«Я потеряю работу», – заявила она, когда Дигби попытался приобнять ее.
Исследователи возвращались на станцию, когда с ними связались. У нас тут Омега поменяла курс. Сворачивайте налево и разберитесь, что там происходит. Посмотрите, куда она направилась.
И вот Дигби, антрополог по профессии, участвовавший в экспедиции как волонтер, собиравшей информацию о звездах и планетных системах, изображал радость, обменивался банальностями со всеми и бросал полные муки взгляды на Келли.
– Извини, – сказала она ему. – Это ненадолго. Туда и обратно. Посмотрим, что там, и назад, на «Бродсайд». Речь всего лишь о паре недель.
Келли была высокой красавицей с нежной черной кожей и сияющими глазами, и рядом с ней все женщины в жизни Дигби казались безнадежно скучными. Ах, как ему хотелось взять ее с собой, откопать пару древних чугунков.
Но он покорно довольствовался возможностью потискать ее при случае, на что Келли отвечала – хотя и не всегда – строгим неодобрением.
– Имей терпение, – говорила она. – Наше время скоро настанет.
«Дженкинс» отделяло от Земли более трех тысяч световых лет, больше, чем все другие корабли, – своего рода рекорд. Они отсутствовали на «Бродсайде» почти год. Это было по всем меркам долгое одиночное путешествие, которое разнообразили только редкие встречи с кораблем поддержки.
Такие встречи представляли собой особый случай. В Академии продвигалась идея автоматизации пополнения ресурсов, чтобы отправлять сэндвичи на корабле, управляемом только ИИ. Асквит не мог постигнуть, какой смысл отправлять пилота, раз это гораздо дороже, а представить ситуацию, в которой потребовалось бы вмешательство человека, сложно. Но, кажется, другие понимали, что может значить шанс увидеть новое лицо, когда находишься в глубинах космоса.
Джек Марковер включился в борьбу, грозя уволиться и устроить пресс-конференцию, если отменят пилотов-людей. Комиссар отступил, обставив все так, будто это была не его идея, и дело спустили на тормозах.
Джек, маленький человек с ястребиным лицом и чрезвычайно энергичный, был руководителем миссиями. Он любил свою работу, и, если бы ему пришлось выполнить свою угрозу, он не пережил бы этого. Он много говорил об отставке, обычно в те унылые часы, когда «Дженкинс» находился в гиперполете и время текло медленно и спокойно. Но Диггер знал: Джек никогда не бросит работу и однажды его придется просто выгнать и посадить под замок.
Диггер никак не мог понять, что за специальность у Джека. Родом со Среднего запада, спокойный, целеустремленный, с докторскими степенями по физике и литературе. Казалось, нет такой отрасли знания, в которой он не был бы знатоком. Зная все, он любил повторять, что не знает ничего.
Трудно представить большую ложь. Этот человек был экспертом во всех областях, о каких Диггер имел представление. Он был единственным известным Дигби человеком, который мог объяснить уравнения Рэдклиффа, цитировал «Потерянный рай», обсуждал скрытые смыслы «Диалогов», играл Моцарта в своем стиле и рассуждал об истории Кварката.
Келли любила его, Диггер относился к нему как к собственному деду, которого никогда не знал, а Марк Стивенс, обычно пилотировавший корабль поддержки, часто говорил, что причина, по которой он согласен продолжать полеты, – это возможность раз в два месяца провести пару часов с Джеком Марковером.
Четвертым участником экспедиции была Уинни Колгейт. Она дважды была замужем. Оба брака, по ее словам, закончились вполне мирно, по обоюдному согласию. Но по скрытому гневу можно было догадаться, что дело обстояло не столь благополучно. И Дигби подозревал, что Уинни не скоро решится сыграть в эту игру снова.
Она начала карьеру в качестве космолога и, как сама периодически говорила, больше всего жалела, что не проживет достаточно долго, чтобы узнать ответы на величайшие вопросы: существует ли множественность миров, что вызвало Большой взрыв, лежит ли в основе мироздания какой-то замысел. Диггер считал, что человечество просто выиграло во что-то вроде космической лотереи, а Джек не верил, что звезды и люди возникли случайно. Уинни оставила вопрос открытым, меняя свое мнение каждый день.
Ни для кого не было секретом, что эта тихая милая блондинка увлечена Джеком и с удовольствием затащила бы его в постель, но Джек был в некотором роде пуританином, считая секс недопустимым вне брака. В общем, он вел себя так же, как Келли, убежденный, что его авторитет руководителя миссиями пострадает, если он будет спать с подчиненной.
Дигби предпочел бы, чтобы это случилось, так как это упростило бы его отношения с Келли. Но, к несчастью, Джек стоял на своем, блюдя добродетель Уинни.
