Гвоздики потускнели и начали вянуть, я все еще напевала песенку из фильма «От самой от себя убегу-у-у, но тебя разлюбить не смогу-у-у!».
Дюшес не лез в горло.
Я написала sms Ане. Она не спала, а, как всегда, сидела на работе в продакшне и копалась в шоурилах режиссеров, пытаясь наутро не попасть под горячую и тяжелую руку продюсера, она мечтала, что когда-нибудь обручальное кольцо смягчит руку той самой продюсерши и избавит ее, великую грешницу, от страданий.
Она ждала меня все на той же работе через час.
Вадик немного смутился моему раннему уходу. Предлагал еще выпить кофе в «Даче» и покататься на трамвае «Аннушка». Но было почти три часа ночи.
Мы договорились повторить. Все: дюшес, кино и настроение. Он довез меня до продакшна и немного удивился месту моего ночлега. Подумаешь, я девушка со странностями.
Охранник закрыл за мной дверь. Я посмотрела в небольшое окно удостовериться, что такси с Вадиком отъехало, и выбежала в «Седьмой континент». Бутылка виски Jameson и огромная холодная… Та, что кока-кола.
Аня удивленно оторвалась от монитора.
– А у нас девичник! Я завтра замуж выхожу!
– Ты чего, нажралась? Напилась, заболела, с дуба рухнула? – перечисляла возможные варианты случившегося Аня.
– Нет, ты не поняла – я завтра замуж выхожу за Романовича.
Аня напоминала мистера Бина удивлением, которое выражалось в сокращении лицевых мышц и постоянной сменой выражений лица.
– Наливай!
Раз-два-три!
До дна. Жаль, нету лимончика.
– А знаешь, почему мы женимся? Чтобы получить скидку в спортклубе! Ну что, за будущую гражданку Романович? Совет да любовь?
– Пиздец!
– Так выпьем за пиздец! Вот ты знаешь, я думала, жизнь наконец вошла в спокойное, мирное русло. Ан нет!
– Да Романович никогда просто так не появляется в твоей жизни!
– Мы живем вместе – но это моя глупая дружеская помощь. У него в квартире старые жильцы еще не съехали.
– Он тобой пользуется?
– Да нет. Это все наше чувство юмора.
– Да не ходи ты в загс, пошли его к чертовой матери!
– Тогда он заберет Пигги!
– Что???
– Да мы поспорили.
– У вас обоих поехала крыша. Причем со скоростью света габаритных огней.
Я знала, что Романович сейчас спит пьяным дремом в одной кровати с Маратом. И поверьте, между ними ничего нет.
И его тоже раздражает мое свидание с Вадиком.
А пока в нашей жизни только фарс. И ни грамма. Нет, ни грамма. Вы о любви? А я про кокаин.
– Ань, можно я тут спать останусь, внизу на диване, я просто очень не хочу сейчас его видеть.
– Ты же его любишь! – пророчески прошептала подруга. – Очень сильно любишь!
– Люблю! А толку от этой любви? – Мы добили бутылку виски.
Аня задумалась, пожала плечами и удалилась, оставив меня наедине с тишиной. Тишь да гладь, хотя кого тут можно погладить по спинке?
Я легла спать, накрывшись сразу двумя пальто. Ведь до своих лопаток я не дотягивалась.

7. В случае брака подлежит обмену в течение двух недель

Около половины девятого утра в офис пришла уборщица, сильно удивившись моему присутствию.
Я долго извинялась. Еще больше перебарывала тошнотное состояние и треск в ушах. Да, девичник определенно удался. И я опаздывала на собственную свадьбу.
Я забыла, как выглядит моя машина: то на Романовиче, то на бровях.
Я всунула тело в накринолиненную юбку. Привела себя в пчеловода.
Возле подъезда меня ждал Иван, актер, присланный из агентства. Он был искусственно небрит, маслянистый живот прятался под ярко-розовой рубашкой производства сомнительного дизайнера. Перезагорелое лицо. Мундштук. Все в образе действия и фальшивого минутного соответствия.
Всю дорогу до загса я то материла блондинок за рулем, пытаясь пробраться до Кутузовского проспекта по злосчастной Минской улице. Актер никак не мог запомнить, как зовут меня и моего будущего мужа, хотя на двадцатой репетиции у него начало получаться, правда что-то фривольное по тембру.
Возле входа в загс нас ждали Алек и Марат. Они были отточены до ниточки, в руках обоих букеты цветов, кольца. Они подготовились к настоящей свадьбе, а я, как всегда, накосячила. Была же мысль выкинуть этого гетеросексуала, строящего из себя пидора возле метро, и дать на чай. Какая же я идиотка!
Ни Марат, ни Алек сначала меня не узнали: букет никто не выкинул. Мы молча слушали праздничную дребедень. Ставили подписи. Надевали кольца. Меняли мою фамилию совместно, но безумно одиноко.
Романович наклонился и прошептал:
– Прости, пятнадцатого с половиной не было, купил шестнадцатое. Если что, носить будешь на среднем пальце, – он сопроводил эти слова соответствующим жестом.
