Р.А.ЛЭФФЕРТИ
РАЗ ПО РАЗУ


Барнаби позвонил Джону Кислое Вино. Если вы посещаете такие
заведения, как "Сарайчик" Барнаби (а они есть в каждом портовом городе),
то наверняка знаете Кислого Джона.
- У меня сидит Странный, - сообщил Барнаби.
- Занятный? - осведомился Кислый Джон.
- Вконец спятивший. Выглядит так, будто его только что выкопали; но
достаточно живой.
У Барнаби было небольшое заведение, где можно посидеть, перекусить и
поболтать. А Джона Кислое Вино интересовали курьезы и ожившие древности. И
Джон отправился в "Сарайчик" поглазеть на Странного.
Хотя у Барнаби всегда полно приезжих и незнакомцев, Странный был
заметен сразу. Здоровенный простой парень, которого звали Макски, ел и пил
с неописуемым удовольствием, и все за ним с удивлением наблюдали.
- Четвертая порция спагетти, - сообщил Коптильня Кислому Джону, - и
последнее яйцо из двух дюжин. Он умял двенадцать кусков ветчины, шесть
бифштексов, шесть порций салата, пять футовых хот-догс, осушил
восемнадцать бутылок пива и двадцать чашек кофе.
- Ого! - присвистнул Джон. - Парень подбирается к рекордам Большого
Вилла.
- Друг, он уже побил большинство этих рекордов, - заверил Коптильня,
и Барнаби утвердительно закивал. - А если выдержит темп еще минут сорок,
то побьет их всех.
- Я вижу, ты любишь поесть, приятель, - завязал беседу Кислый Джон.
- Я бы сказал, что мне это не вредит! - со счастливой улыбкой
прочавкал Странный, этот удивительный Макски.
- Можно подумать, что ты не ел сто лет, - произнес Кислый Джон.
- Ты здорово соображаешь! - засмеялся Макски. - Обычно никто не
догадывается, и я молчу. Но у тебя волосатые уши и глаза гадюки, как у
истинного джентльмена. Я люблю некрасивых мужчин. Мы будем говорить, пока
я ем.
- Что ты делаешь, когда насыщаешься? - спросил Джон, с удовольствием
выслушавший комплимент, пока официант расставлял перед Макски тарелки с
мясом.
- О, тогда я пью, - ответил Макски. - Между этими занятиями нет
четкой границы. От питья я перехожу к девушкам, от девушек - к дракам и
буйству. И наконец - пою.
- Превосходно! - воскликнул Джон восхищенно. - А потом, когда
кончается твое фантастическое гулянье?
- Сплю, - сказал Макски. - Мне следовало бы давать уроки. Мало кто
умеет спать по-настоящему.
- И долго ты спишь?
- Пока не проснусь. И в этом я тоже побиваю все рекорды.
Позже, когда Макски с некоторой ленцой доедал последнюю полудюжину
битков - ибо его аппетит начал удовлетворяться, - Кислый Джон спросил:
- А не случалось, что тебя принимали за обжору?
- Было дело, - отмахнулся Макски. - Это когда меня хотели повесить.
- И как же ты выкрутился?
- В той стране - а это случилось не здесь - существовал обычай дать
осужденному перед смертью наесться, - пробасил Макски голосом церковного
органа. - О, мне подали отличный ужин, Джон! И на заре должны были
повесить. Но на заре я еще ел. Они не могли прервать мою последнюю
трапезу. Я ел и день, и ночь, и весь следующий день. Надо отметить, что я
съел тогда больше обычного. В то время страна славилась своей птицей,
свиньями и фруктами... Ей не удалось оправиться от такого удара.
- Но что же случилось, когда ты насытился? Ведь тебя не повесили -
иначе ты не сидел бы здесь.
- Однажды меня повесили, Джон. Одно другому не мешает. Но не в тот
раз. Я одурачил их. Наевшись, я заснул. Все крепче, крепче - и умер. Ну не
станешь же вешать мертвеца. Ха! Они решили убедиться и день продержали
меня на солнцепеке. Представляю, какая стояла вонь!.. Почему ты так
странно на меня смотришь, Джон?
- Пустяки, - проговорил Кислый Джон.

Теперь Макски пил: сперва вино для создания хорошей основы, затем
бренди для ублажения желудка, потом ром для вящей дружественности.
- Ты не веришь, что все это достигнуто таким обычным человеком, как
я? - внезапно спросил Макски.
- Я не верю, что ты обычный человек, - ответил Кислый Джон.
- Я самый обычный человек на свете, - настаивал Макски. - Я слеплен
из праха и соли земли. Может быть, создавая меня, переборщили грязи, но я
не из редких элементов. Иначе бы мне не придумать такую систему. Ученые на
это не годны - в них нету перца. Они упускают самое главное.
- Что же, Макски?
- Это так просто, Джон! Надо прожить свою жизнь по одному дню.
- Да? - неожиданно высоким голосом произнес Кислый Джон.
- Гром сотен миров разносится в воздухе. Мой способ - дверь к ним и
ко всей Вселенной. Но, как говорят: "Дни сочтены". И это налагает предел,
который нельзя превзойти. Джон, на Земле были и есть люди, до которых мне
далеко. И то, что проблему решил я, а не они, значит только, что она
больше давила на меня. Никогда не видел человека, столь жадного на простые
радости нашей жизни, как я.
- Я тоже не видел, - признался ему Кислый Джон. - И как же ты решил
проблему?
- Хитрым трюком, Джон. Ты увидишь его в действии, если проведешь эту
ночь со мной.

