Никогда
- Латорн. Никогда - жизнь. Только Город и степь, и лучемет в руках.
- Это не Легион, - сказала она. - Но и только.
А Алек угрюмо молчал. Что он об этом знает? подумал Альд. Что и на
что мы сменяем?
- А если не в Город? Что скажешь, Алек?
- Все равно. Ребята - не дураки. Если б так просто...
А Инта вдруг засмеялась. Короткий недобрый смех и темный огонь в
глазах.
- Каждому свое, так? Ну что же, это второй вариант. Если хочешь...
- Хочу, - ответил Альд.
И Город остался сбоку, сбился в тяжелый ком, спрятался за горизонт, и
только голубизна и белесое небо...
Что-то должно случиться, подумал он.
И ничего не случилось.
Они просто шли, и было, как в жизни: голод, жажда и тяжесть в ногах;
мы живы, подумал он, вот чепуха, я знаю, что это обман, но так хочется
верить...
Он вскинул голову - тревога? нет, радость. Воздух ожил и запахло
дымом - не мертвою гарью пожарищ, а сладким дымком костра.
И они добрели до костра. Совсем небольшой, игрушечный костерок, и
люди сидели вокруг него, а нелюди в стороне.
- Свои! - негромко ответил он, и лучеметы отправились по местам, а
люди раздвинулись, пропуская пришельцев к огню.
Их никто ни о чем не спросил. Им просто налили из фляги воды и сунули
Алеку полупустой котелок.
И удивление до немоты, потому что вода вливается в рот, и ты глотаешь
ее, и чувствуешь, что ты жив. И даже испуг, когда ощущаешь вкус - почти
забытое чувство: вкус еды, и голод, который подстегивает тебя, и скрежет
ложки о дно котелка.
Совсем как в жизни, подумал он, жалко, что не в горах...
Он встрепенулся, откинув сон. Игрушечный костерок умирал, и люди
молчали возле огня, а непохожие на людей в стороне. А Алек спит. Уткнулся
в колени лбом и заснул, а Инта сидит с оружием под рукой, готовая ко
всему...
- Меня зовут Альд, - сказал он соседу, и сосед поглядел на него. У
соседа было чудное лицо: зеленые глазки в багровой шерсти и челюсть,
скошенная назад.
- А я - Эфлал, - ответил он.
- Чего мы ждем?
- Тем, чего еще?
- Зачем?
- А вы что, не на прорыв?
- Не знаю, - ответил Альд. - Мы еще ничего не знаем, - сказал он. -
Только из Легиона.
- А в Городе были?
- Да. Успели подраться. А потом прижало и...
- Рокирнулись? Лихо с первого раза.
- А что это значит?
- Через время, - сказал Эфлал. - Это когда назад. А можно форсануться
- это вперед. Только трудней.
- А зачем? - спросил его Альд. - С кем вы воюете? За что?
- Ни с кем, - ответил Эфлал. - Тут без времени. Надоело, - сказал он.
- А прорыв?
- Не знаю, - сказал Эфлал. - Куда-нибудь. Надоело.
Умер костер, только угли еще живут, но из них уходит багровый свет, и
смерть подползает к нам. Темнота без звезд, без ветра, без голосов. Я не
жалею, подумал он, ни дня, ни часу не выкинул бы из жизни. Только война...
война - не моя работа, подумал он. Ненавижу войну, подумал он, просто это
есть у меня в крови, я не верил в такое наследство, но, оказывается, это
есть, предки мои - далхарские пираты - передали мне этот дар. Я умел
воевать, хоть ненавижу войну, и последний упал на том перевале, расстреляв
свой последний патрон. Неужели за это? подумал он. Неужели я недостоин
просто смерти? Простого и честного Ничто?
А небо темнело. Сгорело, спускалось, сгущалось в беззвездную ночь, и
надо идти. Он глянул на Алека, но тот уже был на ногах, и Инта была рядом
с ним. Могучие нечеловеки подняли тяжелые трубы, и черная степь приняла
нас в себя.
