватило смелости пойти дальше... любопытство и профессиональный кураж... и радовался, что не влез туда, куда мясникам нет входа. Молчание и благородство - это ведь не лицо.
А через неделю он исчезает без предупреждения.
Я собирался еще понаблюдать, прихожу - койка пуста. Уехал с исправленным лицом, с деньгами, и без картин, все честно, но я досадовал. Хотел увидеть, как будет изменяться лицо, пробьется ли на поверхность то, что я так удачно скрыл. Я не был уверен, что сработал надолго.
Но к носу это не относится, и к ушам тоже. В них я не сомневался, заработал свои картины честно.
С тех пор прошло больше десяти лет. Я мало что о нем слышал, говорили, он женился, переехал из Таллина в небольшой городок у Чудского озера. Про выставки ничего не знал, сам его картины неоднократно выставлял, но ни одной не продал. Они всегда со мной, висят на стенах квартиры, а две утренние таллинские улочки напротив кровати - проснусь и тут же их вижу. Мне легче становится, все-таки что-то настоящее, бесценное рождается и в наши дни.
***
И прошлым летом они здесь висели, укор двум лоботрясам с их недоделками. Они Мигеля не замечали, как-то ухитрялись не видеть, не совершая никаких усилий... Словно из разных миров. Не в первый раз такое видел, то ли узость взгляда, то ли защитная реакция...
Но вот кончилось мое время, медицина ждет. Купил ту самую, что сразу отложил, больше не нашел ничего. "Почему эту?" "Приходи, - говорю, - приноси еще, сразу не расскажешь..." А второму ничего не сказал, хлопнул по плечу, старайся... Кто знает, может, и получится у него... догадки да подозрения лучше при себе держать.
Собрался, вышел из дома, по пути заметил белый уголок в почтовом ящике. Мне редко пишут, с каждый годом все реже. Писать разучились даже те, кто раньше умел, а для новых это долгий непонятный процесс, чем его заменили?.. "Ты в порядке?.." " Я в порядке..." Убогость какая...
Вытащил письмо из ящика, первое и последнее от Мигеля, проглядел в метро - "Приезжай!" и какой-то бред впридачу. Что-то не так у него, понял. Часто его вспоминал - как там лицо, которое мы с ним облагородили?.. И новые картинки бы увидеть, наверное столько успел наворотить...
Не стал раздумывать, через несколько дней собрался и поехал. Теперь Эстония сама по себе, но визу купить несложно. Обрадовался, наконец есть повод сдвинуться с места. Мне уже казалось, кроме медленного сползания, ничего со мною не случится, тягостное чувство... Лето у меня было почти свободно, и давно туда собирался. Эти поездки мне нужны, раз в несколько лет. Хотя не скажу, что приятны - тянет... хочется что-то еще понять, и знаю наперед, что ничего не пойму. Все больше чужого там, и только несколько пронзительных деталей упрямо не сдвигаются с места, убеждают меня, что не приснилось, не придумано...
Ух, какая тоска, если б вы знали... чувство, словно из тебя выматывают жилы... Будто что-то хочешь разглядеть за пределами зрения...
Так началась, вернее, двинулась к концу моя история. Я говорил уже, что против захватывающих сюжетов. В первых же словах готов выложить главное, а потом долго кружить вокруг да около, то приближаясь, то удаляясь... находя и выхватывая новую частицу из многократных повторений...
У Мигеля
***
Утро провел в Таллине. Самое одинокое время - первые проблески дня, рассвет, пустынный город, тяжелая от влаги листва, камни, поросшие мхом, чахлые сосенки на берегу, прохладный песок, ленивое серое море... Все застыло перед новым циклом, тоска... Это надо видеть. Это молчание нужно слышать. Это невозможно почувствовать постороннему и равнодушному... Вот по этой дорожке я шел к морю, мне было лет семь, потом шестнадцать... потом я уехал... На ней все тот же гравий. Наверное, не тот, но очень похож. Полянка, в середине рос дуб. Это он стоит, что для него полсотни лет... Разница в длительности жизни, моей - и домов, камней, деревьев, не просто удивляет - пугает, мои двадцать тысяч дней для них один миг.
Мои родители рано умерли, так что в десять я был уже один, рос у бабушки. Домик у дороги, что вдоль моря. Вот он, в нем и теперь кто-то живет. Меж известняковых плит, которыми вымощен дворик, растет новая трава. Я не могу приближаться, это слишком для меня. Достаточно, что все это есть...
