О`Санчес
Перепутье третье

Там, на западной границе, вдали от Океании и Двора, внезапную смерть государя переживали менее остро, чем в столице, хотя – кто как… Юный и бесшабашный, однако же умный честолюбивый Керси Талои, к примеру, понимал, что если удастся упрочить, или пусть даже сохранить свое положение в свите императора Токугари, то его будущее заиграет куда более яркими красками, нежели в недавних мечтах. Какое еще, к демонам, Морево, когда перед ним такие горизонты открылись!.. А вот Когори Тумару тосковал втихомолку. Нет, сановник не боялся ни отставки, ни немилости от нового владыки: что будет – то и будет… Но – печальный рубеж обозначился, во всей своей неприглядности. Раньше у него были некие защитные шоры на думах, против неумолимого Времени: «старый-то хрыч подревнее будет – а твердо на троне сидит, из ума не выжил, клыки и когти все на месте». Ныне же, при Дворе, ровесников ему, Когори Тумару – по пальцам одной руки сосчитать. Это даже милосердно, что он далеко от столичной гущи событий и при очень важном деле. Таком важном, что и погоревать толком некогда.
Разное думали посланцы государевы, но жили и действовали в походе слаженно и четко, прежде заведенным порядком: Когори Тумару – за все в ответе и всему голова, остальные беспрекословны; Керси Талои – исполнителен и ловок, не имея строго определенного круга обязанностей затыкает, собою щели и недостатки в войсковом быту: он и вестовой у его высокопревосходительства, и караулы проверяет, и по обозам старший. У другого бы дворцового счастливчика голова бы кругом пошла от предвкушения близкого будущего, а рыцарь Керси – внешне тот же самый Керси, словно бы и не догадывается, какими завистливыми глазами на него смотрит войсковая гвардейская молодежь… Ничто не застает Керси врасплох, нипочем ему ни изнурительная служба, ни презрительное фырканье тех, кого он по службе вот-вот обгонит… Чуть утро – Керси уже на коне, в поля помчался, охотиться, либо упражняться в боевых умениях. В глазах отвага, на устах улыбка или песня… Какая еще усталость? – не ведает он никакой усталости! И только близкий, самый надежный друг его, молодой князь Докари Та Микол, совершенно свободный от мук зависти придворной и служебной, увидел и почувствовал, какое смятение, какой ужас поселился в душе у Керси, когда тот узнал, что в расположение войска вот-вот прибудет его светлость маркиз Короны Хоггроги Солнышко, бывший удельный повелитель для бывшего своего пажа Керси Талои! Захочет ли он разговаривать с… перебежчиком… или вообще – поглядит ли в сторону того, кто… кто… нет! Он не предатель, он не совершил ничего предосудительного для воина и дворянина! Да, сменил повелителя, такое бывает, тем более, что нынешний повелитель – не враг маркизу Короны, отнюдь не враг, а напротив: это Его Высочество престолонаследник, а ныне Его Императорское Величество Токугари Третий!
Ну, так и что из этого, что ныне он при Его Величестве?
Его светлость маркиз Короны сызмальства взял мальчишку Керси, тридевятого сына из дома Талои, в пажи, потом в оруженосцы, потом представил оруженосца Керси на венчание в рыцари, отправил в столицу, с тем расчетом, чтобы на южных границах, далее и на долгие годы вперед, в любой битве, бок о бок с маркизом станет одним лихим рыцарем больше… Убежал рыцарь, остался при дворе. Встретятся они лицом к лицу, взглянет маркиз на него, усмехнется и… Да лучше бы зарубил! И зарубил бы – кто с его светлости спросит? Когори Тумару с ним ссориться ни за что не станет, а Его Величество – тоже, разве что за самоуправство пожурит своего бывшего приятеля, крутого на поступки, но бесценного и безраздельно верного слугу… Смерть, все-таки, лучше позора, пусть рубит! О, как боялся Керси этой встречи! С каким душевным трепетом стоял в то утро в жиденькой шеренге рыцарей, встречающих маркиза! Но – обошлось!
Его светлость, поравнявшись с Керси, изволил узнать и даже остановился с улыбкой:
– Рад за тебя.
Керси, как положено, тут же сделал шаг вперед.
– Конечно, жаль, что так вышло, но… Служба есть служба, здесь, как и везде. Окреп, гляжу, мясца поднабрал. – Маркиз хлопнул Керси по плечу, и у того едва колени не подломились от тяжести удара, словно дерево упало! Но это была открытая улыбка от его светлости, чистая улыбка, без коварства и подспуда! – Тури тебе приветы шлет, особо просила меня не забыть, дважды повторяла, и какую-то там вышивку в подарок, но посылка сейчас в обозе, после найду. И не забывай родные края, понял? И честь нашего уроженца высоко держи!