Макски кончил есть. Но пил он, не прекращая, и во время развлечений с
девочками, и во время драк, и в перерывах между песнями. Мы не будем
описывать его подвиги; но их детальный перечень имеется в полицейском
участке. Как-нибудь вечерком выбирайтесь повидать Мшистого Маккарти, когда
у него дежурство, - прочитаете. Это уже стало классикой. Когда человек
имеет дело с Мягкоречивой Сузи Кац, и Мерседес Морреро, и Дотти Пейсон, и
Маленькой Дотти Несбитт, и Авриль Аарон, и Крошкой Муллинс, и все в одну
ночь - о таком человеке складывают легенды.
В общем, Макски взбудоражил весь город, и Кислый Джон с ним на пару.
Они подходили друг другу.
Встречаются люди, чья утонченная душа не выдерживает необузданных
выходок товарища. Это те, кто морщится, когда друг поет слишком громко и
непристойно. Это те, кто пугается, когда мерный гул "приличной" жизни
переходит вдруг в грозный рев. Это те, кто спешит спрятаться при первых
признаках надвигающейся битвы. К счастью, Кислый Джон к ним не относился.
У него была утонченная душа - но широкого диапазона.
Макски обладал самым громким и, несомненно, самым неприятным голосом
в городе, но разве настоящий друг может из-за этого изменить?
Эти двое подняли много шуму во всех отношениях; и немало бывалых
ребят, потирая ладони и сжимая кулаки, таскались за ними из одного кабака
в другой: и Неотесанный Буффало Дуган, и Креветка Гордон, и Коптильня
Потертые Штаны, и Салливан Луженая Глотка, и Пай-мальчик Кинкейд. Факт,
что все эти великолепные мужчины хотя и сердились, но все же не
осмеливались близко подойти к Макски, красноречиво говорит о его
достоинствах.
Но временами Макски прекращал пение и хохотал чуть потише. Как,
например, в "Устрице" (что напротив "Большой Макрели").
- Первый раз я пустил свой трюк в ход, - информировал Макски Джона, -
скорее по нужде, чем по собственному желанию. Было это в стародавние
времена; я плыл на корабле и слишком надоел своим приятелям. Они сковали
меня, прицепили груз и выбросили за борт.
- И что же ты сделал? - поинтересовался Кислый Джон.
- Друг, ты задаешь глупейшие вопросы!.. Захлебнулся, естественно, и
утонул. А что мне оставалось делать? Но утонул я спокойно, без всяких там
бесполезных воплей. Вот в чем суть, ты понимаешь?
- Нет, не понимаю.
- Время на моей стороне, Джон. Кто хочет провести вечность на дне?
Морская вода - весьма едкая; а мои цепи, хотя я не мог порвать их, были не
очень массивны. Меньше чем через сто лет цепи поддались, и мое тело
всплыло на поверхность.
- Немного поздновато, - заметил Кислый Джон. - Довольно странный
конец, учитывая все обстоятельства; или это не конец?
- Это был конец той истории, Джон. А однажды, когда я служил в армии
Александра Македонского...
- Минутку, дружище, - перебил Кислый Джон. - Надо кое-что уточнить.
Сколько тебе лет?
- Ну, около сорока - по моему счету. А что?
- Да нет, ничего.