Джек Марковер провел в таких миссиях половину жизни и уже начал сомневаться в мудрости такого выбора. Он все поставил на Первый контакт. Когда-то он казался легко осуществимым. Почти неизбежным. Полетел и сделал. Но то была эпоха всеобщего оптимизма, когда полагали, что каждая планета, на которой возможна жизнь, неизбежно обладает биосистемой, а если есть биосистема, то со временем появятся и вожди племени, и учителя математики. Когда стало известно, что пригодные для жизни планеты вокруг ближайших соседей Солнца необитаемы, это казалось простым совпадением.
Теперь он задумывался, а не слишком ли много они читали научной фантастики.
Он знал о своей репутации. Привет, Джек, ну как, не нашел еще зелененьких человечков? После двух последних экспедиций он возвращался домой с намерением прекратить свои вылазки. Но его не покидало подобное зову Сирены чувство, что он, может быть, сдался, когда не хватало всего лишь одной экспедиции. Поэтому он знал: что бы ни случилось, несмотря на свои замыслы уйти в отставку и поселиться на Кейп-Коде, он снова отправится перетряхивать новые миры. Надеясь выиграть Большой приз.
За последний год «Дженкинс» просмотрел семьдесят девять звездных систем, все со стабильными солнцами. Заявленной целью экспедиции было только наблюдение. Исследователи собирали информацию и особенно отмечали планеты, где можно было бы поселиться, не проводя масштабного преобразования. Одну пригодную планету нашли, но жизнь там только зародилась. За всю тридцатипятилетнюю карьеру Джеку попались всего девять планет, на которых жизнь развилась достаточно, чтобы стать устойчивой. Еще на двух условия трансформировались, атмосфера стала слишком разреженной, блуждающая звезда изменила орбиту планет и биологические формы вымерли. Вот так-то.
На каждой «живой» планете биоформы пока пребывали на стадии микробов. Марковер ни разу не видел на новой планете даже травинки.
Омега растянулась примерно на 41 000 километров. Она свернула, подрегулировала курс, все еще продолжая поворот. К тому же она сбрасывала скорость. Это было заметно: облако утратило сферическую форму. По мере замедления туманные фрагменты вырывались вперед.
Поворот был столь плавным, что его едва можно было различить. Джек удивлялся, как его вообще заметили. Наблюдателям пришлось в течение нескольких месяцев следить за объектом, чтобы определить это. Потом он понял, что, поскольку облако направлялось к планетной системе, Академия уделила ему особое внимание.
«Дженкинс» несколько дней потратил на измерения и считывание показаний датчиков, иногда на расстоянии тысячи километров, иногда подходя тревожно близко к облаку. Данные подтвердили информацию «Бродсайда»: Омега направлялась в планетарную систему.
Нетрудно было обнаружить ее цель.
Если Омега будет двигаться как сейчас, вскоре она ляжет на курс к третьей планете.
«Дженкинс» был слишком далеко, чтобы разобрать детали. Но Джек сообщил на «Бродсайд»:
– Похоже на случай четырнадцатого декабря, Вадим. Мы отправимся туда и посмотрим.
По традиции каждой исследованной планете давали название. Хотя оно было неофициальными и все планеты в формальных ситуациях по-прежнему обозначали цифровым индексом, присоединяемым к номеру звезды, в повседневном общении проще было говорить Мир Брюстера, или Запруда, или Дребодан. (Брюстером звали спутника Уинни, с которым она впервые отправилась к алтарю. Планета получила такое название, потому что достигла синхронизации периода вращения и солнце, если смотреть с поверхности, «просто сидело, ничего не делая».)
На этот раз была очередь Келли дать имя новой планете.
– Эта может оказаться особенной, – сказала Колье. – Когда я была маленькой, мы жили недалеко от Лукаут Пойнт на севере Нью-Йорка. Мне там ужасно нравилось. Мы часто отправлялись туда на пикники. Вдали был виден Гудзон.
– Так ты хочешь назвать ее Лукаут Пойнт?
– Думаю, сойдет просто Лукаут.
Так планета обрела имя.
Корабль совершил прыжок, чтобы подойти на астрономическую единицу, и начал приближение. Исследователи все еще были слишком далеко, чтобы что-то различить в телескоп. Но уже могли заметить, что планета не окружена электромагнитным полем.
Эта новость вызвала противоречивые чувства. Как и все, Диггер хотел бы увидеть мир с развитой цивилизацией. Такого еще никогда не случалось, это был бы гигантский успех. С другой стороны, приближалось облако. «Лучше бы, – говорил он себе, – оказалось, что там никого, а облако просто притянуто необычными скальными формированиями. Ну или руинами, как на Лунном Свете».
На третий день Лукаут все еще казался яркой светящейся точкой. Однако в телескоп можно было различить, что он покрыт облаками. Единственный видимый участок поверхности был синим. Океан.