– Так точно, ваша светлость!!! – проорал осчастливленный до самых пяток Керси и вернулся в строй, улыбаясь. Когори Тумару почесал перчаткой бурое горло, но замечание за неуставной ответ делать передумал, сообразил – что творилось на душе у юнца, и почему…
Тем временем, маркиз дошагал до его высокопревосходительства, вытянулся во весь огромный рост, загородив плечищами холодную утреннюю зарю и половину мира, доложился по-военному, однако, не как начальнику, а как старшему.
– Здорово, здорово, Хоггроги Солнышко! Ждали тебя, маркиз, как немногих ждут. Их Величества… тот и другой… боги да упокоят его сердце… оба постоянно о тебе справлялись!
– А что обо мне справляться? – вот он я, ваша светлость. Спешил, не мешкал.
– Так, это всем понятно, что маркизы Короны – самые прыткие маркизы на свете, ан все равно – столько почтовых птеров я извел на пустые донесения, ты бы только знал! Как дорога?
– Обыденно, ваша светлость, без происшествий. Полдороги слякоть – остальное осень. А тут как? Не началось еще?
– Тебя ждало, Хогги. Пойдем, да потолкуем ко мне в палатку… Нет, это поразительно! Как тебя увижу – всё! На отца ты тоже похож, без спору, но – вылитый дед, Лароги Веселый! Как гляну – чуть ли не слеза прошибает, потому что – сама юность предо мною, моя собственная юность, в то время как я уже протухший мешок с фаршированной тургунятиной.
Но эти излияния герцог продолжил немного погодя, уже у себя, в походном жилище.
Палаткой герцог называл просторный шатер, сделанный на старинный воинский образец: восьмиугольный, с одним островерхом, сшитый из прочнейших яшерных шкур, там и сям тронутых нерастаявшим с рассвета инеем. Отапливался шатер в две печи, с выводными трубами по бокам западной и восточных стен. Там же стояла и жаровня, битком набитая только что приготовленным жареным мясом. Расселись как равные, на складных скамьях, друг напротив друга.
Маркиз ощупал внимательным взглядом широченные плечи герцога, его необъятное брюхо и нашел сравнение с протухшим мешком несколько преувеличенным.
– Что ты ржешь, Хогги? Я ведь серьезно говорю: вид – это одно, а вся требуха, с мозгами, с сердцем и душой – это совсем другое. Состарился. Есть хочешь?
– Не откажусь, ваша светлость.
– И поменьше церемоний, дорогой маркиз, по крайней мере, когда посторонних нет.
– Признаюсь честно, дядя Когори – жутко жрать хочу! Запахи у тебя в шатре – что надо! И ящерное, как я чую, и молочное! И зелень как раз та, что я люблю! Скакал я сюда – все пытался путь спрямить – да зацепил краем Плоские Пригорья, да увязалась за мною банда охи-охи, морд этак в двадцать…
– На Пригорьях? Странно… Далеко же они забрались по холоду.
– Тем не менее. Мне-то что, отбился – а Кеченю всю ляжку исцарапали, и преглубоко… Конь мой – Кечень. Пришлось мази втирать, да толкового жреца искать, ибо колдун из меня никаковский… Однако, – Хоггроги поторопился продолжить, чтобы из собеседника не успели выскочить неодобрительные замечания по поводу выбора пути, – я дорогою выкладки в уме проводил, поскольку иного-то дела все равно нет, кроме скачки, так вот – все равно выгадал чуть-чуть на спрямлении. Ну, и на том, что не ел последние сутки. А примчался, оглядываюсь – сонная тишина кругом, никаких судьбоносных событий.
Когори Тумару яростно потер волосатые пухлые руки, одну об другую, и первым выхватил с жаровни ароматный, истекающий красным «мясным» соком шмат молочного мяса.
– Налетай, Хогги, бери сам, у меня в походе все просто, без мажордомов. Вот тебе доска, вон там хлеб в корзинке. Вода в кувшине, кубки рядом. Без вина скучновато, но его нет и долго еще не будет, поскольку поход приравнен к военному. Хотя, был короткий роздых, в замке у одного моего старинного друга: ух-х и гульнули! Что спешил – хорошо, даже отлично, ибо до непосредственного наступления Морева, если судить по гаданиям и руководящим письмам от… – Когори Тумару показал полуобглоданной костью в потолок палатки, – время еще не пришло, но подготовиться к нему по всей науке – едва-едва нам его хватит, времени-то. Кстати, пока твой обоз подойдет – можешь у меня в палатке жить.
– Спасибо, ваша светлость, но на такую наглость я пока еще не способен! Я лучше в простом походном шатре. Да и большая часть обоза моего из Океании прибудет, а не из удела, это гораздо ближе и быстрее, так что не успею стесниться.
– Как знаешь. Днями к нам должен один, мой и твоего деда, друг подъехать, Санги Бо, и еще один старец, маг, Татени Умо.
– Сам Санги Бо? Отлично! А ведь я его ни разу в жизни не встречал, только много слышал о нем. На гобеленах, правда, видел запечатленные подвиги его, да по ним разве постигнешь сходство с правдою? Ох, это хорошо, что он с нами! Но вот про мага этого мне никто, никогда, ничего не говорил.
