Он любил своих ребят и отно-
сился к ним уважительно, считая, что лишняя, особенно преждевременная,
нервотрепка раскрытию тяжких преступлений против личности отнюдь не спо-
собствует.
- Что-то я давно не слышал, как движутся дела по Битцевскому парку, -
начал он. - Слушаю, Лесников.
Игорь Лесников, самый красивый сыщик на Петровке и в то же время один
из самых строгих, серьезных и обязательных сотрудников, начал обстоя-
тельно докладывать о том, какая работа проделана для раскрытия серии из-
насилований, совершенных в течение месяца в Битцевском парке. Дело расс-
ледовалось уже четвертый месяц, первоначальная горячка поутихла, а в та-
ких случаях Колобок призывал подчиненных к ответу примерно раз в неделю.
Настя внимательно слушала Игоря, стараясь не сбиваться на мысли об
убийстве Галактионова, потому что в работу по Битцевским изнасилованиям
она сама внесла немалую лепту, долго и кропотливо составляя схему, кото-
рая позволила вывести некоторые закономерности в совершении преступле-
ний. Исходя из этих закономерностей они с Игорем нарисовали примерный
портрет преступника, его психологическую, поведенческую характеристику,
и теперь терпеливо, день за днем, отрабатывали всех возможных подозрева-
емых. Точнее, отрабатывал сам Игорь, каждый вечер принося Насте ре-
зультаты своих трудов, а уж она занималась анализом полученной информа-
ции.
- Медленно, медленно работаете, - недовольно сказал Гордеев. - Но в
целом направление кажется мне перспективным. Так, убийство Галактионова.
Кто доложит? Каменская?
- Разрешите, Виктор Алексеевич, я доложу, - вызвался Коротков. - У
нас возникли новые обстоятельства. Круг знакомых Галактионова чрезвычай-
но широк, вы об этом знаете. За три недели опрошено более семидесяти че-
ловек, которые могли дать какую-либо информацию о самом Галактионове и о
возможных причинах его убийства. Еще три дня назад нам представлялось...
- Кому это - нам? - ехидно перебил его Колобок. - Мне? Анастасии? Ни-
колаю Второму?
Юра перевел дыхание и, сделав небольшую паузу, продолжил:
- В первую очередь так думал следователь Лепешкин, и я был с ним пол-
ностью согласен. Поэтому я убедил в этом Каменскую.
- А у нее своей головы нет на плечах? Ладно, продолжай.
- Нам представлялось, что круг лиц, обладающих информацией о Галакти-
онове, нами выявлен полностью. Полученная от этих людей информация пос-
тоянно дублируется, повторяется в показаниях, называются одни и те же
факты, фамилии, имена, адреса. Все версии, выдвинутые на основании соб-
ранных сведений, проверяются, выдвигаются новые версии. Однако вчера бы-
ла получена новая информация, на основании которой мы можем считать, что
круг знакомых Галактионова охвачен не полностью и что у него была некая
сфера деятельности, о которой никому из опрошенных ничего не известно.
Как могло получиться, что мы не узнали об этом раньше? У меня нет гото-
вого ответа, Виктор Алексеевич. У меня есть только предположения, кото-
рые я пока не хотел бы высказывать, чтобы никого зря не обижать.
Гордеев поднял глаза от листка бумаги, на котором что-то задумчиво
чертил, слушая оперативников, и вопросительно посмотрел на Настю. "Ты в
курсе? О чем это он говорит?" - спрашивал его взгляд. Настя едва заметно
кивнула, мол, все правильно, если нужны подробности - я потом все объяс-
ню.
- Обижать не надо, это ты правильно решил, - покивал круглой лысой
головой Виктор Алексеевич. - Но и голову мне морочить не стоит. Как ты
предполагаешь действовать дальше? Как собираешься выявлять эту та-
инственную сферу деятельности Галактионова?
- В первую очередь я собираюсь тщательно проанализировать все имеющи-
еся показания, чтобы попробовать выявить дефекты допросов.
- Иначе говоря, ты собираешься посмотреть, нельзя ли вытрясти что-ни-
будь из тех, кто уже попал в поле вашего зрения. Ты хочешь попытаться
понять, есть ли среди этих людей такие, которые явно о чем-то умалчива-
ют. Я правильно перевел твою речь на человеческий язык?
- Правильно, товарищ полковник. У нас нет возможности расширять круг
проверяемых до бесконечности в поисках людей, которые с первого же воп-
роса выложат нам все, что мы хотим узнать. Я считаю, нужно идти по пути
интенсификации, постараться наилучшим образом использовать уже имеющихся
свидетелей.
- Так. - Колобок обвел присутствующих тяжелым немигающим взглядом. -
Наш уважаемый коллега Коротков решил устроить нам здесь небольшой лик-
без, дабы за словесным туманом скрыть собственные неудачи. Это печально.