Ночью, малость помятые и слегка окровавленные, Макски и Кислый Джон
оказались в полицейском участке. Нужно заметить, что только арест спас их
от недвусмысленной угрозы линчевания. Они весело провели время, болтая с
полицейскими, ибо Кислый Джон был там своим человеком. Слову Джона верили;
даже когда он врал, он делал это с честным видом. По прошествии некоторого
времени, когда линчеватели разошлись, Кислый Джон принялся действовать.
Они давали самые страшные клятвы, что будут вести себя, как все
хорошие граждане, что отправятся спать немедленно и без криков, что не
будут больше куролесить этой ночью и не оскорбят действием ни одной
порядочной женщины, что они будут безоговорочно придерживаться всех
законов, даже самых глупых. И не будут петь.
Полиция не устояла.
Когда они вдвоем вышли на улицу, Макски нашел бутылку и немедленно
швырнул ее. Вы бы и сами так поступили - она просто идеально подходила к
руке. Бутылка описала высокую красивую дугу и попала в окно участка. Это
был восхитительный бросок!
Снова погоня! На этот раз с сиренами и свистками. Но Кислый Джон -
стреляный воробей: ему были известны самые укромные закоулки.
- Вся штука в том, чтобы сказать себе: "Стоп!" - продолжал Макски,
когда они оказались в безопасности в баре, еще менее пристойном, чем
"Сарайчик", и еще более тесном, чем "Устрица". - Я тебе кое-что расскажу,
Кислый Джон, потому как ты славный парень. Слушай и учись. Умереть может
каждый, но не каждый может умереть, когда ему хочется. Сперва надо
остановить дыхание. Наступит момент, когда твои легкие запылают, и просто
необходимо будет вдохнуть. Не делай этого, иначе тебе придется начинать
все сначала. Затем останавливай сердце и успокаивай мозг. Выпускай тепло
из тела, и на этом конец.
- Что же дальше?
- А дальше ты умрешь. Но надо сказать - это непросто. Требуется
дьявольски много практики.
- Зачем практиковаться в том, что делаешь только раз в жизни? Ты
имеешь в виду умереть буквально?
- Джон, я говорю просто. Раз я сказал умереть, значит, я имел в виду
умереть.
- Есть две возможности, - произнес Кислый Джон. - Либо я туш
соображаю, либо твоя история не стоит выеденного яйца. Первую возможность
смело исключаем.
- Знаешь что, Джон, - сказал Макски, - дай мне двадцать долларов, и я
докажу, что твоя логика неверна. Кажется, мне пора. Спасибо, дружище! Я
провел полный день и полную ночь, которая близится к концу. У меня были
приятная еда и достаточно шуму, чтобы позабавиться. Я отлично провел время
с девушками, особенно с Мягкоречивой Сузи, и с Дотти, и с Крошкой Муллинс.
Я спел несколько своих любимых песен (к сожалению, не всем они нравятся) и
участвовал в парочке добрых потасовок - до сих пор гудит голова. Кстати,
Джон, ты почему не предупредил меня, что Пай-мальчик Кинкейд - левша?! Это
было здорово, Джон. Теперь же давай допьем то, что осталось в бутылках, и
пойдем к побережью, поглядим, что бы такое устроить напоследок. Ведь
недаром говорят: конец - делу венец!.. А потом я буду спать.
- Макски, ты несколько раз намекал, что у тебя есть секрет, как взять
от жизни все, что она дает, но так и не открыл его.
- Эй, парень, я не намекаю, я говорю прямо!
- Так что за секрет?! - взревел Джон.
- Живи раз по разу, по одному дню. Вот и все.

Макски пел песню бродяги - слишком старую, чтобы быть известной
сорокалетнему мужчине, неспециалисту.
- Когда ты ей научился? - спросил его Джон.
- Вчера. Но сегодня я узнал много новых.
- Я обратил внимание, что в начале нашего знакомства в твоей речи
было нечто странное, - заметил Джон. - Теперь странности нет.
- Джон, я очень быстро приноравливаюсь. У меня отличный слух и
превосходная мимика. Кроме того, языки не слишком сильно меняются.
Они вышли на пляж. "Приятно умирать под звук прибоя", - заметил
Макски. Все дальше и дальше от огней города, в чернильную тень дюн. О,
Макски был прав, здесь их ждало приключение; вернее, оно за ними следовало
- возможность последней славной схватки.
То была тесная группа мужчин, так или иначе задетых и оскорбленных за
день и ночь буйного разгула. Наша пара остановилась и повернулась к ним
лицом. Макски прикончил последнюю бутылку и кинул ее в центр группы.
Мужчины так неуравновешенны - они воспламеняются мгновенно, а бутылка
попала в цель.
И началась битва.
Некоторое время казалось, что правые силы возьмут верх. Макски был
великолепным бойцом, да и Кислый Джон всегда проявлял компетентность в
таком деле. Они раскидывали противников на песке, как только что
выловленную трепыхающуюся рыбешку. То была великая битва - на долгую
память.
Но их было слишком много, этих мужчин, как и ожидал Макски, ибо успел
он сделать себе необычайное количество врагов.
Неистовое сражение достигло своего пика и взорвалось, как гигантская
волна, громоподобно ниспадающая в пене. И Макски, достигнув высшей славы и
удовольствия, внезапно прекратил биться.
Он издал дикий вопль восторга, прокатившийся по побережью, и набрал
волную грудь воздуха. Он стоял, улыбаясь, с закрытыми глазами, как статуя.
Сердитые мужчины повалили его. Они втоптали его в песок и долго
молотили руками и ногами, выбивая последние остатки жизни.
Кислый Джон понял, что Макски ушел, и поступил так же. Он вырвался и
убежал. Не из трусости, но по соображениям личного характера.

Часом позже, с первыми лучами солнца, Кислый Джон вернулся на поле
боя. Макски уже окоченел. И еще - от него пахло. По одному запаху можно
было определить, что он мертв.
Детским совком, валявшимся на песке, Кислый Джон вырыл у одной из дюн
могилу и здесь похоронил своего друга. Он знал, что у Макски еще
оставалось в штанах двадцать долларов, но не тронул их.
1 2