С 1613 года заведовал кафедрой анатомии и ботаники Парижского университета, был лейб-медиком Генриха IV и Людовика XIII. Тот факт, что, будучи первым врачом супруги Генриха IV Марии Медичи, он последовал за опальной королевой в ссылку, лечил ее от варикозного расширения вен и оставался при ней вплоть до ее смерти, перенося бесчисленные лишения, говорит о его душевных качествах. Риолан-сын был великолепным анатомом. Его главное сочинение «Antropographie» (1618) замечательно описывает анатомию человека. Он основал «Королевский сад медицинских трав», относящийся к научным учреждениям, задуманный в 1594 году Генриху IV. Под псевдонимом Antarretus он написал целый ряд полемических статей против Гарвея. Стараниями этого великолепного ученого о выдающемся враче Гарвее злословили на факультете: «Тот, кто допускает циркуляцию крови в организме, имеет слабый ум».
Преданный ученик Риолана-сына Гюи Патэн (Gui Patin, 1602–1672), один из корифеев тогдашней медицины, лейб-медик Людовика XIV, писал по поводу открытия Гарвея: «Мы переживаем эпоху невероятных выдумок, и я даже не знаю, поверят ли наши потомки в возможность такого безумия». Он называл открытие Гарвея «парадоксальным, бесполезным, ложным, невозможным, непонятным, нелепым, вредным для человеческой жизни» и т. п. Родители готовили Патэна в адвокаты, на худой конец были согласны и на священника, но он выбрал литературу, философию и медицину. В своем безмерном усердии ортодоксального последователя Галена и Авиценны он очень недоверчиво относился к новым средствам, употреблявшимся в его время в медицине. Реакционность Патэна, может быть не покажется столь дикой, если вспомнить, сколько жертв принесло увлечение врачами препаратами сурьмы. С другой стороны, он приветствовал кровопускание. Даже младенческий возраст не спасал от этой опасной процедуры. «Не проходит дня в Париже, — пишет Патэн, — когда мы не прописывали бы пускать кровь у грудных детей».
«Если не излечивают лекарства, то на помощь приходит смерть». Это типичное отражение той эпохи, когда сатира Мольера и Буало высмеивала докторов-схоластов, стоящих, по меткому выражению, спиной к больному и лицом к «священному писанию». За не знающий границ консерватизм Мольер осмеял Гюи Патэна в «Malade imaginoire» («Мнимом больном»), показав его в лице доктора Диафуаруса. Знаменитый французский поэт и критик Никола Буало, называемый Депрео (Boileau-Despreaux, 1636–1711), подверг уничтожающей критике Парижский факультет в «L`Arrkt burlesque» («Смехотворный запрет»), отвергший вслед за Риоланом кровообращение. Конечно, не за это Людовик XIV назначил в 1677 году Буало своим придворным историографом одновременно с Расином.
Долгое время Парижский медицинский факультет являлся рассадником консерватизма, он закрепил авторитет Галена и Авиценны парламентским указом, а врачей, придерживающихся новой терапии, лишал практики. Факультет в 1667 году запретил переливание крови от одного человека другому. Когда же король поддержал эту спасительную новацию, факультет обратился в суд и выиграл дело. У Гарвея нашлись защитники. Первым среди них был Декарт, высказавшийся в пользу кровообращения, и тем немало содействовал торжеству идей Гарвея.
В последние годы жизни Гарвей изучал индивидуальное развитие животных. В 1615 году был издан второй его трактат «Исследования о живое происходит из яйца». В отсутствие микроскопа, Гарвей, естественно, только мог догадываться о многих существенных закономерностях эмбрионального развития, неудивительно, что не все его предположения подтвердились в дальнейшем. Тем не менее он впервые сформулировал теорию эпигенеза, установил, что зародыш цыпленка развивается не из желтка куриного яйца, как говорил Аристотель, и не из белка, как полагал Фабриций, а из зародышевого кружка, или пятна, как называл его Гарвей. Высказал и обосновал мысль о том, что животные в период эмбрионального развития проходят ступени развития животного мира, то есть, что онтогенез повторяет филогенез. Однако в объяснении причин зародышевого развития Гарвей придерживался виталистических взглядов. В результате своих сравнительно-анатомических и эмбриологических исследований Гарвей впервые вывел общеизвестную формулу: «Ex ovo omnia» («все (живое)» — из яйца).
Только в XX столетии стало известно, что у Гарвея был предшественник. В 1572 году голландский анатом и врач Волхер Койтер (Coiter V., 1534–1576) дал научное описание развития куриного зародыша, положив начало науке — эмбриологии.