Мы шли. Было очень темно, и не сразу привыкли глаза; темнота наверху
и темнота впереди, и красные искры уже зароились в степи.
Мы шли, слившись в цепь, молчаливою одномыслящей массой, и только
шуршала трава, и гремели шаги больших.
А из красных искр уже выросли красные вспышки.
Остановились. Те, что несли орудия, спокойно и четко приладили их на
опоры, и трубы плюнули красным огнем; засвистело над головами, но мы уже
шли вперед, и их снаряды легли у нас за спиной, а наши накрыли кого-то;
столб пламени встал впереди, и клочья летели в огне, но мы уже вскинули
лучеметы и шли, прожигая дорогу, а степь отвечала огнем, и кто-то упал, но
мы шли вперед, прожигая дорогу, ответный огонь ослабел и, кажется, мы
прорвемся...
Они рубанули нас справа. Подпустили и дали огня, и Альд увидел, как
наши вспыхивают на ходу, и факелами рушатся на траву, и кружатся, и
гаснут, но Инта уже побежала на фланг, и мы несемся за ней, а цепь все
идет вперед, и мы прорвемся, прорвемся! но это уже пришло: рев моторов и
рев разрывов. Снаряд разорвался над цепью и Альд увидел все: несущиеся
транспортеры и дальний набросок башен; злость и тоска, но об этом некогда
думать, только одно осталось, и он ухватился за время, за это проклятое
неподатливое время, сжимая его в комок, и оно поддалось, и стало
сжиматься, свиваясь в упругий кокон, и он охватил им себя, а потом Алека и
Инту, и рванулся отсюда прочь - в не сейчас, в не так...
И они подходили к Городу, а Город тянулся к ним...

- Ну что, - сказала Инта, - круг замкнулся? Альд промолчал, и Алек
хлопнул его по плечу.
- А здорово мы в себя палили! Во дают, а? Похлеще, чем Легион!
- Смешно, - отозвалась Инта. В самом деле, смешно. Интересно, могу ли
я себя победить?
- К черту! - сказала она. - Объявляю перемирие. Не хочу воевать с
собой, - сказала она. - Боюсь, что я себя пристрелю. Не терплю самоубийц,
- сказала она.
- А вторая ты? - спросил ее Альд.
- Попробуем объясниться. Раз мы смогли в себя стрелять, сможем и
говорить.
- А договориться? - спросил Алек. - Черта два я с собой сговорюсь!
- Вы спятили, ребята! - сказал Альд. - Рыбы небесные - и только!
- Ну и что? - сказала она. - Надо идти до конца.
А время уже сжималось вокруг. Они сжимали его все вместе, стягивали в
упругий ком, в тяжелую душную скорлупу, и стало уже невозможно дышать, как
тогда, в норе, подумал Альд, вот что это было, но время уже вырывалось из
рук, распрямилось огромной пружиной и вышибло их далеко вперед. И они к
костру...
- Свои! - негромко ответил Альд, и лучеметы отправились по местам, а
люди раздвинулись, пропуская пришельцев к огню...
- Стойте! - воскликнул Альд. Не тот, что еще подходил, а тот, что
сидел у огня. Он уже не сидел, а вскочил. И Алек, что спал у огня. Он уже
не сидел, а вскочил. И Алек, что спал у огня, уже не спал, а держал в
руках лучемет, но Инта, что была у костра, положила руку ему на плечо.
- Тише, - сказала Инта - та, что пришла.
Они обе глядели друг на друга, не отрывая глаз.
А я еще ничего, подумала вдруг она. Оказывается, меня еще можно
любить.
- Мы уже были там, - сказала она - себе. - Мы пошли на прорыв, а
вышли к Городу. Мы шли из степи, а они вышли из Города, и начался бой -
тот самый. И мы палили в себя с обеих сторон - пока не поняли...