Наконец, понял, хватит мучить себя, пошел на автовокзал, купил билет, перекусил в буфете. Булочки пахнут по-прежнему, ваниль и кардамон... знакомые бутербродики с луком и яйцом... И уехал в Муствее, небольшой городок около Чудского озера, там жил Мигель. Вернее, за городом, на дороге, что огибает озеро. Он обещал встретить, и адрес написал, из чего я сделал вывод, что не встретит.
***
Но я и не ждал этого, встречи, как проводы, мне тягостны. Люблю неожиданно появляться и исчезать, тогда чувствую себя путешественником, открывателем, а не туристом, которого обслуживают и охраняют. Еще в поезде тщательно изучил его письмо. Из простых листков я извлекаю массу интересного, письма выдают много такого, о чем человек говорить не хотел. Как он написал... - "вопрос жизни и смерти"?.. Я не поверил. Ради этого письма никогда бы не тронулся с места, какая-то фальшь в нем проступала. Если б не картины... Мне было мало, я хотел новых картин. Ну, да, эгоист, но, в сущности, кто он мне?.. Поправил ему лицо, купил картины... потом он исчезает на годы... Решать чужие проблемы в чужой стране... не желаю, и невозможно.
Несколько часов на автобусе... В августе в этих краях прохладно, осень где-то наготове. Впрочем, и июль не сильно отличается. Сначала за окном плыла назад тусклая равнина, потом холмики, холмы... по мере удаления от моря, природа несколько оживляется. Я как-то был здесь, тихое захолустье, автостанция у дороги... Как я и предполагал, никто меня не встретил. Зашел в лавчонку, купил две бутылки яблочного вина, буханку белого хлеба, увесистый кусок полукопченой колбасы, и пошел по дороге к озеру.
***
Пейзаж здесь живей, чем у морского берега, но все равно северное разнообразие, довольно монотонная картина. Недаром голландцы сильней всего в натюрмортах, рисунках, жанровых сценках, мифологии, библейских темах, и мало нового внесли в пейзаж. Потом начал спорить с собой, вспомнил Рейсдаля... Вот что значит, вышел на природу заученный человек.
Я шел по обочине хорошей асфальтовой дороги, потом она сменилась приличной грунтовой... мимо не спеша проезжали машины. Здесь некуда спешить, и это мне нравится... По левую руку от меня до горизонта простиралось поле, местами жидкий кустарник, за ним кое-где виднелись крыши хуторов. Дорога слегка изгибалась вправо, постепенно приближаясь к озеру, наконец, осталось метров триста, я уже видел воду. Слева открылась большая поляна, окаймленная редкими кустами, и на ее середине, метрах в семидесяти от дороги, возвышалось удивительное сооружение.
Не могу назвать это домом, язык не поворачивается. Если вспомнить вавилонскую башню Брейгеля, уменьшить ее... Нечто подобное я увидел. Башня из красно-коричневого кирпича, метров пятнадцати в диаметре, высотой с пятиэтажный дом... большие круглые окна. Крыши не было, сверху свисали клочья прозрачной пленки. Судя по окнам первого этажа, на которых навешаны какие-то тряпки, здесь жили.
"На пятом километре от города найдешь мою башню..." Это в письме. Я принял его слова за обычную болтовню. А тут, действительно, увидел ожившую фантазию Брейгеля...
***
Но у Брейгеля полно окон и дверей, а здесь ни одной двери... Со стороны дороги входа не было. Окна первого этажа на высоте трех метров, заглянуть в них невозможно. Я пошел кругом. Никаких признаков жизни, полная тишина. С дороги иногда слышался гул и скрип гравия, проезжали машины, а из дома ни звука... Кажется, никого, а ведь он знает, что приеду.
Я постепенно поворачивал, наконец, оказался с задней стороны дома, увидел высокое крыльцо тоже из красного кирпича, и дверь в дом. На крыльце тощая женщина в платье гораздо выше колен и старомодной шляпке прыскала перед дверью бензин из канистры. Дама в шляпке спешила. Я окликнул ее, она, ничуть не смутившись, спросила:
- Спички есть?.. Опять забыла...