– Есть такой. Из мирных жрецов, совсем не воин, однако, по отзывам, колдун знатный! Ему, говорят, смерч до неба закрутить, или падаль в нежить поднять – что нам с тобою чихнуть. Чуть ли не Матушка Земля его нам в ватагу сосватала через их величеств. Я о нем слышал из донесений, но тоже воочию встречать не доводилось. В общем, обо всем и обо всех расскажу, а пока подкрепляйся вволю.
Весь оставшийся после завтрака недлинный день, главнокомандующий войском Когори Тумару провел вдвоем с вновь прибывшим маркизом Короны, показывал ему лагерь, временные укрепления, водил через канатный мост, служившим единственной перемычкой на всю округу между имперскими землями и землями, которые вот уже сотню лет стремились стать имперскими, вопреки воинственным племенам, эту землю населявшим. И слева, и справа от войсковой стоянки, на несколько долгих локтей вдоль пропасти лежали имперские земли, а сама пропасть напоминала видом сброшенные ящерным быком рога, где перемычку между рогами пересекала зыбкая канатная переправа. Если смотреть на карту, то могло показаться, что имперские земли давят всей своей мощью на рога этой пропасти, стискивают их, в попытке прижать один рог к другому, чтобы те не мешали пространству имперскому разливаться дальше… Но это на карте – в действительности же глубоченная пропасть стояла нерушимо и гораздо дольше, чем это могли помнить люди. А ничейные, варварские земли, узким клином лежали под защитой извилистой бездны и кончиком клина упирались в этот самый мост, принадлежащий империи. По висячему канатному мосту с тонким деревянным настилом можно было бежать одному человеку, либо ему осторожно идти, с конем в поводу. Либо пешими вдвоем в ряд, но слегка стеснившись. Оборонять такой мост нетрудно, переводить по нему войско – хлопотно, очень уж долго. Обрубить держащие канаты у моста – легко, восстановить его потом – задача потруднее. Стрела от одного края пропасти до другого долетает, но теряет силу и точность. Все обозные шатры и палатки – по эту сторону моста, почти все дозоры и караулы, а также ратные палатки, земляные укрепления, засеки – по ту сторону. То есть, говоря по-военному, ежели с умом воевать, можно выдавить из этого моста все выгоды, связанные с нападением и обороной. По герцогу видно было, как он ценит советы и замечания своего молодого соратника… Одно только было непонятно воинам: почему маркиз прибыл совершенно один, даже без пажа и оруженосца?
– А действительно, Хогги, почему?
– Задерживали бы меня в пути, я быстрее. Да и что я – младенец, сам о себе не позабочусь? Кроме того, у меня там, на рубежах, такое странное затишье, что просто сердце не на месте. И гномы все больше волнуются, жалобы беспрестанно шлют… Короче говоря, у меня в войсках каждый человек на счету, мы от прошлого года еще не восстановились толком, а в приказе Его Величества ничего не говорилось о моем сопровождении. Вот я один и прискакал. Выполняя приказ.
– И у нас затишье. Да такое – что жутковато. Если бы не… ну… не это самое Морево – я бы войско свое нипочем на той бы стороне держать не стал, мне все это глупое отважество ни к чему, я трепаный колчан, мне главное в итоге – честь и победа. Нет, ну скажи, Хогги, где это видано: естественное укрепление, чуть ли не природою дарованное, сиречь пропасть под мостом, за спиной держать, а не перед собою? Куда там! Оба, понимаешь, величества требуют: что бы оно там ни было – Морево-хренорево – на нашу землю его ни на локоть не пускать! Постараемся, конечно… В былые годы, как я выяснил, чуть ли ни каждый день лазутчиков отлавливали, ныне же – полная пустота, словно вымерли.
– И у нас на юге нечто подобное. Ох, как не хотелось мне ехать! Да только приказ – есть приказ.
– Здесь находиться – тоже важно, Хогги, поверь мне. Ты не зря выбран, и не мною зван.
– Понимаю. Выполняю. Не ропщу.
И Когори Тумару, и Хоггроги Солнышко хорошо понимали, что пресловутое Морево способно легко опрокинуть все мыслимые и немыслимые их расчеты, ибо неведомое – как любили повторять оба древнюю мудрость – потому и неведомо, что о нем не знают. Но готовились к тому, что понимали и умели, то есть к отражению превосходящих сил противника, с использованием всех преимуществ обороняющейся стороны. Кроме, увы, расположения моста в будущей битве. Может быть, сие и совершеннейшая глупость, но уж – что смогли: ни звезды, ни боги, ни жрецы, ни Его Величество не подсказали им ничего более внятного.
Еще через сутки прибыл – и тоже в одиночку – великий маг Татени Умо, глубокий старик, с жиденькой белой бородкой и с робким взглядом голубых выцветших глазок, предъявил недоверчивому, до предела мнительному в эти дни, герцогу Когори Тумару две пайзы:
1 2 3 4