Придется закрывать контору. Как, понятно? Усекла? Они потребуют не меня, не какую-то Варвару Петровну, а пальцем укажут прямо на тебя. И не шепнут на ухо, не напишут записку, а, глядя тебе в лицо, прогорланят: “Давай девку, Бисваркин!” Что мне делать? Ведь наши клиенты и административные начальники — обычные русские парни. Это тебе не немцы, не англичане, не американцы. Русские — совсем другая материя. Если они потребовали водки и женщину, то лучше немедленно все это предоставить, а то один черт знает, что произойдет. И не когда-то в далеком будущем, а сейчас же, немедленно. Тут придется прощаться не только с бизнесом… Согласна? Поняла? Не сутенер я, лапочка! Пойми: водка, секс, лелеяние административного ресурса и для меня, и для других предпринимателей России — всего лишь прикладные инструменты бизнеса. Без них никак нельзя! Ты должна это осознать. Жаль, что в университетах этому не учат. Другое дело, усвоит ли твой ум эти профессиональные особенности отечественного формата. Я не настаиваю, не принуждаю, я ставлю условия, чтобы понять, допускать ли тебя к старту трудовой деятельности или искать другую подходящую кандидатуру. Так что, начнешь? Попробуешь? Я заинтересован лишь в полном пакете отдачи своих сотрудников. Это специфика нашего предпринимательства. Когда-нибудь — через тридцать, пятьдесят, сто лет, — может, что-то изменится. Но сейчас — увы… Что скажешь, Наталка? Выбор за тобой!»
С нарастающим возбуждением она слушала его разглагольствования. Ей совсем не хотелось вырываться и бежать. «Неужели я буду так часто востребована?» — радостно и смущенно думала она. Госпожа Мегалова опустила голову еще ниже, так что подбородок касался груди. В ее воспаленной голове замелькало множество эротических фантазий. Спина повлажнела, поднялась температура, раскаленный язычок касался нёба как глоток кипятка. Она хотела сказать: «Да!» — но незнакомое, неизвестно откуда взявшееся волнение мешало ей. Такое волнение бывает у замкнутых людей от избыточной радости. Во взбудораженное откровениями хозяина сознание стали беспардонно лезть сексуальные сюжеты. У женщины были на то свои физиологические обоснования.
Господин Бисваркин поглядел на нее, почесал затылок и бросил: «Если ты направишься в свой отдел — я пойму, что ты согласна с условиями работы. Если повернешь к выходу — то прощай, детка. Перспектива у тебя сомнительная. Сегодня на рынке труда таких девиц уйма…» Тут с его языка слетело бранное словцо, лицо приняло безразличное выражение. Потеряв всякий интерес к Мегаловой, работодатель с вальяжной ленцой стал шагать по кабинету.
Наталья Никитична вышла и еще долго оставалась одна в коридоре едва знакомого офиса. Нет, не сомнения вынуждали ее стоять, почти не двигаясь, нервно покусывая губы. Откровенно бестактное, но заманчивое предложение хозяина завораживало сознание Мегаловой. Робость, смятение, страх, что она не будет востребована как женщина, проходили, исчезали, не оставляя следа. Новые возможности окрыляли ее, будоражили воображение. Она поняла, что совершенно неожиданно получила в подарок то, о чем так долго мечтала.
Придя в себя, она еле слышно стала продвигаться дальше к своему отделу, словно опасаясь, что громкие шаги разобьют ее сладчайшие грезы. Да, она еще не успела насладиться мужской лаской, но страстно о ней мечтала, хотела чувствовать прикосновение твердых рук на ягодицах и коленках, касаться язычком упругих пальцев, отдавать губы страстному поцелую, подставлять груди темпераментным ласкам, позволять телу сладостное изнеможение. Она как никто другой знала, что именно нравится мужчинам, чего они ждут от слабого пола, и хотела, клялась, божилась одаривать их всем этим в тройном, пятикратном размере. Архитектура тела уже была окончательно завершена, но в арсенале Мегаловой оставалось и множество других возможностей добиться мужского оргазма. Ох, как ей хотелось его принять! Его вкусить! Ощутить, словно от магического поцелуя, сладость во рту, размазать теплую материю по влажному мягонькому животику, по воспаленным, раскрасневшимся щечкам, у ноздрей. Ей хотелось сохранить в памяти своего тела мужские судороги, проникнуться их энергией, чтобы позже опять и опять упиваться страстью полового безумия. Ожидание сексуальной радости затмило почти полностью ее сознание. Она хотела получать ее повсеместно и ежеминутно, напоминая гибнущего от жажды человека, мечтающего лишь об одном: напиться!