– Нормально, у меня с перепоя руки опухшие.
Мы смотрели друг на друга с безумной скорбью и чувством вины.
Все испортил один звонок. Когда мне нужно было сказать заветное «согласна», зазвонил телефон. Вадик хотел узнать, хорошо ли началось мое утро, а мне – провалиться под пол.
А на вопрос, чем я занята, сдуру ответила, что сижу на работе.
– Согласна.
– Согласен.
Мы могли поцеловаться, нам разрешили сделать это торжественно, а мы мялись, замешкались и походили на пару тюфяков.
Марат не выдержал и вставил свои двадцать копеек:
– Не стоит. У нее лихорадка на губе. Они потом поцелуются.
Отныне я именовалась миссис Романович.
Миссис Александр Романович расплатилась с нанятым актером, кинула шляпу и перчатки в урну и приехала на работу. Включила компьютер. Открыла аську. И удалила весь контакт-лист разом. Завела новый номер и выбрала ник «Maria Romanovich»!
Лихорадка на губе. И муж с сифилисом. Откуда в нас столько стеба и злобы?
Было страшно возвращаться домой. Я была готова и дальше разбираться со сметами, искать локейшн для съемок и объяснять генеральному продюсеру, что такое icq.
Пигги хотел домой. Он спал в кресле в переговорной и разделял мою грусть. Администратор выводила его какать и писать. А я сама хожу. Забавно.
Пробки давно рассосались, и над городом была тьма. Горели витрины, но они еще больше сгущали краски над самым жестоким городом на земле.
Я не ела ничего. Киевская котлета давно переварилась, желчь раскатами грома отдавалась в висках.
Ключи, презрительно гремя, открыли дверь. Было глубоко за полночь. Пигги побежал поздороваться с Алеком. Он спал. Рядом с ним лежало второе одеяло. Для меня. Это будет наша первая ночь под разными кусками тряпки. Брачная ночь в пижамах.
Я почистила зубы. Второй щетки не было. Вещи собраны. Билеты куплены. Но мы не отправляемся в медовый месяц, так как наутро после свадьбы меня бросит муж.
На кухне порядок: нет ни одной грязной чашки, нет капель и разводов, нет его сумбура, нет включенного телевизора, не лежит открытый ноутбук, – нет быта в целом, пустота, вакуум.
И только полотенце, держащее запах его тела. В паспорте печать. Печаль.
Пришла она – жажда глупой, безмерно банальной эстетики, до паскудного элементарных фраз, до противного стандартных действий, дурманящая жажда клише и натуральной романтики, желание цветов неогнеопасных, писем по утрам – и пусть не в конвертах, незапечатанных и непроштампованных, даже на mail.ru или на yahoo.com, но с преувеличениями, с терзаниями. А то в ограничительных «fuck me I’m famous» и «luv ya» отнюдь ли можно тонуть часами, не стесняясь зарываться в пледы и томительно проигрывать в памяти – не на осколках нервной системы, а по мокрым следам воспоминаний. Ну, что за чушь, что после вторжения эпохи «гламурчега», будь он неладен, мы потеряли собственное стремление быть безропотно открытыми – распахнутыми книжками без ожидания боли. Чего хочется каменным лицам в солярии? Чего хочется насупленным выражениям морд в читальном зале Ленинской библиотеки? Любви.
А мы ее проебали.
Мы скорее одиноки, но уже не свободны. Таков он, очередной факт поколенческих мыслей.
– Ты чего не спишь? – услышала я вдруг голос Алека.
– Не спится.
– Давай, одевай пижаму и ложись спать, день сегодня был тяжелый.
– Угу.
Я забралась под одеяло. Оно было холодным. Пахло Armani. Я была дома.
Романович отвернулся от меня. Пара горячих слез упали на подушку. Их услышал только Пигги.
Рядом лежал телефон Алека. Я залезла и посмотрела, как я записана. Звалась ребёнком.
«Штоб» мне на месте провалиться. «Ачуметь», простите мой хохляцкий.
Мне не спалось. Я скушала три таблетки санасона, пару таблеток персена и выпила колпачок новопассита.
Тело трясло. Нервная дрожь все больше отпускала меня в сон.
Так я проспала до двенадцати. Наплевала во сне на телефонные крики продюсера, на звонок в домофон монтера кондиционеров, послала к чертовой матери курьерскую доставку из parter.ru. Все равно я прекрасно знаю, что Нино Катамадзе не пустили в Москву. Поправка для читателей: героиня ушлая и проинформированная.
Это было хмурое утро. Оно настырно проникало в запотевшее от ночи окно. Не для того ли, чтобы вернуть потерянные слова – те, что затерялись в моих сомнениях, слова, что могут вернуть тепло человеческого тела? А осталось сатиновое белье.
Я опять все проспала.

8. IndaFuckUp, или Как я опростоволосилась

Романович был да всплыл, одно радует, что не брюхом кверху.
Ушел он тихо и аккуратно, однако ключи не оставил. А значит, у меня был целый повод увидеть собственного мужа.
