Елена Хуторная
Я – радость

* * *

Я радость, чистая, светлая, я свет, я любовь. Мне тепло и спокойно, я всех люблю: мою милую тетушку, Олю, Наташу, Светочку, Стаса, Костю, Василия Николаевича, па… Черт, и как только тетя Лариса могла сказать такое?! Как она могла сказать такое мне? Неужели она и правда думает, что когда-нибудь ей пришлось бы меня содержать? Как будто я давала повод думать так! Да, я уволилась три месяца назад и все еще не принималась за поиски нового места, но разве после окончания института я хоть когда-нибудь жила за ее счет? Ну да, попросила у нее вчера триста рублей, но и то только до тех пор, пока не продала машину, а она так набросилась на меня, как будто я каждый день прихожу к ней попрошайничать!
Медленный вдох… задержала дыхание… выдох. Вдох… выдох. Сердце бьется как сумасшедшее. Давно же меня ничего так не выводило из равновесия.
– Тонировка ваша или заводская?
Я очнулась от своих мыслей и посмотрела сверху вниз на худенького молодого человека, который вот уже минут сорок выпытывал подробности о моем автомобиле, начиная с технических характеристик и заканчивая выяснением, из чего изготовлена обивка салона. Было очень холодно, несмотря на то что июнь, утром выпал град, а после этого весь день сыпал мелкий противный дождь и дул сильный ветер. Я уже промокла и продрогла до костей, но мой мучитель как будто не замечал плохой погоды. С одной стороны, это не могло не радовать, потому что за те три недели, в течение которых я продаю свою красотку, это был первый реальный покупатель, но с другой – я уже находилась в таком состоянии, что, кажется, готова была послать даже его – до того хотелось поехать наконец-то домой, переодеться, выпить горячего чаю с медом и уснуть, закутавшись в теплый плед, даже несмотря на то что Лара уже скорее всего вернулась со смены.
– Заводская, – ответила я, с трудом ворочая неслушающимися губами.
Молодой человек испытующе посмотрел на меня и снова зачем-то полез под капот. Я уже несколько раз предлагала ему поехать на диагностику, вместо того чтобы самому пытаться определить возможные неисправности, но он каждый раз невнятно отказывался. Устав наблюдать за его кропотливым изучением внутренностей машины, я залезла в салон, завела двигатель и включила печку, надеясь хоть немного согреться.
«Мне больно смотреть, как ты тратишь свое время впустую, – сказала вчера тетя Лариса. – Займись наконец чем-нибудь, все равно чем. Сама увидишь, как тебе станет легче».
А с чего она вообще решила, что со мной что-то не так? У меня все отлично! Живу тихо, спокойно, уже три месяца меня никто не достает – я могла только мечтать, чтобы когда-нибудь жить так! Единственная проблема в том, что даже при отсутствии работы мне надо чем-то платить за кредит, и только поэтому мне приходится торчать на автобарахолке и отвечать на дурацкие вопросы, вместо того чтобы сидеть дома с книгой в руках.
Я радость, чистая, светлая, я радость…
Первый раз за то долгое время, что мы с тетей Ларисой живем вместе, мне так некомфортно находиться дома, что хочется уйти хоть куда-нибудь, лишь бы не оставаться в соседних комнатах с ней. Неприятно сталкиваться с ней на кухне, в коридоре, относить в ее комнату телефонную трубку, когда ей кто-то звонит. Даже днем, когда она на работе, я как будто чувствую ее неодобрение, которое добирается до меня через те километры, что нас разделяют. Никогда не думала, что она будет вызывать у меня подобные чувства. Это ужасно неприятно, просто невыносимо. И именно поэтому я не осталась дома даже в такую мерзкую погоду, в какую не приходится рассчитывать на появление серьезных покупателей.
Боже, как хочется домой, сейчас этот ботаник отчалит, и я тут же уеду. Жаль, конечно, столько времени на него потратила. Да и, честно говоря, я надеялась, что он действительно купит мой автомобильчик и я наконец покончу с этим: чего душу рвать, в любом случае рано или поздно придется с ним расстаться. Да и деньги будут нужны уже на этой неделе, а у Лары, как вчера стало понятно, просить нельзя, так что чем быстрее все случится, тем лучше. Хотя к чему медлить? Надо послать его прямо сейчас, все равно толку не будет, если бы ему было надо, он бы давно уже определился. К тому же не испытываю никакого желания, чтобы моя девочка оказалась в руках у этого ботаника.
Я уже собралась вылезти из машины и попросить молодого человека закрыть капот, как он сам это сделал и через несколько секунд сел в машину рядом со мной.
– Сколько вы готовы уступить? – спросил он.
– А за сколько бы вы ее купили?
Он сказал.
Это было значительно меньше той суммы, на которую я рассчитывала.
– По рукам, – ответила я.
