— Брет понимал, что говорит мелодраматично и несправедливо, но он переступил порог приличий. Его голова была холодна как лед и в то же время горела, подобно сжиженному воздуху.— Неужели твоя покойная жена важнее нашего будущего?Ее голос звучал устало и пораженчески, как будто подспудно она пришла к заключению, что слова бесполезны. И все же ей надо было закончить этот диалог. Каждая ситуация должна находить выражение в разговоре, даже если можно было бы лучше выразить свои чувства плачем, воплем, ударами кулаков по ветровому стеклу или по каменной физиономии этого человека, сидевшего рядом с ней.Он опять повторил то, что говорил раньше:— Мое будущее не начнется до тех пор, пока я не расхлебаю прошлое.— Ты не можешь расхлебать прошлое. Его нет. Оно минуло.— Я его расхлебываю в настоящий момент.Она попыталась иронически засмеяться, но из ее рта донеслось лишь скрипучее хихиканье.— Ты просто ставишь себя под удар без всякой на то причины. Ради Бога, ради меня и себя самого позволь мне отвезти тебя ко мне домой.— Не могу. Если ты этого не понимаешь, то немногое поняла во мне.— Я люблю тебя, Брет. Тебе это о чем-нибудь говорит?— В любви можно ошибиться.— Тогда готов ли ты от нее отказаться?— Нет, если ты не вынудишь меня. Но я знаю, что мы не можем создать свой очаг в незарытой могиле.— Одни слова! Слова можно переиначить любым манером, но я думала, что нас объединяет что-то большее, чем риторика. Думала, что ты меня любишь. Если же не любишь, то не буду ни на чем настаивать. Скажи, любишь ты меня?Мгновение назад ее лицо, казалось, принадлежало чужому человеку, незнакомке, опустошенной женщине, в машине которой он сидел по нелепой случайности и оспаривал свое право распоряжаться своей судьбой. Он опять посмотрел ей в лицо и понял, что это — лицо его любимой, знакомое и дорогое каждой своей черточкой. Он полюбил ее с первой встречи и никогда больше никого не любил. Ему стало стыдно, что ей пришлось об этом спрашивать.— Конечно же я люблю тебя, — ответил он. — Но неужели ты не понимаешь, что существуют вещи поважнее, чем любовь?— Какие же вещи могут быть важнее любви?— Справедливость.— Справедливость! Ты думаешь, что можешь пойти и отыскать справедливость, как счастливую подкову? Один в поле воин? Посмотри вокруг себя и скажи мне, где ты видишь справедливость, если не считать книг и фильмов. Видел ли ты, чтобы хорошим людям воздавалось по заслугам, а плохих наказывали? Черта с два ты это видел! Не существует такого учреждения, которое контролировало бы жизнь и все в конце концов поправляло. Каждый должен сам заботиться о себе, и ты это знаешь. Все, чего я хочу, Брет, это чтобы ты не совался в неприятности. Пытаясь что-то исправить, ты только сам свихнешься. — Но еще до того как он ответил, Паула уже поняла, что ее слова не произвели никакого впечатления; что ж, такова участь всех слов.— Ты, наверное, думаешь, что со мной говорить бесполезно. — Ирония, которую он хотел вложить в эти слова, прозвучала странно, потому что он говорил правду. Находясь в состоянии смятения и недоверия к себе самому, все еще потрясенный заявлением Паулы о том, что он испортил ей жизнь, Брет цеплялся за свою настойчивость, волю и соответствующее настроение.— Думаю, что ты сильный человек, — сказала она. — Но ты не знаешь, против кого хочешь выступить.— Против твоего приятеля Милна! Или его фамилия Майлс?— Он мне не приятель. Он мне отвратителен.— И ты его боишься, правда? Ты мне не объяснила почему.— Я боюсь любого человека, который неразборчив в средствах.— А я не боюсь, — решительно заявил он.Было бессмысленно продолжать разговор. Ее нельзя было заставить понять, что он должен сделать то, что делает. Он не имеет права любить или чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не утрясет дело, которое застряло в его сознании. Только активными действиями можно устранить смертельный магнетизм, потянувший его в прошлое и исказивший все его убеждения — даже его уверенность в Пауле.Через запыленное окно своего ателье портной Мак видел, как Брет вышел из машины и пошел своей дорогой. Женщина медленно повернула голову, провожая его взглядом, и оставалась в таком положении до тех пор, пока он не скрылся из виду. Но она не попыталась последовать за ним или сказать хоть слово. По выражению ее лица Мак заключил, что она попала в большую беду и не знает, что делать. Но ему полегчало, когда она все-таки уехала, потому что ему действовало на нервы видеть интересную женщину в таком положении, с такой грустью на лице. Глава 17 На углу улицы, в аптеке, рядом с окошечком выдачи лекарств по рецептам был телефон-автомат. Брет не смог найти в справочнике питейное заведение «Кокалорум», но, позвонив в справочную, получил номер телефона.