В походе ему еще предстоит часами трепать языком, выполняя свою непосредственную работу, а куда денешься, если ты Э-модулярный психолог. Какую роль в экспедиции предстояло играть приятному парню Генту, доктор, честно говоря, не имел ни малейшего понятия.
Когда Арсений нетвердым шагом плелся по коридору обратно в свой отсек, предвкушая прелести восьмичасового безделья, от которого так строго предостерегал Командор Хансен, его ухватили за правое запястье чьи-то холодные, цепкие пальцы и каркающий знакомый голос произнес:
– Вы, разумеется, впервые на «Древе Игдрасиль»? – Это был юный Рамон да Эстремадура собственной тощей персоной.
– А вы не поверите, я вообще в первый раз на Луне! – ответствовал ему Арсений, считая разговор на этом исчерпанным.
– Тем более, коллега, тем более! Я тут уже второй месяц торчу на предстартовой подготовке! – воскликнул магистр-астрофизик и уцепился за Арсения еще крепче прежнего. – И просто обязан устроить для вас ознакомительную экскурсию! Просто обязан!
– Благодарю покорно. Но не стоит утруждаться, – попытался вежливо отказаться Мадянов.
– Уже, – угрюмо сказал ему настырный Рамон. – В том смысле, что я уже утрудился. И заказал для нас вездеход. Так что, с вашей стороны…
– Да-да, конечно, – стараясь держаться в рамках покорно-радушного согласия, перебил его Арсений. Черт бы побрал этого звездочета! Нарочно тащит его невесть куда, чтобы излиться в слезливых откровениях. Уж таковы интеллектуалы, лишь завидят на горизонте Э-модулярного психолога, который им в принципе ни за каким фигом не нужен, так подобно прожорливым голубям слетаются на него, будто на памятник, дабы испражниться чувствами и настроениями. Он мог бы, конечно, послать пытливого астрофизика куда подальше, ведь поход еще не начался, а стало быть, и сам Арсений еще не приступил к своим обязанностям. Но не хотелось портить отношений в самом начале знакомства. Тем паче, что молодежь обидчива. Поэтому он ответил Эстремадуре как можно более умиротворяющим тоном: – Если уж вам так желательно заняться моим просвещением, я готов. Извольте.
В военное время значение синуса может достигать четырех.
Вторая солдатская мудрость
– Хорошо пошли! Принимая во внимания возраст этой штуки, – отпустил первое замечание Арсений. Как ни странно, до сих пор его предполагаемый навязчивый собеседник величественно безмолвствовал, словно мраморный обелиск на одинокой могиле. А ведь уже успели сесть в вездеход и даже покинуть переходную камеру.
– Нормально. Транспорт наш, конечно, рухлядь, тут вы правы, – кивнул Эстремадура, со стороны же казалось, будто ворона клювом поймала муху. – Для забав иного и не дадут. Хотя наше ползучее корыто вполне безопасно. Гравитационная модель первого поколения, тогда собирали на совесть. В нем одних металлоконструкций восемьдесят процентов.
– Не в моих силах оценить, плохо это или хорошо, – сонным голосом откликнулся Арсений. Мягко покачивающийся вездеход действовал на него отнюдь не тонизирующим образом.
– Специализация, понимаю. Вы не поверите, коллега, но в истории человечества были такие времена, когда понятие «ученый» значило осведомленность в любой существующей области тогдашних наук. И в несуществующей, впрочем, тоже… На сегодняшний день даже аналитические метафизики не в состоянии уразуметь, чем заняты исследователи в соседней с ними сфере.
– Меня всегда умиляли радужные картинки, нарисованные для нас фантазерами еще в прошлой эпохе, – несколько оживился, в свою очередь, Арсений. Разговор, несмотря на приличную разницу в возрасте, обещал состояться интересный. Зря, он, наверное, ополчился заранее на скучного видом астрофизика. Однако это приятное разочарование, которое крайне редко случается в жизни Э-модулярного психолога. – Разумный человек будущего, способный постичь всевозможные аспекты знаний одновременно. И звездный корабль построить, и самому же на нем летать, попутно сочиняя стихи или двигая вперед биологические науки. Кажется, еще полагалось врачевать наложением рук, считать в уме тройные интегралы со скоростью света, понимать язык птиц и зверей, да в придачу быть светилом в области педагогики и этического права. А человеческое сознание может вместить ровно столько, и плюс вот столько, и ни настолько больше своего предела. Вы застали глупейший эксперимент в бермудских лабораториях или по возрасту были слишком молоды?
– Когда ура-добровольцев поджаривали на излучателях в «футур-камере», чтобы запустить их мозги на максимальную рабочую мощность? – неуверенно припомнил Эстремадура.
