1. Авторы сценария, главный режиссер и композитор - Я.
2. Главный балетмейстер, технический консультант и разработчик водопроводной схемы - моя жена Наталия.
Действующие лица и исполнители:
1. Скупой жилец - пенсионер Вазгеныч.
2. Работник ЖЭКа - профессиональный слесарь-сантехник Серафим.
3. Работник ЖЭКа - слесарь-самоучка Вася.
В этом балете по-новому рассказана жалоба нашего современника-жильца изолированной трехкомнатной квартиры престижного сталинского дома.
Всем своим существом жилец ждет воду. Наконец появляются работники ЖЭКа Серафим и Вася.
За несколько минут сценического времени перед зрителями проходит сложнейшая гамма взаимоотношений жильца и сантехников, в процессе которой он заявляет слесарям, что был в интимных отношениях в тем вентилем, который они ему поставили. На что Серафим, взяв инициативу в свои руки, заявил, что был в интимных отношениях не столько со стояком, но и вообще со всей водопроводной системой квартала.
Склонившись перед трубой слесари героически пытаются преодолеть сопротивление вентиля. Но не могут без животворной поддержки гаечного ключа и трояка. Скупой жилец жадничает. Но с точки зрения общечеловеческих ценностей без воды все-таки жить не может. Поэтому он вновь пишет жалобу в ЖЭК. Сантехники возвращаются, и в ярости срезают вентиль автогеном.
Радостно журчащая вода заполняет сцену, оркестровую яму и зрительный зал. Герметично закрытые двери усиливают эффект потопа.
Балетная группа прощается со зрителем и на шлюпках покидает здание театра.
Естественно, никакой надежды на постановку нашего балета в Большом театре ни тогда, ни сейчас у нас не было.
Итак, захожу я в подвал. Сидят четыре добрых мужика, приблизительно моего возраста, только слесари, и беседуют за жизнь; никакой политики, никакого кривляния, все по делу, и самое главное ни капли лицемерия. На верстаке бутылка русской водки и несколько мелких яблок, которые Серафим гостеприимно ножовкой по металлу разрезал пополам.
Не пойму, в чем заключается причина того, что простые люди чаще бывают счастливы и спокойны? По-видимому в том, что у них нет ложных фантастических удовлетворений, духовных опьянений и разочарований: их духовная жизнь течет равномерно и правильно. Верно говорят, что если вы обеспечены достаточным количеством пресной воды и пищи, то ни на что не должны жаловаться.
Так незаметно пролетело время, что просидел я у них около часа. Вспомнили конечно и о нашем первом знакомстве в 1975 году: Серафим в лицах подробно рассказал новым слесарям, как они с Васей, из-за моей жадности, затопили три этажа нашего подъезда. Естественно, о гениальном рок-балете я умолчал.
- Вазгеныч, не горюй! Включили тебе свет!
Посиди еще немного, куда тебе торопиться?
Чуть расслабившись, я проговорился, что сегодня именинник.
- Ну поздравляю, тем более надо еще по рюмке за здоровье!
Пришлось мне сбегать в магазин за бутылкой.
Конечно же я мог бы вырваться пораньше, но поймал себя на том, что мне здесь уютно и тепло, мне было радостно и интересно. Я не мог себя заставить встать и уйти на свой грустный праздник.
Ликования и крики, иллюминация и сладкие тосты на юбилее - все это лишь символ радости, а самой радости, к сожалению там не было: только она одна не участвовала в празднестве. Она обычно появляется без приглашения и церемоний, украдкой, среди самой повседневной обстановки.
Слесарь Серафим остался на площадке пятого этажа исправлять свет.
Захожу в квартиру и глазам своим не верю: тускло горят две свечи... серые пары в накуренном полумраке танцуют вальс бостон "погасшие свечи" из кинофильма "Мост Ватерлоо".
Тоскливые черные тени на стенах и потолке усиливали эффект нереальности мрачной картины. На мое появление никто не прореагировал, кроме собачки. Ни один из присутствующих гостей даже не поинтересовался, включат вообще свет или нет. По-видимому, он был никому не нужен, также, как и юбиляр. Меня стало знобить... так захотелось тут же вернуться обратно в теплый, уютный подвал... но было неудобно... я не смог бы объяснить свое возвращение.
Зашел я в спальню, тихо разделся и лег спать.
Обычно самые дерзкие и нелепые фантазии одолевали меня перед сном. Почти каждую ночь мое воображение ткало все новые и новые узоры, пока сон наконец не брал меня в свои опустошающие объятья, посреди какой-нибудь особо увлекательной мечты... Под тиканье часов на пианино, в лунном свете, пропитывавшем голубой влагой одежду на стуле, передо мной разворачивался загадочный ослепительно яркий мир... Всю ночь напролет в окно моей комнаты шурша залетали и кружились весенние черно-белые бабочки, трансформируясь в фортепьянные клавиши... Всю ночь огромные звуки-призраки плыли в таинственном минорном хороводе сквозь серебряную пыль, а я слушал в светящейся тьме и думал:
Вот лежу здесь я и узенькое местечко, которое я занимаю до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и дел до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет.

1 2 3 4