Еще более печально, что за столько лет работы в отделе он так и не усво-
ил, что признаваться в неудачах - не стыдно. Точно так же как не стыдно
должно быть признаваться в ошибках. Это, может быть, неприятно, но ни в
коем случае не стыдно. Более того, своевременное признание ошибки или
неудачи оставляет возможность исправить положение, а чем дальше - тем
шанс на исправление положения меньше. Я повторял вам это миллион раз.
Повторял?
Он снова обвел глазами всех находящихся в комнате.
- Продолжим работу, - неожиданно мирно сказал Колобок. - Все, кто ра-
ботает по Галактионову, останутся после совещания.
Настя облегченно вздохнула. Ей было ужасно жаль Юрку Короткова, доб-
ровольно подставившего себя под удар, но они все рассчитали верно. Коло-
бок должен был им наподдать, это было во всех отношениях справедливо,
хотя, конечно, откуда им было знать, что Лепешкина нельзя оставлять нае-
дине с женщинами-свидетельницами. И нельзя потом принимать за чистую мо-
нету то, что написано в протоколах допросов таких свидетельниц. Настя
уже к концу первой недели совместной работы почувствовала, что с Игорем
Лепешкиным что-то не так, но смолчала, полагая, что у человека, почти
двадцать лет проработавшего на следствии, должно хватить профессионализ-
ма на то, чтобы не смешивать субъективные оценки и переживания с фактами
и доказательствами по уголовным делам. Да и сам Колобок Гордеев страшно
не любил, когда его сыщики начинали жаловаться на следователей. "Не мо-
жете найти со следователем общего языка - грош вам цена, как оперативни-
кам", - не уставал повторять он. Кроме Насти и Короткова убийством Га-
лактионова занимался еще Миша Доценко, и они втроем опросили столько лю-
дей, сколько сумели, разрываясь между этим преступлением и добрым десят-
ком других. С остальными беседовал Лепешкин. Вот и добеседовался... Од-
ним словом, струсили они, не настояли на своем сразу же, за что и полу-
чили от Колобка Гордеева по полной программе. Но главное - они сумели за
полчаса соорудить сценарий, результатом постановки которого на оператив-
ном совещании явилось внезапное озарение их начальника. Не случайно же
он ругался-ругался, мораль читал и вдруг ни с того ни с сего перешел к
следующему вопросу, словно разговора о Короткове и его неудачах не было
вовсе. И не случайно велел остаться после совещания Насте, Короткову и
Доценко. Это означало, что он тоже вспомнил про Лепешкина и понял, что
вины его ребят здесь нет. Они следователей не выбирают. А его вина, вина
начальника, есть. Он должен был вовремя вспомнить, что такое есть Игорь
Евгеньевич Лепешкин, и дать своим подчиненным жесткие инструкции, а не
ждать, пока они набьют синяки и шишки, набираясь собственного печального
опыта.
Когда закрылась дверь за последним из покидающих кабинет Гордеева
оперативником, он резко поднял голову и уставился на Короткова:
- Что за детский сад вы мне тут разводите?
Почему сразу не пришли и не сказали, что Лепешкин вам всю обедню пор-
тит?
- Виктор Алексеевич, вы не поощряете, когда мы ходим к вам жало-
ваться. Сколько раз вы устраивали нам выволочки за то, что мы жаловались
вам на следователей? Вы же сами без конца повторяли, что следователь -
фигура номер один, и наше дело - выполнять его поручения, а в свободное
от основной работы время заниматься самодеятельностью, - сказала Настя,
пересаживаясь в свое любимое кресло в углу кабинета.
- Мало ли чего я говорил, - пробурчал Колобок. - Может, я шутил. В
общем, так, ребятки. Я перед вами виноват, Лепешкина просмотрел. Я его
знаю давно, он в городской прокуратуре всего два месяца работает, а до
этого много лет сидел в районе и в округе. Вам, слава Богу, сталкиваться
с ним раньше не приходилось, он специализировался на хозяйственных де-
лах. Когда мне сказали, что убийство Галактионова ведет следователь Ле-
пешкин, я должен был сразу вас предупредить, чтобы женщин-свидетельниц
вы предварительно опрашивали сами, иначе толку не будет. Я этого не сде-
лал, в чем и признаю свою вину. С этим все. Теперь о другом. Мне звонил
сегодня Константин Михайлович Ольшанский с несколько странной просьбой.
Ему нужны сведения по делу Галактионова. Господин Лепешкин их, естест-
венно, не дает. Ну, тут он в своем праве, тайна следствия - дело святое.