Сказала и тут же пожалела.
Он кивнул.
– Тогда оформляем задаток?
Я завела двигатель.
Ну что ж, по крайней мере он будет хорошо за ней ухаживать, такие зануды всегда очень бережно относятся к вещам. Хотя все равно он мне не нравится.
Заныла нога. Боль была странной, в непривычном месте – в правой икре, как будто сейчас сведет судорогой.
Ну и пусть болит. Вот уж когда наваливается все разом, так и наваливается, больше нет сил убеждать себя, что все будет хорошо, – не будет. Ну и не надо. Все равно уже хуже некуда.
Нога болит уже четвертый день, причем такое ощущение, что чем дальше, тем хуже.
В первый день пришлось ехать за деньгами, полученными за машину, икру так и тянуло, словно ногу свело и не отпускает. Промоталась до вечера, а когда вернулась домой, кое-как дотащилась до кровати и упала без сил, даже душ не стала принимать, потому что было больно не только ходить, но даже стоять. Ну ничего, подумала я, за ночь отдохну, и утром все пройдет.
Да только утром скрутило еще сильнее. Боже, какой кошмар, я же почти никогда не болела, а тут такая боль! Любое перемещение по квартире дается с таким трудом, будто я не просто несу себя, а тащу с собой стопудовый тюк. Кажется, сводит не только ногу, а все тело, на лбу от напряжения выступает пот, каждый шаг отдается такой болью, что приходится стискивать зубы, чтобы сдержать то ли крик, то ли ругательства. Кто бы мог подумать, что несколько шагов до туалета могут стать таким мучением! Квартира вдруг стала огромным полигоном для пыток: зазвонил телефон, захотелось попить или взять книгу со стола, да просто даже повернуться на другой бок на диване – все это стало стоить огромных усилий и страха, что вот сейчас тебе придется встать и снова испытать эту жуткую боль. И снова. И снова.
Придя с дневного дежурства, тетя Лара заметила, что я хромаю, и стала допытываться, что случилось. Я рассказала, сделав вид, что не происходит ничего особенного. Было заметно, как она обеспокоилась, принесла мне какие-то крема, мази, таблетки. Как истинный работник медицины настояла на том, чтобы я на следующий день обязательно сходила в больницу. Хотя, может, это профессиональное? Она всю жизнь проработала медсестрой, уже, наверное, выработался определенный рефлекс на больных и требующих ухода людей.
Кремами я намазалась, а таблетки есть отказалась и в больницу решила не ходить, да и как я пойду в таком состоянии? К тому же во мне еще теплилась надежда, что на следующий день мне наконец-то станет получше.
Но лучше не стало, и я испугалась по-настоящему. А если я вообще не поправлюсь? Или нога перестанет болеть, а я так и буду хромать всю жизнь, как Оля, моя знакомая по бывшей работе? Такая милая девочка, симпатичная, жизнелюбивая, а как посмотришь на ее походку, так плакать хочется от жалости! Неужели и меня это ждет? И ведь я так до сих пор и не знала, что со мной и чем вызвано мое недомогание. Мучительно захотелось хоть какой-то определенности, и я отправилась в больницу.
Участковый врач оказалась женщиной средних лет с желтыми обесцвеченными волосами, с розово-голубой косметикой. Она скептически и как-то не очень доверчиво на меня посмотрела и спросила, не переохлаждалась ли я где-нибудь, не испытывала ли сильного стресса, не получала ли травмы. Я неуверенно пожала плечами, и она выписала мне направление на прогревание.
Как дошла до дома, не помню. Было так больно, что в глазах плыло и темнело, хотелось просто лечь прямо у дороги и больше никуда не идти. Когда пришла домой, разрыдалась в голос. Больше никогда не пойду ни к каким врачам.
Сегодня ночью почти не спала: нога болела и ныла, любое движение мучительно скручивало ее на несколько бесконечных минут, забывалась, только когда лежала на животе, положив ноги на подлокотник дивана. Какое счастье, оказывается, просто быть в состоянии ходить, мыть посуду, искать по всей квартире ножницы, которые Лара опять засунула куда-то, относить ей телефонную трубку, когда ей кто-то звонит… Когда выздоровею – если, конечно, выздоровею, пойду работать. Хоть куда, лишь бы чувствовать эту радость быть в состоянии что-то делать. Ну и чтобы Лара не смела больше говорить мне тех ужасных слов, которые я услышала от нее в начале недели. Все будет хорошо.
Я проболела в общей сложности три недели. Хромала, не могла нормально спать по ночам и полноценно бодрствовать днем, перечитала все книги, до дыр засмотрела телевизор, но наконец-то настал момент, когда я поняла, что мне стало лучше. Чувствую себя пока не стопроцентно здоровой: когда устаю, нога еще дает о себе знать, но по крайней мере хотя бы могу ходить прямо и не хромать, и это уже такое облегчение!