В 1654 году Гарвей был единогласно избран президентом Лондонской медицинской коллегии, но по состоянию здоровья отказался от этой должности. Гарвея продолжали мучить подагрические боли. Когда они становились невыносимыми и проходили от холодной ножной ванны, он принимал настойку опия. В мае 1657 года он настолько ослаб, что сама мысль выйти из комнаты казалась ужасной. Гарвей скончался скоропостижно. Утром, часов в десять, 3 июня 1657 года он хотел что-то сказать и обнаружил, что язык у него парализован. Он сразу понял, что это конец. Сделал знак Сэмброку, аптекарю из Блэкфрайерса, чтобы тот пустил ему кровь из языка. Но это не помогло. Тело Гарвея перевезли из Роухэмптона в Лондон, в Кокейн-Хаус, где его забальзамировали и вместо гроба уложили в свинцовый саван, повторяющий очертания тела. Гарвея похоронили в семейном склепе в местечке Хемпстед (графство Эссекс), в пятидесяти милях к северо-востоку от Лондона.
Сиденгам (1624–1689)
Нет до сих пор ни одного учебника и руководства по частной патологии и терапии, где бы не упоминалось имя Томаса Сиденгами (Thomas Sydengam) — выдающегося английского врача, одного из основоположников клинической медицины.
Томас родился 10 сентября 1624 года в Уиндфорд Игле, графстве Дорсетшир, в семье знатных родителей. Общее образование получил дома. Решив усовершенствовать свои познания, он в 22-летнем возрасте отправился учиться в колледж св. Магдалины в Оксфорд, где изучал в том числе и медицину. Затем в учебе наступил недолгий перерыв, в течение которого он служил в парламентских войсках, после чего окончательно вернулся в Оксфорд и посвятил себя исключительно изучению медицины.
В 1648 году Сиденгам получил степень бакалавра и в том же году стал членом All-souls College. Критически отнесясь к уровню своих медицинских знаний, он отправился пополнять свои познания во Францию, университет Монпелье, где под руководством Байбейрека изучал терапию. Возвратившись в Англию, он поселился в Вестминстере и здесь вскоре приобрел громкую известность. Степень доктора медицины он получил только в 1676 году в Кембридже, когда ему было 52 года.
Доктор Сиденгам нигде не служил, не преподавал и не оставил после себя школы: все его научные работы поместились в одной небольшой книге. Говорят, мал золотник, да дорог. Так можно сказать про наследие Сиденгами, который в этой книге разработал систему практической медицины. Насколько врачи ценили и преклонялись перед его авторитетом, показывает пример с Бургавом, который всегда снимал шляпу, когда произносил имя Сиденгама.
Схоластическими традициями средневековой медицины Сиденгам противопоставил метод тщательного наблюдения у постели больного. Великий Сиденгам считался тонким знатоком учения Гиппократа, которого называл одним из величайших врачей древности. Следуя заветам Гиппократа, он начал свою врачебную деятельность с тщательных наблюдений за течением болезни, с изучения причин, вызывающих те или другие болезненные изменения в организме человека, и на основании своих изысканий старался обрисовать отдельные формы болезни, подобно ботаникам, распределяющим растения по отдельным видам. Обнаружив в его воззрениях много точек соприкосновения с Гиппократом, коллеги прозвали его «английский Гиппократ».
Гиппократ в своих «Афоризмах» писал, что «природа — лучший врач всех болезней», и эту идею Сиденгам проводил всегда в своей практике. Сиденгам говорил, что болезнь — «усилие внутренней природы человека, стремящейся всеми средствами освободиться от болезненной материи для спасения больного». Он считал повышение температуры, лихорадку благодетельным явлением, способным уничтожить (сущность патологического процесса) болезнь, тогда как большинство врачей, напротив, стремились всеми средствами бороться с лихорадкой. Он охотно прибегал к кровопусканиям, слабительным и рвотным средствам, применял железо, хину, опий, но избегал потогонных средств. Относительно опия он говорил, что тот вызывает сон, успокаивает, прекращает понос, является превосходным сердечным средством. Если опий употреблялся при болезнях сердца в течение трех столетий, то хина обязана всеобщим распространением Сиденгаму.
Томас Сиденгам одним из первых выделил два вида болезней — острые и хронические; первые, по его мнению, происходят от вредных влияний окружающей среды, вторые зависят или от неправильного питания (от излишеств в употреблении пищи и напитков), или наследственного предрасположения. Острые заболевания, особенно «горячка», Сиденгам трактовал как реакцию организма, направленную на обезвреживание и удаление проникшего извне вредоносного начала. Он говорил, что проявление острых болезней нередко зависит от времени года.