– Там есть большая луна, – сообщила Уинни, изучая информацию датчиков, – точнее, две луны.
Наличие большой луны считалось неблагоприятным для развития цивилизации. Ну или крупных животных, коль на то пошло.
Фильтры смягчали отраженный свет, и теперь астронавты видели звездочку и два диска, один в несколько раз больше второго. Звездочкой была вторая луна, предположительно захваченный астероид. Изображение максимально увеличили и сосредоточились на большей луне, пытаясь найти следы чьего-либо пребывания. Но корабль все еще был чересчур далеко. С такого расстояния не удалось бы различить даже здание высотой с Берлинскую башню Бергмана.
Странное это было чувство. Сколько раз люди приближались к планетам, подобным этой, буквально моля о земляных укреплениях, о стене, о вспышке света на море? А сегодня ночью – было почти двенадцать по Гринвичу – Диггер жаждал увидеть только бесплодные равнины.
Четкость изображения росла. На Лукауте были кучевые облака. Континенты. Архипелаги.
Континенты были зеленого цвета.
Увидев это, исследователи пожали друг другу руки. Но эти поздравления были довольно сдержанными.
Полюса были белыми, а океаны – синими.
– Похоже на Землю, – сказала Венди с таким видом, будто произносит приговор.
На четвертый день удалось выделить черты рельефа, горные цепи, долины рек, большие коричневые участки, которые могли оказаться равнинами. Люди жадно искали огни на ночной стороне, но ничего не заметили.
Спали урывками, если вообще спали. Как правило, дремали в кают-компании и отлучались только в туалет или раздобыть чего-нибудь пожевать. Им начало казаться, будто они что-то видят. Кто-нибудь, усевшись перед монитором, тыкал в него ручкой: данные очертания, похоже, это здание, или что-то вон там, в бухте, возможно, береговые укрепления. Уинни была убеждена, что разглядела горную дорогу, а Диггер утверждал, будто видел в море кильватерные следы, вероятно, оставленные кораблями. Келли задалась вопросом, не мелькнула ли на одной из рек дамба, а Джек заметил изменения цвета поверхности, свидетельствующие о наличии земледелия.
Но по мере того как изображение, поступавшее с телескопов, обретало четкость, все предположения растаяли, остались лишь лес, джунгли, реки, побережье. Полумесяц ночной стороны оставался темным.
Облачность была очень плотной, всюду гремели грозы. Крайние север и юг накрыли снежные бури, в одном из океанов бушевал ураган, а в умеренном поясе вспыхивали молнии. Дождь, казалось, шел над всем континентом. Билл произвел обычные измерения и доложил о результатах. Планета была примерно на шесть процентов меньше Земли. Наклон оси – двадцать шесть градусов. (Этот фактор был так же значимым для развития биосферы. У всех известных населенных планет наклон оси составлял от 18 до 31 градуса.)
По словам Билла, атмосфера была пригодна для дыхания, но благоразумнее было использовать воздух из баллонов. На уровне моря содержание кислорода в воздухе было заметно выше нормы. Гравитация составляла 0,92 от стандарта.
Меньшая луна двигалась с востока на запад. На обоих спутниках атмосфера отсутствовала, и не было ни малейших признаков того, что кто-нибудь когда-нибудь на них высаживался.
Семьдесят процентов поверхности покрывала вода. А период вращения Лукаута составлял двадцать два часа семнадцать минут.
«Дженкинс» вышел на орбиту, перешел терминатор на ночную сторону и почти сразу обнаружил огни.
Но это были не ясные, четко очерченные огни городов, а дымные, расплывчатые, разбросанные в беспорядке.
– Лесные пожары, – сказал Джек. – Вероятно, вызваны молниями. – Он улыбнулся. – Жаль, – хотя, возможно, не испытывал сожаления.
Через тридцать минут астронавты вернулись на дневную сторону. Крупных городов не было видно. Ночь была темна, как содержимое угольного мешка. Джек сел – заметно было, что он испытывает облегчение и разочарование – и отправил очередной отчет Вадиму, информацию для Академии. «Нет признаков, что планета обитаема. Нет огней. Мы проведем дополнительные наблюдения».
– Тогда зачем облако идет сюда? – спросила Уинни.
Исследователи сделали несколько витков по орбите и ничего не увидели. Они вглядывались в многочисленные бухты и реки, пытаясь увидеть признаки береговых укреплений, но ничего не нашли. Нигде не было ни кораблей, ни намека на дороги.
Они уже собирались отправить на «Бродсайд» очередное сообщение о том, что Академии не стоит беспокоиться насчет Лукаута, когда Дигби услышал, как Джек хрипло выругался, и взглянул на экраны, на которых была только ночь.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10