- Ты врешь! - зарычал Эфлал и выпрыгнул из-за костра. Он, и
вытянувшись, был ей по грудь - сутуленький гуманоид в багровой шерсти, и
глазки его горели зеленым огнем.
- Посмотри на нас, - спокойно сказала она. - На меня и на нее.
- Это. Может. Быть. - рокотнул другой - огромный и черный. - Во
времени. Я. Встречал. Себя.
- Врешь! - прорычал Эфлал. - Можно вырваться! Можно!
Они уже все окружили нас - и те, что сидели рядом с огнем, и те, что
поодаль - они сдавили нас плотной стеной, душной, как кокон из времени,
источающей ярость и страх, и мы - все шестеро - встали плечом к плечу, и
уже не понять, кто из нас кто.
- Стойте! - воскликнул Альд (мой или ее) - Не будьте дураками,
ребята! Давайте разбираться. Чего вы хотите? - спросил он нас - меня и
меня - и я поняла, что это другой Альд. И я не стала отвечать - пусть он
ответит себе.
- Вырваться, - ответил ему мой Альд. - Надоело ходить по кругу.
А Алеки хмуро глянули друг на друга и уставились на нас - меня и
меня.
- Ты говоришь: мы были с обеих сторон?
- Да, - ответил он - себе. - Наверное, в Городе не так уж много...
нас. Наверное, все мы деремся с обеих сторон. Прыгаем по времени, пока не
сойдемся в одном мгновеньи.
Здорово говорит! подумали мы - я и я - и улыбнулись ему. Я только
лишь становлюсь собой и начинаю думать, как я, а он свободен. Если мы
вырвемся, подумали мы - я и я - он крепко припомнит мне свой Латорн.
- Ребята! - сказал мой Альд толпе - этим взглядам и этим лицам, и
этому облаку злобы и страха. - Вы поймите: нас трое. Поодиночке и мы бы не
догадались. Но нас трое, и мы думаем вместе. Алек! Ну, что ты молчишь, как
колода?
Алеки усмехнулись и положили руки каждый на свой предмет. И сказали,
недобро прищурясь в толпу:
- А ну, расступись, кто жить хочет. С меня хватит. Наигрался.
И пошли вперед - плечом к плечу - раздвигая нам путь в толпе.
- Стойте! - рявкнул Эфлал, и они обернулись к нему и лучеметы хмуро
уставились на него. Но он не испугался - эта обезьянка с багровой шерстью,
и обе мы - я и я - почувствовали, что он - командир, офицер, собрат. -
Ат-ставить глупости! Все мы тут на-игрались! Т-ты! - длинной когтистой
лапой он почти дотянулся до нас и пришлось поглядеть друг на друга, чтоб
не сдернуть с плеча лучемет. - Знаешь выход?
- Нет, - ответили мы - я и я - и опять поглядели друг на друга, и она
кивнула, уступая мне разговор.
- Мы пришли, чтобы остановить себя, - сказал я им. - И, наверное,
шестеро могут больше, чем трое. Если мы вырвались из Легиона...
Как он глядел на нас, этот рыжий зверек! Адмирал, подумали мы - я и я
- не меньше, чем адмирал. Неужели его как и нас гоняли с доски на доску в
Легионе? Смешно, но мне вдруг захотелось стать во фрунт: руки по швам, и
отвечать по уставу. Стыдное, сладкое чувство, но это вернулась я, именно
я, та, что когда-то...
- Значит, сквозь время? - спокойно сказал Эфлал. Старая школа:
спокойствие после разноса, кипяточком - и под холодный душ. Его зеленые
глазки прошли по толпе, отодвинув ее назад и стало возможно дышать. И я
почувствовала, как легко подчиняюсь его воле, я не знала, куда он меня
поведет, но знала, что я пойду.
И только Альды торчали особняком, красивые упрямые оборванцы, и я
испугалась за них, потому что если Эфлал...
- А ты? - спросил у них командир.
- Смотря куда, - ответил какой-то Альд.
- Куда-нибудь, - угрюмо сказал Эфлал. - За кольцо.