Перед дверью в свой отдел она остановилась. Надо было освободить мозги от навязчивой идеи и приступить к работе. Заслон от сексуального вольнодумства — тот самый заслон, которым пользуются хорошо воспитанные, правда, порой слишком провинциальные граждане нашего столичного города, — она еще не выстроила; впрочем, она и не желала его выстраивать. «Хозяина интересует бизнес, наращивание продаж, высокая рентабельность. Понятно! Это чисто предпринимательская логика поведения. Но меня соблазняют любовные романы, психология нимфоманки руководит мной полностью. Из окружающего мира меня влечет лишь erecticus! В любых вариантах и количествах! Но обязательно с хорошей оборачиваемостью. Каждый день новый! Если Бисваркин печется об увеличении оборота кондитерских изделий, если его мечты — деньги, накопление, рост капитала, умножение материальных активов, новые рынки сбыта, то моя заветная цель — получать бурные ласки, радовать слух стонами радости, воплями оргазма, шагами новых любовников. Бедный гомо эректикус? пожилой? старый? — пожалуйста! Но лучше богатый, и не просто богатый, а с природной нескончаемой жадностью к страстным утехам. Одного мне никак не хватит. Господи, как неправильно жила я все это время! Мне нельзя было заводить семью…»
Она тряхнула головкой, поправила волосы, посмотрелась в зеркальце, несколько раз глубоко вздохнула, полностью взяла себя в руки и вошла в кабинет.
«Добрый день! Я — Наталья Мегалова, ваша коллега. У меня сегодня первый рабочий день». Две дамы поприветствовали ее взмахами рук, но тут же опять уткнулись в компьютеры. Несколько дней назад, во время первого интервью с Бисваркиным, она была уже в этом кабинете и виделась с ними. Но знакомство тогда не состоялось. Вот и сейчас — дамы явно не торопились представляться. Это обстоятельство ее нисколько не задело. Без всякого смущения Наталья Никитична села за рабочий стол и открыла памятную записку.
В этот момент в кабинет вошла молодая женщина и направилась прямо к ней, протягивая руку: «Ивонина, Ольга Ильинична Ивонина, начальник отдела продаж. Я принесла тебе списки неохваченных торговых точек и мелкооптовых предприятий уральских губерний. Наш ассортимент и цены ты найдешь в другой папке. Там указаны скидки и товарные кредитные линии. Начинай работать. Твое главное производственное орудие — компьютер. Телефоном пользуйся пореже, в самых необходимых случаях. Учись снижать затраты на собственную деятельность». — «О’кей», — с улыбкой сказала Мегалова. «А ты миленькая, и глаза у тебя страстные…» — указательным пальцем Ивонина дотронулась до ее губ. Потом палец медленно, казалось, с каким-то опозданием, пополз вниз, спустился по ямочке подбородка вдоль горла к груди. Тут Ольга Ильинична шепотом произнесла: «Очень спелая, а соски полны пьянящего дурмана, даже голова закружилась. Вечер проведем вместе, милочка. Что скажешь?» — «О’кей! У тебя тоже очень нежные руки. Их можно целовать всю ночь, а очнуться счастливой и бодрой, как после сказочного сна». — «Я в тебя влюбляюсь…» — Ивонина опять приложила палец к ее губам. Наталья его чмокнула, еще и еще раз. «Пока!» — Ольга Ильинична поцеловала ее в губы, потом провела язычком по кончику носа, по щекам, по открытым губам.
Когда начальник отдела шла к выходу, Наталья Никитична посмотрела ей вслед. «Стройная фигурка, тонкая талия, идеальные ножки, видна соблазнительная родинка на предплечье. Можно же, наконец, впервые попробовать заняться лесбийской историей?» — пронеслось в ее голове. Она взглянула на своих коллег, опасаясь, что они поймут направление ее мыслей. И была приятно удивлена увиденной сценой: ее соседки по кабинету лежали на полу в объятьях. Верхняя одежда была сброшена. Наталья Никитична опустила глаза. В этот момент ей в голову пришла мысль: «Ах, вот почему пациенты клиники советовали мне начать работать именно здесь, в этом оазисе ласки и нежности! — она усмехнулась нахлынувшим воспоминаниям. — Но, может быть, пока я лежала в больнице, все граждане столицы от взаимной ненависти и неучтивости перешли к любви? От обмана — к искренности? От поножовщины — к ласке? Или предприятие “Шоко Он-лайн” проводит эксперимент? Тотальная любовь! Сексуальный non stop! Шесть месяцев в клинике и в собственной домашней постели, а столько изменений!»
Госпожа Мегалова включила компьютер и хотела было начать работать, но протяжные стоны мешали ей сосредоточиться. Она передвинула стол, чтобы взгляд не натыкался на голые тела соседок, с трудом сочинила письмо-образец для отправки в торговую сеть новых регионов, указала ассортимент товаров, сроки доставки, цены и кредитные линии. Потом стала отсылать письма по интернету еще незнакомым фирмам. В какой-то момент на ее столе зазвонил местный телефон. «Как чувствуешь себя, дорогая? Я тебя целую!» — услышала она голос Ивониной. «Я тебя тоже целую, красотка!» — ответила Мегалова, но поспешила положить трубку.