Что удивительно, мысли о работе не оставили меня вместе с недомоганием, чего в общем-то логично было бы ожидать, и еще, думаю, тетя Лариса не дала мне забыть о своем намерении. До сих пор не могу с ней разговаривать.
Занятие я себе выбрала быстро. Устроила после своего вынужденного бездействия генеральную уборку, и когда, вооружившись зубочисткой и тряпкой, выколупывала из стыков деталей телефонной трубки забившуюся туда грязь, поняла, что, пожалуй, вот это и есть то самое дело, которое удается мне лучше всего. Может быть, кроме старой моей работы, но возвращаться туда я точно не хочу.
Дала объявление в газету: «Услуги по уборке квартир и офисов». Сначала подумала, что, наверное, как-то неловко указывать мой городской номер мобильного телефона – 215-15-15, – все-таки несколько странный номер для простой уборщицы, но потом решила не скромничать. Будем честны друг с другом с самого начала.
Через два дня после выхода газеты мне позвонили:
– После ремонта убираете?
Откуда же я знаю, убираю или нет?
– Убираю, – на всякий случай согласилась я.
Так я получила свой первый заказ.
Как оказалось, модный номер моего мобильного не вызвал никакого предвзятого отношения ко мне, и три недели я подметала, мыла и дышала пылью наряду со всей бригадой, нанятой хозяином для ремонта. Причем пыль была такая мелкая и ее было так много, что она проникала во все мыслимые и немыслимые места: от нее противно скрипели волосы, моментально сохла кожа, вещи можно было стирать хоть каждый день. На второй день я приехала на место работы со сменной одеждой, пластиковой шапочкой для душа и резиновыми перчатками, хотела еще взять марлевую повязку, но что-то сугубо женское во мне решительно восстало против этого. Хотя на кого уж я там собралась производить впечатление, сама не знаю.
В принципе я даже получала что-то вроде удовлетворения от своей деятельности. Приятно было смотреть, как в результате моих стараний все вокруг преображается, становится чистым, опрятным, как все ненужное – куски штукатурки, осколки кафеля, обломки дверных косяков, банки из-под краски и упаковки от строительных материалов – незамедлительно устраняется, пыль и грязь вымываются, и остается чистое ровное помещение, которое день ото дня принимает все более ухоженный вид: вот залили пол, выровняли потолки и стены, туалет и ванную выложили кафелем, поменяли окна и двери, положили ламинат, наклеили обои. Просто загляденье. Я даже взяла телефон у бригадира: когда буду делать ремонт, позову этих ребят.
Когда с работой было покончено и мне выдали мою первую зарплату, я на радостях купила торт и дома торжественно водрузила его на кухонный стол. Даже Лару позвала пить чай.
Все это время, пока я уходила из дома после обеда и возвращалась поздно вечером уставшая и слегка запыленная, она только с подозрением, не пытаясь ничего выяснить, наблюдала за мной, но, видимо, сейчас, на ее взгляд, наконец настал подходящий момент для объяснений. Разрезая торт, я ей рассказала про свою новую сферу деятельности.
Тетя Лариса, конечно, и раньше, бывало, на меня прикрикнет, но чтобы так…
– Я не для того учила тебя в институте, чтобы в тридцать один год ты пошла работать уборщицей! Тебе мало моего примера перед глазами, ты тоже хочешь жить так?!
– Между прочим, мне даже интересно было делать эту работу… – попыталась возразить я, но Лара вспылила еще больше.
– Интересно?! Тебе кажется, это так романтично: все время на ногах, не разгибаясь, в пыли, в грязи?! Да ты знаешь, на кого ты будешь похожа всего через пару лет? Какие у тебя будут руки, лицо? Я что, для этого пахала по две смены, чтобы к сорока годам ты превратилась в старую, убогую развалину?!
Устав кричать, она без сил упала на стул.
– Ты можешь объяснить, что ты делаешь со своей жизнью? – уже нормальным голосом спросила она. – Ушла с работы, ничем не занималась почти четыре месяца, продала машину…
– И нисколько об этом не жалею, – перебила я ее. – С ней одни только проблемы. То масло поменяй, то резину, то порвался пыльник, то что-то стучит в двигателе, да и средств на нее уходило больше, чем я могла себе позволить. Так что хорошо, что ее больше нет.
Говоря про машину, я, конечно, погорячилась – сердце екнуло, когда я отдала ключи от нее новому хозяину. Зато за кредит заплатила вовремя. Хотя никакое это не утешение.
Тетя Лариса так ни в чем меня не переубедила. Я, правда, решила, что никогда больше не буду убирать после ремонтов, но Лара тут ни при чем – сама не хочу.
* * *
Спустя несколько дней мне позвонили и предложили сделать генеральную уборку в квартире.
1 2 3 4