– И запустили. И разницы никакой не увидели. Может, конечно, добровольческие мозги и стали шевелиться вдвое быстрее, однако их собственное «Я» сколько воспринимало информации изнутри или извне, столько и оставило за собой. Все излишнее так и не выплыло на поверхность. Это, как если бы вашего домашнего квазиповара включили на банкетный режим, но за столом оказались лишь вы один. Все равно вы были бы в состоянии съесть единственный обед, а прочую пищу отправили бы за ненадобностью на помойку для переработки.
– Весьма образное сравнение. Ограниченность, инерция, энтропия мышления, называйте как хотите. Все-таки уважаемый гомо сапиенс ленив от природы и таковым останется во веки веков. И это к лучшему. Знаете ли, уважаемый коллега, я предан своей работе в области астрофизических знаний, как говорится, всей душой. Но вот дайте мне лишь повод побездельничать вволю, и уж я своего не упущу. После мне, разумеется, станет невыносимо стыдно, еще позднее даже тоскливо. И я со всем пылом вновь возьмусь за свою работу, иначе само мое существование потеряет смысл. Так будет продолжаться до следующего повода к ничегонеделанью. А затем все повторится сначала, – на этом месте Эстремадура мечтательно умолк, но скоро вернулся к своим рассуждениям. – Как только представлю – вместо того, чтобы в перерывах моей профессиональной деятельности смотреть пошлейшие каналы ц-панорамы и после громко ругать их с приятелями, пить, пардон, увеселительные напитки, морочить головы барышням или валяться на подушках, попросту глядя в потолок, я… бр-р-р! Вообразить муторно, я должен буду самосовершенствоваться в излечении соседских кошек, вдалбливать в голову правила классического стихосложения или, боже упаси, читать морали уличному хулиганью! Нет уж, это, милостивые государи, делайте без меня.
Эстремадура настолько вошел в раж под впечатлением от собственной речи, что слишком пылко ткнул пальцем в графическое изображение ускорения. Древний вездеход, не имевший контактных ограничителей, сразу же отреагировал на командное усилие. Машину рвануло вперед, и бедному доктору немедленно врезались под ребра страховочные ленты сиденья.
– Прошу прощения, увлекся. Со мной это бывает, – извинился гад-мучитель и звездочет Эстремадура, свободной рукой он потер левый бок, ему тоже досталось на пару синяков.
– Бросьте, это все пустяки. После вчерашней «отходной молитвы» мне уже ничего не страшно. Кроме верховного гнева Командора, конечно. Даже если бы осуществились мои опасения на ваш счет, уважаемый сеньор Рамон, – и тут Арсений, поймав на себе косой, недоуменный взгляд, счел за лучшее тактику откровенности. – Я, видите ли, ненароком заподозрил вас в интересе к моей персоне, то есть не лично ко мне, а к Э-модулярному психологу.
– Ха! Вы думали, мне нужны эдакие духовные помочи, чтобы передвигаться по жизни? Я всегда, милейший коллега, предпочитал стоять на своих ногах, пускай они безобразно кривые и производят на окружающих отталкивающее впечатление! – сеньор Рамон рассмеялся тем самым смехом, который в литературе назвали бы не иначе, как сатанински противоестественным, но Арсению понравилось.
– Стало быть, вы действительно утруждаете себя в качестве безвозмездного экскурсовода? Но не кажется ли вам подобная услужливость чрезмерной и жестокой по отношению к человеку, все еще отравленному э-э-э… скажем так, ароматами вчерашнего веселья?
– Вовсе не кажется. Если бы я не спас вас и не вывез на чудные лунные ландшафты, коих вы, по собственному вашему признанию, доселе не видели, то уж Командор нашел бы для вас поручение. И не столь приятное, поверьте! Предаваться естественному побуждению безделья вам бы не дали в любом случае. Но я, в свою очередь, не так и бескорыстен. Для меня ведь тоже могло найтись дело. А теперь мы с вами путешествуем с комфортом и плюс ведем поучительную беседу.
– К черту беседу! Лучше скажите толком, что это за адское место, в которое вы соизволили меня завезти? – Арсений теперь вовсю смотрел на экраны переднего и боковых видов, не отрывая взгляд, и было на что.
– Ах да! Разрешите представить! Перед вами – наш местный Гетисберг! Поле «последней битвы» между Востоком и Западом. Приобрел ли здесь нечто победивший и потерял ли проигравший, трудно анализировать. Ваша страна, доктор, поступила разумнее остальных, отказавшись участвовать на чьей-либо стороне. Однако поставляла оружие и тем и другим, – с некоторым осуждением произнес Эстремадура.
– Требование о блокаде Пекина звучало довольно неумно, – немедленно вступился за державу Арсений. – Если учесть, что мы единственные обладали тогда монополией на транспланетные перевозки. Иначе Западный Стратегический Союз выиграл бы компанию еще до ее начала. Или бы пришлось ввести двустороннюю блокаду; к тому же что это за война без оружия?
