«Избранное. В 2-х т. Т.1. Бьётся сердце»: Современник; Москва; 1988
Аннотация
Председателя одного из райсоветов Якутии Кирика Тоскина отстраняют от должности. Еще раньше от него ушла жена. Приехавший в райцентр его бывший друг случайно встречается с ним. Тоскин с озлоблением рассказывает ему историю своего снятия с должности, в действительности - историю своего морального падения.
Тоскин
Осень, поздняя, тусклая. Скулит, как собака, волочась по улице, ветер. Вечереет. Над деревянными домишками проступают сизые тучи.
Трофим Оготоев с разбухшим портфелем в руке стоит в раздумье перед приземистым зданием гостиницы. Гостиница встретила его зияющими тёмными окнами. «Ну и нашли время для ремонта. О чём летом думали?! Хозяева…» — зло подумал Оготоев, прикидывая, где бы заночевать. Конечно, и в этом райцентре — большой якутской деревне — у него есть знакомые. Но давно, очень давно не бывал он здесь. Да и нехорошо вот так, непрошеным гостем, нежданно-негаданно свалиться им на голову. Но что будешь делать, не ночевать же на улице, хочешь не хочешь, придётся к кому-то постучаться.
Он стоял, перебирая в уме своих давнишних знакомых, и вдруг вздрогнул от удара по плечу.
— Трофим?! Что, догор, не узнаешь? Да разве узнает владелец такого пузатого портфеля человека без портфеля?
— Кирик, вот чёрт! — Оготоев радостно улыбнулся. — Ну, здравствуй! А портфель, если завидуешь, на, бери! — Оготоев чуть подтолкнул старого знакомого. — Ну что, Кирик, двинулись?
— Куда?
— Как куда — не ко мне же… — улыбнулся Оготоев. — Даже если не пригласишь к себе, всё равно заночую у тебя, видишь — гостиница ваша закрыта. Куда я на ночь глядя денусь?! Так что, брат, приглашай…
Высокий скользнул взглядом в сторону, но через секунду решительно сказал:
— Пошли, — и зашагал по улице.
Оготоеву и в голову не приходило, что его старый знакомый Кирик Тоскин здесь, думал, переехал в другой район. И надо же, первый человек, с которым встретился в этой деревне — Кирик. Знал бы, не тащился зря в гостиницу. Кирик… Правда, Оготоев что-то не заметил радости на его лице. Видно, обиделся, что не к нему шёл. И сам Оготоев наверняка был бы обижен, если бы Кирик остановился у других. Ведь Кирик Григорьевич Тоскин и Оготоев когда-то были закадычные друзья, да вроде и потом не ссорились. Пожалуй, уже лет пятнадцать знакомы.
В те времена Оготоев, как и теперь, был инспектором Госстраха. А Кирик Тоскин после учёбы в Москве в Тимирязевской академии работал в республиканском министерстве сельского хозяйства. Тогда Кирик и взял в жёны Дашу Андросову. Окончив Якутский университет, Даша к тому времени уже второй год учительствовала в родном селе. Молодой человек и девушка были из разных районов и учились в разных городах. Где и когда они нашли друг друга, Оготоев не спрашивал.
Тогда он и познакомился с Тоскиным. Оготоев и Даша были родом из одного аласа. Даша и пригласила Трофима на свою свадьбу. Оготоеву жених понравился сразу. Понравился своей серьёзностью, степенностью. Говорил он мало, но, судя по его редким замечаниям, он многое успел повидать и умел судить здраво. Известное дело, молодые люди, да что молодые, бывает, и пожилые, как соберутся вместе, так давай бахвалиться друг перед другом своей эрудицией. Спорят обо всём. О чём бы ни спорить — им всё одно, главное, показать себя. Кирик во время таких споров молчал, но когда споры накалялись, бросал несколько слов — и спор сразу же замирал, будто бурно кипящий котёл, в который вылили ковш холодной воды.
Оготоев сразу оценил внутреннюю скромность этого рослого молчаливого парня. Иной на людях молчаливее рыбы, но мнит себя намного выше других. Кирик же, высказав своё мнение, казалось, не считал его непреложным, а когда с ним соглашались, сам смущался, будто удивляясь своей правоте.
И Кирику тогда, судя по всему, понравился земляк жены. Поэтому знакомство их не ограничилось свадебным застольем, они продолжали встречаться и дальше, по праздникам семьями ходили друг к другу в гости. Правда, Оготоев был старше Кирика. Да что такое разница в десять лет, когда люди ещё молоды, здоровы, полны надежд и планов?!