Едва она успела завершить аквизицию с отправкой предложений в различные регионы Урала, как опять зазвонил телефон. Она подняла трубку. «Как дела? Трудишься?» — спросил мужской голос. Наталья Никитична признала своего шефа господина Бисваркина. «Отправила коммерческие предложения новым клиентам. Сейчас начну искать транспортную логистику. Надо изучить, чем дешевле доставлять товары — поездом или фурами…» — «Отлично. Зайди ко мне». Она вскочила и быстро направилась к выходу, стараясь не смотреть на коллег, уже успевших обосноваться за рабочими столами.
Секс, если он доступен, уносит в мир соблазнительных ожиданий. Незаметный в быту москвич надувает щеки, гордо вздергивает губу: иллюзия, что в любой момент он способен осчастливить партнершу, сокрушить ее неверное, заниженное представление о мужской мощи, укрепляет чувство собственной состоятельности. Если же секс по каким-то причинам недоступен, невозможен — человек предается унынию, корит природу и окружающий мир. Господин Бисваркин всякий раз старался доказать себе самому и окружающим его дамам, что он, дескать, совсем неплох и всегда востребован. Ведь пока еще ни одна из его сотрудниц не написала заявления об уходе, а это был основной аргумент в его размышлениях. Об этом в офисе было известно потому, что сам шеф, прощаясь с дамами, всегда говорил: «Если испытываете томление, всегда можете заглянуть в мой кабинет. Не может быть такого, чтобы у меня не оказалось времени для этого замечательного дела. Даже если я буду чрезвычайно занят, то всегда минутку-другую выкрою». Он, правда, редко когда дожидался прихода дам по собственной инициативе. Кроме Ладыниной, в его кабинет никто по этому делу не заглядывал. Это обстоятельство господин Бисваркин для себя объяснял своим высоким положением и воспитанностью женского коллектива. Правда, поговаривали, что несколько мужчин добровольно, но тайно заглядывали к нему, видимо, для этого мероприятия.
Когда госпожа Мегалова вошла, Алексей Бисваркин говорил по телефону. Увидев ее, он закрыл ладонью трубку и тихо бросил: «Прикрой дверь, опусти шторы и раздевайся». Потом рукой показал на диван и продолжил общение по мобильнику. Женщина повиновалась, возбужденно, но без возмущения. В комнате потемнело, но все было видно, как в первых сумерках. Она сорвала с себя всю верхнюю одежду, разбросав ее на кресле, присела, раскинула руки по спинке дивана, невольно или сознательно выставляя грудь, похожую на стопки вздутых оладий, и опустила глаза. Алексей Бисваркин закончил разговор, взглянул на нее и коротко, даже как-то небрежно бросил: «Снимай все!» — «Мне нельзя. Еще пару дней надо подождать». На ее лбу и по крыльям носа выступила испарина. Она застеснялась, потянулась за салфеткой и протерла лицо. «Волнуешься? — заметил он. — На диване французский вариант неудобен?» Она промолчала. Потом вдруг предложила: «А вы становитесь на стул. У вас же огромный рост». «Откуда я этот прием знаю, кто его подсказал? — тут же пронеслось в ее голове. — Желание управляет логикой поступков, само находит оптимальное решение», — утешила она себя. Предприниматель удивленно усмехнулся, давая понять, что этот прием был для него совершенно новым, скинул с себя обувь и одежду, забрался на стул, прислонился к стене и требовательно взглянул на нее, словно приказывая: «Начинай! Что тут ждать? Быстрее!»
Наталья Никитична, охваченная каким-то инстинктивным восторгом, теперь не хотела ничего видеть и слышать. Забыв, как выглядит его физиономия, его глаза, не желая слушать его слова, она отрешенно уставилась на его тело. Какая-то непреодолимая сила потянула ее к его плоти. Не просто потянула, а бросила с невероятной мощью. Так страстные натуры сломя голову бросаются в опасные авантюры, совершенно забывая о реальности и времени. Она, казалось, была полностью одурманена его плотью, ставшей ее заветной мечтой, высшей целью. С жаром она прильнула к erecticus, и сексуальные фантазии целиком захватили ее воображение. Интеллектуальные тормоза были полностью отпущены, и Наталья Никитична понеслась, полетела к своим грезам. Она уже ничего не видела и не хотела знать, ее идолом стал только он . Именно в нем умещался весь разум вселенной — упругий, гордый интеллектуал, он властвовал над ее сознанием, как профессор на университетской кафедре. Его мохнатое обрамление принималось ею как майское бархатное рапсовое поле, запах плоти — как дурманящий аромат. Эту несгибаемую эластичность ей хотелось чувствовать на груди, в руках, на языке, каждой клеткой своего тела.
1 2 3 4