– Война без оружия – это отсутствие войны. Ваше государство предотвратило бы кровавый конфликт, разве не так? – уже гораздо более агрессивно спросил сеньор Рамон.
– Не так. Война бы все равно случилась, рано или поздно. Только впоследствии жертв бы вышло куда больше. Иногда лучше не мешать событиям идти своим чередом. Да и потом: свыше ста лет уже прошло с тех нелепых времен… Ого, ландшафт впечатляет! – Арсений вновь поочередно оглядел все три объемных экрана.
«Именно так, наверное, в незапамятные времена старый архаический пень Гесиод представлял себе битву гигантов с Зевсом», – неизвестно почему подумалось доктору Мадянову. Античную классику он почитал и любил, «Теогонию» же вообще ставил превыше иных произведений, даже гомеровских. Хотя ничего общего эти устрашающе сказочные груды разбитого вдребезги титанового хлама не имели и не могли иметь с дивными останками поверженных чудовищ на равнинах древнегреческой мифологической страны. Блестящие в отраженном свете далекой Земли, загадочного устройства агрегаты, летучие, ползучие, шагающие, действительно, будто пробитые молниями. Некоторые скрученные необычным образом, словно хлопотливая хозяйка выжимала мокрое белье, да так и покинула его, не доведя работу до конца. Человеческих скелетов или останков старинных термоскафандров нигде не было видно и не могло их быть. Все давно упокоены в огромной братской могиле близ кратера Циолковского. Но именно из-за явной недостачи вокруг следов людского присутствия картина последней битвы выглядела особенно впечатляюще фантастической. Как если бы страшные эти машины, удручающе громоздкие в своей древности, вели смертный бой исключительно между собой и по собственному почину, горя желанием закрепить превосходство над этой мертвой, враждебной для всякой жизни и чуждой лунной пустыней. И человек, получалось, был здесь ни при чем. Мертвое к мертвому – звучало, словно закон. Ничего тут не выйдет хорошего или поучительного, напыщенный мемориал людской глупости.
– Совсем нет пыли. Будто вчера еще весь этот металлический мусор громил и уничтожал друг дружку, – указал Арсений на невозможно сверкающие и отлично сохранившиеся части конструкций.
– С чего бы ей быть! Каждую неделю отдельный отряд уборщиков приводит наш Гетисберг в надлежащий вид. Иначе здесь давным-давно ничегошеньки бы не уцелело, – пояснил сеньор Рамон, с сильным недоумением обернулся к Арсению: как это ему неизвестна столь простая вещь?
– А зачем, осмелюсь спросить? Кому это нужно? Разумеется, при нынешнем энергетическом переизбытке можно позволить себе и более дорогостоящую прихоть. Но здесь? – если бы хватило места в салоне, доктор Мадянов от растерянности развел бы руками.
– Как это, кому? А туристы «воскресной школы»? – изумился наивному его вопросу Эстремадура. – Я имею в виду еженедельные образовательные туры на уикэнд. Как же, со всей периферии слетаются, не только с Земли. По выходным на «Древе Игдрасиль» и не протолкнуться. В общей гостиничной части, разумеется. Для доступа в научно-экспериментальный сектор необходим отдельный пропуск, вот такой же, как на нас с вами, – сеньор Рамон указал пальцем на ярко-огненную «липучку» с левой стороны груди, изображавшую то ли раскидистый дуб, то ли недоразвитый баобаб с уморительного вида змеем, обвивающим подножие загадочного растения. – Это потому, что сегодня среда. Иначе бы убедились собственными глазами, какой бардак здесь творится в конце каждой недели. А турист – существо привередливое, желает видеть экспонаты в их первоначальном и даже приукрашенном виде. Вот и приходится чистить, латать и вообще, как это говорится, создавать товарный вид. Да неужели вы никогда не слышали?
– Что-то и где-то, возможно, краем уха, – ради одной учтивости поспешил согласиться Мадянов. Последнее дело, которым бы он занялся в своей частной жизни, – это шляться по Солнечной системе с «образовательными» турами в толпе разевающих рот праздных обывателей, из которых каждый третий воображает себя, по меньшей мере, первооткрывателем Нилом Армстронгом, а каждый второй – геройским капитаном Павлушей Крамаровским. – Но я, по чести признаться, мало интересуюсь подобного рода досугом.
– Надо думать. Вполне с вами согласен, коллега, такое времяпрепровождение уступает по тупости только конкурсным викторинам ц-панорамы. Из тех, знаете ли, в коих просят угадать, кто первым открыл Америку – сеньор Колумб или же товарищ Гагарин.
1 2 3 4 5 6 7