Но вышло так, что вскоре уехали Тоскины из Якутска. То было время, когда руководящих работников и специалистов отправляли на работу в отдалённые районы республики. Тоскина послали председателем колхоза в район на западном берегу Лены. Правду сказать, сам напросился. В министерстве Кирика не хотели отпускать: мол, молодой толковый работник, перспективный, на нём уже теперь отдел держится. А незадолго до этого семья Тоскиных получила хорошую по тогдашним меркам квартиру. И вот, когда некоторые соглашались ехать в сёла лишь ради того, чтобы не портить свой послужной список, Тоскин настойчиво добивался отъезда, оставляя свой новый дом и налаженную жизнь. Помнится, некоторые тогда усмехались: видать, боится, в городе красавицу жену отобьют, потому насильно и тащит её в глушь. Когда жена Оготоева заговорила об этом с Дашей, и любопытствуя, и сожалея, та удивилась: «Тыый, что ты говоришь? Если не поработаем в молодые годы, то когда же? Неужели Кирику весь век на бумажной работе сидеть?! Хватит ему быть на побегушках. Да он такой: дай ему развернуться — гору свернёт. Ну и что квартира… Жить бы, как теперь, в дружбе и согласии, а балаган всегда найдётся».
Спустя полгода Оготоев встретил давнишнего знакомого, заведующего финотделом — как раз из района, куда был направлен Тоскин, ну, конечно, расспросил его о своём друге. «Э-э, бедняга, попал в самое захудалое хозяйство. Ни один председатель там больше трёх лет не работает. И он долго не продержится. Если с треском, но без суда снимут — и это для него, считай, успехом будет».
Первые два года Оготоев несколько раз мельком встречался в коридорах республиканских учреждений с Тоскиным, озабоченным, вечно куда-то спешащим, им и поговорить толком было некогда.
Но наконец случай помог, встретились они. Весной это было, в распутицу, вот-вот должны были закрыть зимние дороги. Оготоев пришёл с работы домой. Встретила его тёща.
— Только что твой друг Кирик заходил, что-то случилось с машиной, всё ещё не уехали.
И тёща, подойдя к окну, показала на грузовую машину, стоящую в глубине двора.
Оготоев тут же выбежал из дома, заглянул в кабину нагруженной выше борта машины. Обошёл её — никого поблизости. А в кабине — один шофёр, молоденький чернявый парень. Когда Оготоев уже открывал дверцу кабины, чтобы спросить о председателе, снизу послышался знакомый голос:
— Нажимай!.. Отпусти! Ещё нажимай!
Оготоев не стал ждать, когда вылезет друг, сам опустился на корточки:
— Кирик, здравствуй, дружище!
— О-о, Трофим Васильевич! Ну-ну, отпусти! Здравствуй, здравствуй!
— Когда это вы приехали в город?
— Да ночью этой… Вот сатана! — тут звонко звякнул ключ, сорвавшись с гайки. — Иван, давай ключ на девятнадцать! Быстро…
Тоскин ещё долго возился под машиной. Наконец из-под машины показались длинные ноги Кирика, обутые в короткие резиновые сапоги, затем измазанная мазутом телогрейка, а потом появился и сам Кирик. Он хотел было подать Трофиму руку, но передумал и подставил локоть:
— Привет!
— Ты что, друг, председатель или шофёр?
— И то, и другое… Если бы не подремонтировал, стоять бы нам потом на дороге. — Тоскин посмотрел на шофёра с укором: — Иван, едешь в дальний путь, должен заранее всё проверить, подготовить машину. Ну, хоть тряпку-то подай, помощник!
Оготоев, стараясь не глядеть на сконфуженного парня, следил, как Тоскин вытирал запачканные руки, лицо. «Да это уже совсем другой человек», — подумал он. Правда, внешне Кирик почти не изменился, разве что дотемна загорел, но появилась в нём какая-то твёрдость, уверенность.
К тому времени несколько человек из направленных в колхозы вернулись обратно в город. Они-то и рассказали, как ловко, с какими ухищрениями выбирались из села, словно из-под навалившегося на них несчастья. Трофим Васильевич вспомнил эти рассказы и осторожно спросил у Тоскина:
— Ну, как дела, Кирик?
— Были плоховаты, а нынче вроде наладились. В будущем году о нас заговорят. Выйдем в передовые — есть такая надежда. — Тоскин вдруг улыбнулся: — Не веришь? Тогда спроси у этого парня. Так ведь, Иван?
— Так, так! — охотно отозвался шофёр.
— Надежда — вещь хорошая, — осторожно заметил Оготоев. — Только смотри, как бы непойманного тайменя не съесть.
— Да поймали уже, поймали. Зря время не теряли. Фундамент заложен прочный.
— Ну, а как Даша?
— Хорошо, — смеясь, ответил Тоскин, крепко пожимая руку Оготоева и садясь в машину, — в школе детей учит, дома — меня.
С какой-то душевной радостью следил тогда Оготоев за машиной, разбрызгивающей талый снег и грязь. Но к этой радости примешивалась зависть. Он завидовал Кирику, его силе, уверенности: «Хозяин едет. Да, хозяин!» И, стоя на улице, жадно вдыхая свежий, горьковатый запах талого снега, он одобрял Тоскина, но и завидовал ему. Чего таить, в тот момент Оготоеву своя жизнь показалась очень уж бледной.
— По какому делу приехал? — неожиданно обернулся к Оготоеву Тоскин.
Оготоев, занятый своими мыслями, не сразу понял, о чём его спрашивает Кирик:
— Я, что ли? В командировку.