На звонок ответил сам Гарт:— Да?— Говорит Брет Тейлор. Я хочу, чтобы вы немедленно приехали в Лос-Анджелес.— Зачем? — Тонкий голос звучал подозрительно и недовольно.— Хочу, чтобы вы взглянули на одного мужчину.— Я занят, господин Тейлор. У меня хватает дел, кроме как болтаться по всему штату...— Разве вы не хотите поймать человека, который избил вас?— Конечно, хочу. Но не хочу наживать себе новых неприятностей. Не могу себе этого позволить.— А вы можете позволить себе, чтобы я сообщил о вас в полицию?— Как вы можете так говорить, господин Тейлор? Я был покладистым, помог вам во всем, в чем мог.— Вы можете подъехать сюда и помочь мне еще немного? — Он описал местонахождение аптеки. — Я буду здесь ждать, но не очень долго.— Мне это не нравится.— Совершенно не обязательно, чтобы это вам нравилось. Я буду ждать, — заключил Брет и повесил трубку.В том же доме, где расположилась аптека, находилась закусочная. Брет вспомнил, что проголодался. Он сел на незанятый крутящийся стул у стойки и заказал бутерброд и стакан молока. Потом купил газету, снова сел на свое место и занялся чтением. Маленькие черные буквочки складывались в слова, а слова связывались вместе в предложения, но предложения не имели смысла. Гораздо больше можно было прочитать между строчек.При первой вспышке озарения он не сомневался, что Милн и есть тот человек. Но по мере того как его эмоции успокаивались, его точка зрения менялась, обстоятельства, указывавшие на Милна, привносили с собой некоторые второстепенные моменты. Правильным или неверным было его предчувствие, но было очевидно, что надо позвонить в полицию и сообщить о собранных им фактах. Но он отказался от этой идеи. Возникнут лишь дополнительные осложнения. Он не верил полиции, которая так убого показала себя в деле Лоррейн. Он и сам оказался тогда не на высоте, но теперь решил добиться успеха. Он полагался только на себя. И ни на кого другого. Он не дрогнет и доведет дело до конца.Его сознание напряглось и приготовилось, как спринтер, ждущий выстрела стартового пистолета. Он беспрерывно поглядывал на дверь и все же, когда появился Гарт, не узнал его сразу. Коротышка сменил костюм. Теперь он был в светлой двубортной паре, черной рубашке и желтом галстуке. Гарт остановился у самых дверей, как пародия на портняжное великолепие, в то время как его шустрые маленькие глазки бегали взад и вперед по залу и наконец остановились на Брете. Брет отбросил непрочитанную газету и пошел навстречу.— Вы не боитесь, что мы попадем в неприятность? — спросил Гарт, когда они вышли наружу. — Тот малый — убийца, не забывайте этого, если вы напали именно на его след, в чем я сомневаюсь...— Сначала посмотрите на него, тогда говорите.— Где он находится?— Через полквартала отсюда, у себя в квартире.— Вы хотите, чтобы я прямо вошел к нему? А если он меня запомнил?— С вами все будет в порядке.— Может быть, но я не хочу рисковать. — Гарт многозначительно похлопал по наружному карману своего пиджака.— В этом не будет необходимости. Мы поступим следующим образом.Пока они шли к квартире, Брет поделился с ним планом, согласно которому Гарт должен был посмотреть на Милна, сам ему не показываясь. Брет постучит в дверь к Милну, а Гарт будет ждать в коридоре. Когда Милн откроет дверь, то Брет его задержит достаточно долго, чтобы Гарт смог пройти мимо двери и спуститься по лестнице вниз.— Да, а если он помнит меня? Он может на меня прыгнуть.— Я удержу его.— Если ваш приятель именно тот малый, то это будет нелегко.— Я сумею его удержать. Пошли.— Мне это не нравится.Но он последовал за Бретом вверх по лестнице, покрытой ковром. На площадках верхних этажей никого не было. Они были тускло освещены светом из окон, расположенных в дальних концах коридора. Двери всех квартир были закрыты. За одной из них звучал электропроигрыватель, доносилась мелодия Пасторальной симфонии. Ее простая сладостная веселость печальным эхом отражалась во всем здании, безутешно натыкаясь на двери и перегородки и замирая в спертом воздухе между стен.— Идите в конец коридора и начинайте возвращаться, когда я стану стучать. Не надо, чтобы он услышал, что мы пришли вместе.Гарт зашагал прочь, подгоняемый страхом в печенках, как щеголеватый, но жалкий силуэт в тусклом свете из окна.Брет подождал, пока Гарт пройдет половину пути, и постучал в дверь. Краешком глаза он видел, что Гарт двинулся в его сторону, и одновременно услышал легкие шаги в квартире. У него перехватило горло, как будто сжало давление от различных, совпадающих по времени событий.— Это опять вы?— Извините, что беспокою. Но я оставил здесь свой головной убор и галстук.