Канистра была почти пуста, бензина, сразу видно, маловато чтобы поджечь такую махину. И вообще, трудно было поверить, что хоть что-то здесь может загореться. Дом, правда, на небольшом возвышении, но через дорогу озеро, берег в камышах, топь непролазная... Стены башни на высоту человеческого роста обросли мхом.
- Спичек нет, - я ответил старухе, поддавшись ее тону, будто ничего не видел. И сам спросил:
- Хозяин где?..
- Мучитель в бане - она говорит, - ладно, сегодня не вышло, я еще приду...
Махнула рукой и пошла в сторону соседнего дома, метрах в двухстах, отделен полем и полосой низкорослых сосен.
- А где баня?.. - я спросил ей в спину. Она махнула назад, в сторону кустов:
- Там речка, - и пошла.
***
Не знаю, как будет в другой раз, но этот поджог протекал мирно и кончился ничем.
На крыльце воняло бензином. Я дернул за роскошную бронзовую ручку, дверь плавно открылась. Узкий коридор привел меня в круглое помещение в середине здания. Вертикальная труба пяти метров в диаметре, я стоял на дне. Выше последнего этажа на отверстие натянута прозрачная пленка, через нее виднелся кусок серого немытого неба. Темновато... Вдоль стен на нескольких уровнях карнизы с перильцами, на верхних этажах по две двери, на нижних двух - по семь или восемь дверей. С этажа на этаж вели узкие крутые лестницы.
Я подчитал примерный периметр здания - около пятидесяти метров. Если по восьми комнат, по числу дверей на нижних этажах... то каждая из них примерно 6 метров в ширину у наружной стены и около четырех у внутренней... странная форма... Это было немалое сооружение. Что же на верхних трех этажах, там всего две двери?..
Воды на полу не было, дожди не проникали сюда. И то хорошо, подумал я, потому что панически боялся сырости. Родился в этих краях, на плоской болотистой земле, и как только немного вырос, убежал в Россию. Были и другие причины, более веские, чем сырость, но это долгий разговор.
***
Пусто и тихо, ни звука снаружи. Обожаю тишину, но эта не обрадовала. Но надо отдать должное строителю, стены фундаментальные. И никакой штукатурки, украшений, голый красный кирпич, на диво неровно положенный, надо постараться, так неряшливо уложить...
Толкнул дверь, что была рядом, она открылась, и я вошел в комнату странной формы в ней было одно большое круглое окно, похожее на судовой иллюминатор. Здесь, судя по обстановке, жили, если это можно назвать жизнью. Кирпичные стены, цементный потолок, пол тоже из цемента, частично закрытый старыми газетами... кровать, на ней какие-то серые тряпки, у окна большой стол, заваленный грязной посудой, от нее пахло несвежими объедками...
Этот интерьер удручал меня, хотя я видел много убежищ, халуп, подвалов, я ведь везде искал художников, и где только не жили эти существа... Были и в моей жизни времена, когда я пропадал в зловонных дырах. Но то, что я увидел, все равно поразило меня - огромное строительство, гигантомания - и груда объедков, немытая посуда... Большой замысел - и нелепое, неряшливое исполнение.
С тяжелым чувством я вышел из комнаты, потом из дома, и направился в сторону кустов, за которыми баня.
***
Впрочем, неряшливостью меня не испугаешь. А вот встреча с малознакомым человеком на его территории всегда связана с тягостным напряжением.
За кустами оказался неглубокий овражек, по дну протекал ручей. Я перешел овраг по мостику, поднялся к низенькому срубу из потемневших огромных бревен. Только собрался войти, как дверь распахнулась, и из бани выскочила огромная голая баба. Видимо не заметив меня, хотя это было сложно, она добежала до воды - и плюхнулась на дно, глубина здесь не превышала полуметра. Шлепнулась и начала кататься, разбрызгивая воду. На дне был слой черной грязи, она с самозабвением размазывала эту дрянь по всему телу, что-то негромко напевая... Она шлепала себя по огромному животу, по бедрам... груди мотались из стороны в сторону... Я, оторопев, наблюдал, она по-прежнему не видела меня. Всю жизнь обожал такое богатое безмозглое мясо, жена ловила мои взгляды, упрекала, но я не изменял ей... потом досыта наигрался... Наконец, вся женщина превратилась в темный чурбан и потеряла для меня интерес.
Я отвернулся, постучал в дверь и, не услышав ответа, вошел.
В предбаннике было полутемно, я разглядел большой стол из прочных досок, скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12