— Дело-то, дело какое?
— Отстаёт ваш район по индивидуальному страхованию.
— А ты скажи своим инспекторам, чтобы меня застраховали… от дурного глаза. Да подороже, подороже! — голос у Кирика изменился, огрубел, появилась в нём жёсткая хрипотца.
«Про что это он? — подумал Оготоев. — Может, случилось что? Или заболел? Идёт-то как, сутулится… А может, просто не в настроении». Оготоев впервые видел Тоскина таким хмурым, подавленным. А прежде…
«В будущем году о нас заговорят!» И верно, заговорили. В газетах часто печатали материалы о колхозе Кирика. С Кириком беседовали журналисты: «Кирик Григорьевич рассказал нашему корреспонденту…», «Кирик Григорьевич поделился опытом…» Теперь его колхоз был в числе передовых хозяйств: перевыполнил план производства мяса, молока (до сих пор по этим показателям колхоз железным якорем держал район в нижнем ряду сельскохозяйственных сводок), заготовил сена столько, что выручил и другие хозяйства (прежде зимовали, «прося милостыню» у других). В статьях отмечались и личные заслуги молодого председателя, «специалиста с высшим образованием», сумевшего организовать и сплотить коллектив. Всё было верно: запущенное, отсталое хозяйство, несмотря на его разбросанность и бездорожье, за три года превратилось в передовое. Поднять подобную тяжесть многим ли по плечу?! Если не хвалить такого человека, тогда кого же хвалить?! И хвалили, прославляли. И заведующий райфинотделом, сказавший некогда о новом председателе «этот бедняга…», наверно, не раз подумал: «этот счастливчик».
Он не ошибся лишь в одном: в сроке работы Тоскина в колхозе. Кирик действительно работал не больше трёх лет: его избрали председателем исполкома райсовета.
…Однажды тихим августовским вечером неожиданно ворвался Тоскин к Оготоевым, блестя значком депутата Верховного Совета республики на лацкане серого костюма. В тот раз Кирик был необычайно разговорчив. Долго сидели они с Оготоевым за столом, и Кирик говорил только о своей работе и о том, что он уже успел сделать и что ещё предстоит. Казалось, все его помыслы и чаяния, как и прежде, сосредоточивались на одном: лучше организовать, наладить жизнь, чтобы люди жили счастливее, полнокровнее. Только на этот раз задачи перед Тоскиным стояли помасштабнее — речь шла о целом районе. С таким вдохновением излагал он свои планы и с таким радостным волнением Оготоев всё это слушал, что даже забыл спросить Кирика про жену и детей. Прощаясь, Тоскин хлопнул приятеля по плечу: «Запомни, друг, через несколько лет мой район будет лучшим в республике». И Оготоев поверил, что всё будет именно так. Воодушевление Кирика передалось и ему, приятно было слышать это слово «друг» и сознавать, что Кирик по-прежнему делится с ним своими планами и мечтами.
И тогда слова Тоскина не были пустым бахвальством, нет!
В ту пору Кирик Григорьевич бывал у Оготоевых часто и не спешил, не суетился, как прежде, разговаривали, ели-пили — видимо, стало у него больше свободного времени: каждой весной, осенью звал Оготоева поохотиться, обещал доставить вертолётом в нетронутые, богатые дичью места.
Потом Тоскин стал заезжать к Оготоевым реже. Да разве можно обижаться на него: столько дел — сессии, пленумы, активы. И как только на всё это одного человека хватает! А когда изредка появлялся, всё больше говорил о том, как руководит, как уважительно относятся к нему подчинённые, как ценит его начальство. У начальства, говорил Кирик, должна быть твёрдая рука — на то оно и начальство. Однажды, выпив пару рюмок, сказал: «Пока я хозяин района, никто у нас Красное знамя не отберёт!» — и ударил кулаком по столу. Уверенным человеком стал Кирик, твёрдым.
Прошло несколько лет, и Тоскина направили председателем райисполкома в другой район, отстающий. И здесь произошло то же: через два-три года у района стали неплохие показатели.
Конечно, Оготоев понимал, что дело не в одном Тоскине, что, помимо председателя райисполкома, среди руководителей района немало опытных, знающих работников. «Так почему же, — спрашивал он себя, — их район отставал до приезда Кирика Тоскина? Значит, есть у него талант руководителя». Что ни говори, а есть у Тоскина и настойчивость, и деловая хватка.
Но со временем Оготоева стала тревожить одна мысль: может ли он и сейчас называть Тоскина своим другом? Говорят, что истинная дружба со временем разгорается с новой силой. Почему же у них она потускнела? Оттого ли, что Тоскин стал бывать у Оготоевых реже, чем раньше? Нет, настоящего друга, долго не переступавшего твой порог, встречаешь с волнением, с радостью. Ничего подобного не испытывает теперь Оготоев, когда изредка к ним наведывается Кирик. И тот не смеётся, как в прежние годы, не сжимает Оготоева в объятиях, держится солидно, значительно, будто своим посещением оказывает большую честь хозяевам.
1 2 3 4 5 6 7 8