Доктор Сиденгам описал цингу и хорею. Он дал настолько точное описание хореи, что имя его осталось навеки связанным с этой формой болезни. Хорея в переводе с греческого языка означает хоровод, пляска. Исторически большой хореей называли коллективный психоз, наблюдавшийся в Средние века и проявляющийся интенсивным двигательным возбуждением с некоординированными движениями, подергиваниями и судорогами на фоне аффективно-суженного сознания. Хорея малая (синоним: болезнь английская — устаревшее названия пляска святого Витта, пляска святого Гвидона или Сиденгама болезнь) — болезнь центральной нервной системы ревматического происхождения, характеризующаяся поражением базальных ядер головного мозга и проявляющаяся хореическими гиперкинезами (расстройством движения), мышечной гипотонией, изменением рефлексов, нарушением эмоций, иногда другими психическими расстройствами.
Томас Сиденгам внес существенный вклад в развитие взглядов на истерию. Истерия — болезнь, известная много тысяч лет, представляет собой уникальное из-за своей загадочности расстройство: видимых нарушений нет, они также не устанавливаются лабораторными методами, то есть нервная система и ткани не повреждены, а у больного истерией парализованы ноги, руки, половина тела, он слеп, глух, нем и т. д. Значительную роль в развитии концепции истерии сыграли взгляды врачей Древнего Египта, о которых нам известно благодаря папирусу из Кахун (около 1900 г. до н. э.), а также самому знаменитому документу египетской медицины — папирусу Эберса (1700 г. до н. э.). Папирус из Кахун содержит отрывки трактата о болезнях матки, в котором описаны болезненные состояния и эмоционально неуравновешенное поведение женщин, приписываемое в то же время изменениям положения матки (так называемая блуждающая матка). Сохранилось также описание симптомов (большинство из них идентично клинической картине истерических расстройств, представленных в современных учебниках психиатрии), диагностика и лечение.
Греки восприняли из Египта взгляды на истерию. Египтяне дали точное описание расстройств, а Гиппократ — название «истерия» (от греч. Hystera — матка). Гиппократ первым описал истерическую афонию (отсутствие звучности голоса при сохранности шепотной речи). Этим расстройством страдала жена Полемарха. Аретей Каппадокийский (около I–II в. н. э.) дал исторический обзор взглядов на истерию, которую считал хроническим заболеванием, проявляющимся у молодых женщин, а также предполагал, что симптомы истерии могут быть у мужчин. Сиденгам далеко продвинулся в понимании истерии, и как Аретей признавал истерию у мужчин, но отвергал «маточную» и гуморальную этиологию и, обратив внимание на сопутствующие этому загадочному и поныне заболеванию эмоциональные переживания, «волнения», предложил идею психической обусловленности истерии. Он подметил у истерических больных много точных характеристик; отмечал не только «хамелеоноподобную» изменчивость и многообразие симптомов, но также и эмоциональную неуравновешенность, и полярность чувств этого типа больных: «Они неумеренно любят тех, кого скоро будут неразумно ненавидеть».
Описывая клиническую картину истерии, Сиденгам назвал ее «протеем», основываясь на ее изменчивости. Он определил основной фон истерии словами: «… в истерии нет ничего постояннее непостоянства» явлений. Этот основной фон есть истерическая конституция. Сиденгам подчеркивал важный факт: больные истерией соматически здоровы… Спустя 250 лет все сказанное им подтвердилось. Доктор Сиденгам впервые описал истерическую водяную опухоль.
Очень точно описал Сиденгам подагру, которой сам страдал в течение 40 лет. Одним из первых он выделили ревматические заболевания суставов, которые до него описывались под названием «подагрических». Он говорил, что при заболевании подагрой страдает весь организм.
Известен Сиденгам своими работами в области внутренних, особенно инфекционных (в частности, детских) болезней. Его работы оказали влияние на развитие клинической медицины, особенно в области инфекционных болезней. Основываясь на наблюдениях эпидемий в Лондоне (1661–1678), он описал скарлатину и дал название этой болезни. Установив специфичность скарлатины, он тем самым положил основание точным сведениям об этой до тех пор мало известной болезни. Выделением кори из широкого собирательного понятия остро лихорадочных сыпей мы также обязаны Сиденгаму. Кроме того, он обстоятельно описал эпидемию гриппа (1675 г.) и дал интересное наблюдение как относительно течения болезни, так и последующих осложнений. Во время лондонских эпидемий 1669–1672 годов ему пришлось наблюдать немало случаев кровавого поноса. Он считал дизентерию общей лихорадкой, которая локализуется в кишечнике, куда, по его мнению, изливаются острые соки крови из открытых вен;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15