В принципе Костя мог бы получить эти сведения сам, но у него это займет
раз в сто больше времени, чем у вас троих плюс Лепешкин. Объясняю суть:
Ольшанский ведет дело о разглашении тайны усыновления. Некий Лыков вымо-
гал деньги у приемных родителей под угрозой разглашения вышеозначенной
тайны. Будучи благополучно пойманным, Лыков заявил, что узнал эти сведе-
ния от недавно убиенного Галактионова. Вопрос: а откуда сам Галактионов
мог это узнать? Спросить мы у него уже ничего не можем, к сожалению. По-
этому Косте остается только одно: прошерстить весь круг знакомых покой-
ного, чтобы попытаться найти ниточку, которая приведет его к человеку с
излишне длинным языком. Если Костя сейчас кинется заново терзать
родственников, друзей и знакомых Галактионова, причем с какими-то стран-
ными и совершенно другими вопросами, то потратит массу сил и времени, а
в результате только людей озлобит. Ему бы получить перечень свидетелей и
краткие характеристики показаний, да Лепешкин ему дело не дает. Просьба
ясна?
- Так Лепешкин и нам дело не дает, - подал голос Коротков. - Мы
Ольшанскому можем дать только то, что сами сделали, а уж чего там Лепеш-
кин надопрашивал - мы и знать не знаем. Так только, в общих словах, ис-
ходя из того, что он соизволит нам сквозь зубы процедить.
- Ребятки, Косте надо помочь.
- Конечно, Виктор Алексеевич, о чем речь, Ольшанский - нормальный му-
жик, с ним хорошо работать. Поможем. А почему бы ему не забрать дело Га-
лактионова себе?
- С какой это стати, скажи, пожалуйста? Кто он такой, чтобы забирать
дела по собственному усмотрению? Чтобы это сделать, нужно по меньшей ме-
ре доказать, что убийство и разглашение тайны усыновления можно объеди-
нять в одно уголовное дело. У тебя есть основания так думать? Правильно,
нет. И у меня нет. И у него нет. Во-вторых, нужно еще доказать, что дела
надо объединять именно у Ольшанского, а не у Лепешкина. По общему-то
правилу, дело о менее тяжком преступлении присоединяется к делу о более
тяжком, а никак не наоборот. Усыновление можно отобрать у Кости и отдать
этому дегенеративному Лепешкину. А наоборот - маловероятно.
Выйдя от начальника, Настя направилась к своему кабинету, когда ее
догнал высокий черноглазый Миша Доценко, самый молодой сыщик в отделе по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
- Анастасия Павловна, можно к вам на минутку?
- Заходите, Мишенька.
Она приветливо улыбнулась, открывая перед Мишей дверь. Он ей нравился
своим упорством, неугасимым стремлением научиться тому, чего он еще не
умеет, открытостью и какой-то почти детской наивностью и чистотой. Сам
он перед Каменской трепетал, называл ее по имени-отчеству, чем вот уже
три года ввергал ее в смущение и краску, но переходить на "ты" и на об-
ращение по имени отказывался категорически.
- Выпьете со мной кофе? - спросила она, доставая большую керамическую
кружку и кипятильник. Без кофе она не могла прожить и двух часов, и если
ей не удавалось вовремя влить в себя чашку горячего крепкого напитка,
она начинала слабеть, внимание рассеивалось, а глаза закрывались.
- С удовольствием, если можно, - застенчиво ответил Миша. - Анастасия
Павловна, объясните мне, пожалуйста, про Лепешкина, я не все понял из
того, что говорил Виктор Алексеевич.
У Миши Доценко было еще одно отличительное качество: он был
единственным сотрудником отдела Гордеева, который никогда не называл
своего начальника Колобком не то что за глаза, а даже и в мыслях.
- Видите ли, Мишенька, я сама узнала об этом только сегодня утром.
Оказывается, от Игоря Евгеньевича в свое время ушла жена, бросила его
ради красивого богатого любовника. Подозреваю, там было еще кое-что, но
вам как человеку молодому эти гадости знать не обязательно. Игорь Ев-
геньевич очень переживал, причем настолько, видимо, сильно, что у него
сформировался свой взгляд на адюльтер. Мужчина, как холостой, так и же-
натый, может делать все, что считает нужным, но изменяющая мужу женщина
достойна всяческого порицания. Он ненавидит только свою жену, но никак
не ее нового мужа. Понятно?
- Пока понятно, - кивнул Миша, не сводя с Насти внимательных черных
глаз. - У вас вода кипит.
- Спасибо.
Она повернулась к тумбочке, на которой стояла кружка с кипятильником,
вытащила вилку из розетки.
- Вам крепкий?
- Средний.
- Сахар?
- Два кусочка, если можно, пожалуйста.
- Можно, пожалуйста. - Настя бросила в его чашку два куска сахару. -
От вашей вежливости, Мишенька, можно сойти с ума. Вы не устаете от нее?
Впрочем, извините, это с моей стороны уже грубо. Вернемся к Лепешкину.
Если Игорю Евгеньевичу приходится беседовать с женщиной, имеющей любов-
ника, то беседу можно считать загубленной с самого начала. Он проявляет
крайнюю резкость, нетерпимость, невежливость вплоть до грубости, посто-
янно давая ей понять, что она нарушает нормы морали и ей вообще не место
среди людей.
1 2 3 4 5 6 7