Я налила чашку вишневого компота и пальцами вытаскивала ягоды со дна. В планах на день помимо работы – поменять паспорт и все остальные документы. Так как отныне я была миссис Романович. И этот факт мне тоже нравился.
Оказалось, быть помощником продюсера очень удобно, потому что есть ловящие время от времени мух администраторы, яростно готовые к труду и обороне. Я когда-то тоже была такой. Сейчас разленилась и вышла замуж.
– Привет! А можно я вечером заеду, ключи заберу?
– Хочешь, я тебе сам на работу завезу?
– Да нет, я тут мотаюсь. Лучше я сама! Ты во сколько дома будешь?
– Часов в десять.
Романович обитал на Смоленской набережной. Он жил неудобно и затратно. Ну сами посудите, вот выходишь ты от молодого человека, нервов наел на все три лазаньи, а рядом столько всего – сиди и разглядывай «Микродин» по ту сторону реки. Там, где я.
Год назад дядя предложил Алеку возглавить компанию, производящую не то «Кириешки», не то «Андрюшеешки», в общем, еду с названием «Сожри мужчину заживо». Тот ответил отказом. И ни разу не пожалел.
Уже, наверное, сто раз пожалел, но кто из мужчин в подобном сознается? Разве что Романович?
Новоарбатский мост стоял как вкопанный на тяжелых сбруях. И люди, сидящие в машинах, тоже удивительно, но стояли, вкопанные в трафик-джем. Я практически опаздывала.
Романович торчал дома, оценивая финансы.
Первое, что он мне вручил, когда нога моя ступила на землю священную, ту, что на седьмом этаже, – это карту в спортклуб.
– С тебя семьдесят две с половиной тысячи рэ.
– У меня нет с собой столько.
– Банкомат внизу.
– Вот тогда пойди, спустись и сними с себя.
Порчу три раза. А лучше все десять. Потому как в ночь я точно займусь поделкой кукол-вуду. И зубочисток не пожалею.
– С себя?
– У нас же семейный бюджет. Пин-код в телефоне записан как «Вася Пупкин».
– Ладно.
Романович вышел.
Даже не предложил, ну, например, снять куртку, юбку, колготки и дальше по списку.
Я сняла сапоги и долго рылась в поисках голубых женских тапочек, которые я всегда надевала. Нигде не было. Может, износились? Нет, я поняла – наверное, прошлые жильцы заносили мои тапки. До дыр. А вдруг его грешные культяпки посмели их выкинуть?
Ну да ладно. На третьем же шаге паркет предательски порвал колготки, и большой палец на ноге оголился. Торчал один палец. Я встала и положила вторую ногу на первую. Нормуль. Главное, чтобы рядом была стенка, к которой прислониться.
– Вечер добрый, – услышала я с кухни.
О, да! Докатилась, всегда знала, что до добра общение с Романовичем не доведет – у меня только что была первая в жизни слуховая галлюцинация.
Голос женский. По тембру не больше двадцати пяти. По ноткам стройная. По виду – швабра номер ПЯТЬДВАДЦАТЬПЯТЬ.
Приехали.
С мужем у нас была одна общая черта. Времени зря мы не теряли. Даже не факт, а правда.
– Добрый! Добрый!
– Меня Ира зовут!
Ее хоть зовут. А мне самой пришлось напроситься. На встречу с законным супругом.
Если блондинка – убиваюсь сковородкой, брюнетка – вилкой.
Снова не угадала, ну почему это День Бэкхема только 8 марта? А?
Дыхание напоминало сдув воздушного шарика при уколе иголкой.
Сейчас я увижу ЭТО.
На кухне сидело рыжее существо, по внешним половым признакам женщина, ухоженная. Алек, ну почему ты так любишь этот телячий женский взгляд? Однако вопросов, кем он был в прошлой жизни, не возникало.
А я заделаюсь мясником.
– А вы Маша, да?
Она улыбалась, демонстрируя всю челюсть одновременно.
– Алек сказал?
Где же вилки, где же эти чертовы вилки, что четыре дырки одной левой?
– Да нет, Марат.
– Что-то вроде тупой профурсетки, гоняющейся за мужчинами?
– Нет, то ли швабра с гадючным характером, то ли просто гадюка!
Швабра, говорите? Хм.
– Да что вы, я шучу! Вы что, поверили?
– На воре шляпа, тьфу ты, шапка горит! А вы что тут делаете?
– В гости заехала. С подарками!
Я посмотрела на две собачьи миски.
– А зачем миски?
– Да Алек хочет у какой-то несуразной барышни собаку забрать. Говорит, та за ней плохо ухаживает.
– Вот гадюка, – отозвалась я об этой загадочной особе.
Я посмотрела на свою членскую клубную карту. Мне понравилось, как меня на ней звали.
– Ира, смотрите, правда неплохо выглядят новые карты «Оранжа»?
Ира крутила карту туда-сюда. Романович открывал входную дверь. Атмосфера накалялась до нужной для меня температуры тела. До температуры ярости.
– Алек, а вы со своей сестрой абсолютно не похожи, если бы я вас на улице встретила, то скорее решила бы, что вы парень с девушкой.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4