— Ах да. — Милн, прищурившись, посмотрел в лицо Брета. — Что-нибудь еще или это все?— Дайте подумать.Гарт находился слева и сзади от него, уже выйдя из поля его зрения; он слышал шаги Гарта, мягко ступавшего по покрытому ковром полу. Взгляд Милна переключился с лица Брета на что-то за его спиной в коридоре. Шаги Гарта раздавались теперь прямо за его спиной, очень медленно, и Брету казалось, что его сердце успевало сделать несколько ударов в каждый промежуток времени между тихими шагами Гарта.— Не разрешите ли заплатить вам за беспокойство?Светлые глаза опять уставились на него.— Черт, нет. Я рад был вам помочь. А что с вашей подружкой?— Не знаю.— Может быть, она поджидает вас, а? Как насчет того, чтобы зайти ко мне и выпить по рюмочке? Ничего же не случится, если она еще немножко подождет, пока мы пропустим по маленькой.— Нет, увольте. — Он подпустил немного нетерпения в свой голос. — Могу я получить свою фуражку и галстук? Я тороплюсь.— Отчего же нет, пожалуйста. Я просто пытался вести себя по-приятельски.Он оставил дверь открытой и вскоре вернулся с форменной фуражкой и черным галстуком.— Не хотите ли надеть галстук перед зеркалом?— Спасибо, нет. Не сейчас.— Вы оставили мой костюм у портного, как я просил?— Да. Спасибо за все.Брет быстро удалился, даже не оглянувшись. Дверь квартиры тихо закрылась только тогда, когда он подошел к лестнице.Гарт ждал на улице, весь сгорая от нетерпения.— Что, тот самый мужчина?— Ну, послушайте, господин Тейлор. Я видел его поздно вечером и довольно давно. Думаю, что это... он...— Можете ли в этом поклясться?— Давайте уйдем отсюда. Он может выйти. — Гарт подался прочь на своих коротких ножках, семеня так быстро, что Брету пришлось пуститься в бег, чтобы поравняться с ним.— Значит, вы считаете, что это он, не так ли?— Я сказал: думаю, что это он. Но не могу поклясться. Бесполезно тянуть меня в суд, потому что я ничего не буду показывать под присягой.— Забудьте о законах, хорошо? Этот мужчина избил вас и убил мою жену. Верно?— Это определенно он, — подтвердил неохотно Гарт. — Только не забывайте, о чем я сказал, если захотите притянуть меня в суд. Я содействовал вам как только мог...— Успокойтесь на этот счет. И дайте мне ваш пистолет.— Зачем вам понадобился пистолет? Вызовите лучше полицию, и пусть она им займется. Дайте мне возможность убраться отсюда и вызывайте полицейских.— Я просил у вас не совета, а пистолет на время.— Не могу вам его дать. Это чертовски хорошее оружие, оно мне нужно по работе.— Вы можете купить себе другой наган.— Но этот пистолет не зарегистрирован. Он мне обошелся в пятьдесят баксов. Приведите мне хоть один аргумент в пользу того, чтобы я вручил вам пятьдесят баксов.— Вот, держите. — Они подошли к перекрестку, где находилась аптека. Брет остановил Гарта и протянул ему пятидесятидолларовую кредитку.— Я сказал, что он не зарегистрирован. Не так-то легко его заменить.— Тем лучше для нас обоих.Гарт взял купюру и посмотрел на нее. Затем развернулся возле Брета полукругом с большой четкостью и ловкостью, как циркуль. Брет неожиданно ощутил тяжесть металла в кармане своего кителя и тут же исполнился уважением к Гарту. Коротышка обладал неожиданными для Брета талантами.— Спасибо.— Не благодарите меня, юноша. Если примените эту пушку, то обязательно обожжете себе пальцы.— Я и не собираюсь применять это. Я беру его лишь в качестве моральной поддержки.— Моральной поддержки чему? Я все же вызвал бы полицию. Только дайте мне пять минут, чтобы убраться...— Может быть, вы правы. Я подожду.— Фу.Гарт пошел, не оглядываясь назад и не попрощавшись, потом быстро побежал через дорогу к своей машине. Брет стоял на перекрестке и мрачно улыбался до тех пор, пока желтая машина Гарта с откидывающимся верхом не въехала в поток движения и не затерялась в нем. Затем он пошел обратно к жилому зданию, из которого только что вышел вместе с Гартом. Он не собирался вызывать полицию по причинам, о которых нет времени рассказывать.В третий раз на протяжении одного часа он постучался в ту же самую дверь. Прошла целая минута в тягостном ожидании; он отсчитывал каждую секунду, напряженно вслушиваясь. Потом постучал еще раз, громче, но ответом были новые тридцать секунд молчания. Тогда он загрохал так сильно, что тонкие панели затряслись под его костяшками, как поверхность барабана. Опять немного подождал, и его терпение лопнуло. Отступив немного в глубину коридора, он разбежался и ударил плечом в дверь, которая с треском распахнулась.В гостиной никого не было, кроме послеобеденного солнца, лучи которого проникали через опущенные полоски жалюзи. Он закрыл за собой дверь и огляделся по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26