- Годится!
А время уже сжималось вокруг, и мы опять поглядели друг на друга - я
и я - и схватились за руки, потому что я скоро останусь одна, единственная
я, которая есть на свете. Какой уже нет на свете, подумала я, и наши руки
сжались еще тесней. Я скоро останусь одна, подумала я - она, и буду только
я, одна в своей скорлупе...
И нас уже не было - обеих - и не было всех остальных, не было совсем
ничего, только тяжесть и духота, но и тяжести уже не было; небытие,
несуществование, но я где-то была и как-то существовала, и знала, что я
есть, и я существую, но тьма вдруг разлетелась горячим огнем, и я,
наконец, перестала существовать.

4. ЛАБИРИНТ
Открыла глаза - и белый безжалостный свет... Высадка на Гианте. Мы
десантная группа, черные на белом, и надо смести все огнем, пока не смели
нас...
Она засмеялась. Короткий безрадостный смех, ведь после Гианта был
Ивхар и был Ордален. Я помню - значит я существую, а если я существую, это
значит, надо идти.
И она поднялась и пошла, черная на белом, и нет ни земли, ни неба,
только безжалостное сияние и блестящая твердь под ногами.
- Алек! - закричала она. - Альд! - и слова угасли у самых губ,
истаяли как дымок.
- Алек! - кричала она. - Альд! - но ни ответа, ни эха, и что-то
толкнуло в грудь изнутри - холодный, костлявенький кулачок. Страх?
подумала она, неужели страх? - и это было приятно, человеческое и живое:
если страшно - значит, есть что терять.
И она пошла скорей, потому что страх все толкал изнутри, и ей не
хотелось его терять. Облегчение новизны: все остальное было, и можно все
угадать наперед, даже то, чего не было, и чего нельзя угадать.
Но и в этом тоже нет новизны: крик, гаснущий прямо у губ, и
затихающий робкий страх.
Мой первый корабль, подумала вдруг она, старушка "Арит", тихоход
планетарной охраны. И нежность: как я его любила!
Всего-навсего командир боевого расчета, лейтенантик с вылетом по
зачету...
Нас бросили в печь отвлекающего маневра, мишень, разменная пешка в
начале игры. А если бы я не стреляла? подумала вдруг она, но как я могла
не стрелять, если была жива и генераторы были заряжены к залпу? Мы
потеряли ход, и корабль горел, но огонь еще не дошел до боевого отсека, и
цель сидела как раз на кружке наводки. Райдер - линкор класса ноль, ох,
какая роскошная цель, он вспух далеким облачком света, и в нас всадили
очередной залп.
- Как я могла уцелеть? - спросила она себя. - Мы были в скафандрах,
но что такое скафандры, когда корабль превращается в свет? И все-таки я
плыла среди звезд, и голос О'Брайена глухо метался в шлеме. Мой первый
помощник, вечный сержант, проклятие всех командиров. В бою он держался,
как надо, а теперь он меня поливал, полоскал в ядовитом настое
ругательств, я даже не понимала, что он говорит, знала только: нельзя
отвечать, и мне стало легче, когда он умолк. Оборвалось на полуслове, и я
поняла: умер. Одна, как сейчас, подумала вдруг она, но тогда ведь не было
страха, только тоска, потому что погиб мой корабль и умерли все, с кем я
прослужила полгода, потому что я не могла не стрелять, хоть и знала, что
убиваю нас всех, и знала, что это случиться еще не однажды: я буду любить
корабли и людей, и буду стрелять и стрелять, убивая всех нас...
- Алек! - кричала она. - Альд! - и слова угасали у самых губ, и
только белое и пустое...
- Что я такое? - спросила она себя. - Неужели я только затем, чтобы
драться и убивать?
- Я - женщина, - сказала она себе. - Я - женщина! - закричала она, и
слова угасали у самых губ. - Я - женщина, - прошептала она и прикоснулась
к груди.
1 2 3 4 5 6 7