установка сантехники
Андерсон Шервуд
Уроженка новой англии
Шервуд Андерсон
Уроженка новой англии
Перевод Т. и В. Ровинских
Ее звали Элси Линдер, и юные годы она провела на отцовской ферме в штате Вермонт. В течение ряда поколений все Линдеры жили на одной и той же ферме и все женились на худощавых женщинах, так что и Элси была худощавая. Ферма была расположена у подножья горы, и земля не отличалась особым плодородием. С давних времен на протяжении нескольких поколений в семье бывало очень много сыновей и мало дочерей. Сыновья уезжали на Запад или в Нью-Йорк, дочери оставались дома и думали о том, о чем всегда думают девушки Новой Англии, когда видят, как сыновья соседей их отцов один за другим исчезают, отправляясь на Запад.
Дом отца Элси представлял собой небольшое белое бревенчатое строение; выйдя с черного хода и миновав маленький сарай и курятник, вы попадали на тропинку, поднимавшуюся по склону холма и приводившую во фруктовый сад. Деревья все были старые и искривленные. В дальней части сада холм обрывался, и на поверхность выступали голые камни.
С внутренней стороны ограды из земли высоко торчал большой серый камень. Когда Элси сидела, прислонившись к нему спиной, над овражистым склоном холма, она могла видеть несколько высоких гор, казалось находившихся совсем близко, а между ней и горами тянулись бесчисленные крохотные поля, окруженные тщательно сложенными каменными стенами, Повсюду виднелись камни. Большие, слишком тяжелые, чтобы их можно было сдвинуть, они торчали из земли посреди полей. Поля походили на чаши, наполненные зеленой жидкостью, которая осенью становилась серой, а зимой - белой. Горы, далекие, но казавшиеся такими близкими, напоминали великанов, готовых в любое мгновение протянуть руки, взять одну за другой эти чаши и вылить зеленую жидкость. Огромные камни на полях были как пальцы великанов.
У Элси было три брата, родившихся раньше ее, но все они покинули отчий дом: двое отправились к дяде на Запад, а старший уехал в Нью-Йорк, женился там и преуспевал. Всю свою юность и зрелые годы отец трудился в поте лица, и жилось ему тяжело, но сын стал присылать из Нью-Йорка домой деньги, и после этого дела пошли лучше. Отец продолжал каждый день работать около дома или в полях, но теперь он не тревожился за будущее. Мать Элси утром возилась по хозяйству, а после обеда сидела в качалке в крохотной гостиной и, думая о своих сыновьях, вязала скатерти и салфеточки на спинки стульев. Это была молчаливая женщина, очень худая, с очень тонкими, костлявыми руками. Она не опускалась в качалку медлительным движением, а садилась сразу и так же вставала; когда она вязала, то держалась совершенно прямо, как вымуштрованный солдат.
Мать редко разговаривала с дочерью. Иногда под вечер, когда младшая из женщин поднималась по склону холма к своему месту у камня, в дальней части сада, отец выходил из сарая и останавливал ее. Он клал ей руку на плечо и спрашивал, куда она идет. "К камню", - отвечала она, и отец смеялся. Его смех напоминал скрип, издаваемый ржавыми петлями дверей сарая, а рука, которую он клал дочери на плечо, была такая же худая, как ее собственная и как рука ее матери. Отец возвращался в сарай, качая головой. "Она похожа на мать. Она и сама каменная!" - думал он. В начале тропинки, что вела от дома к фруктовому саду, буйно разрослись кусты вереска. Фермер вышел из сарая, чтобы посмотреть на идущую по тропинке дочь, но та уже исчезла за кустами. Он окинул взглядом поля по ту сторону дома и далекие горы. Он тоже видел зеленые чашеобразные поля и мрачные горы. Мышцы его старого, уже заметно одряхлевшего тела еле заметно напряглись. Он долго молча стоял, а затем, зная по долголетнему опыту, как опасно предаваться размышлениям, вернулся в сарай и принялся чинить старые земледельческие орудия, много раз уже чинившиеся раньше.
У сына Линдеров, поселившегося в Нью-Йорке, был единственный сын, худощавый, впечатлительный юноша, наружностью походивший на Элси. В возрасте двадцати трех лет сын умер, а несколько лет спустя умер и отец, оставив свои деньги старикам, жившим на ферме в Новой Англии. Двое сыновей Линдера, уехавшие на Запад, жили там у брата отца, фермера, пока не стали взрослыми. Тогда Уил, младший, поступил на железную дорогу. Однажды зимним утром он погиб. Был морозный, снежный день, и когда товарный поезд, на котором Уил работал кондуктором, отошел от Де-Мойнса, Уил стал перебегать по крышам вагонов. Он поскользнулся и упал между вагонами. Так окончил он свою жизнь.
Из молодого поколения в живых остались только Элси и ее брат Том, которого она никогда не видела. Отец и мать поговаривали о переезде на Запад к Тому. Два года продолжалось обсуждение этого вопроса. Затем понадобился еще год, чтобы распорядиться фермой и закончить все приготовления. Все это время Элси мало думала о той перемене, которая должна была произойти в ее жизни.
Путешествие в поезде на Запад ошеломило Элси. Несмотря на свою обычную безучастность, она была взволнована. Мать чопорно сидела на своем месте в спальном вагоне, а отец расхаживал взад и вперед по проходу. Ночь младшая из женщин провела без сна, лежа с открытыми глазами на своей полке; щеки у неё горели ярким румянцем, тонкие пальцы беспрестанно теребили простыни. А поезд тем временем оставлял позади маленькие и большие города, взбирался на склоны холмов, мчался в покрытые лесом долины. Встав утром и одевшись, Элси целый день просидела у окна, разглядывая новую для нее страну.
Весь день и следующую бессонную ночь поезд бежал по равнине, где каждое поле по величине не уступало всей ферме у нее на родине. Бесконечной вереницей появлялись и исчезали города. Местность была совсем непохожа на то, что Элси когда-либо видела, и у нее возникло ощущение, словно и она сама перестала походить на себя. В долине, где она родилась и прожила всю жизнь, все имело законченный вид. Ничто не могло быть изменено. Крохотные поля казались пригвожденными к земле. Они были прикреплены к своим местам и окружены старыми каменными стенами. Поля, как и смотревшие на них сверху горы, подобно прошлому, не могли быть изменены. У нее возникло чувство, что они всегда были такими, всегда будут такими.
Элси, как и мать, сидела в вагоне, держась прямо, как вымуштрованный солдат. Поезд быстро мчался, пересекая штаты Огайо и Индиана. Как и у матери, ее тонкие руки были сжаты, пальцы переплелись. Случайный пассажир, пройдя по вагону, мог бы принять обеих женщин за арестанток в наручниках, прикованных к своим местам. Наступила ночь, и Элси снова улеглась на свою полку. Опять она лежала без сна, и ее худые щеки горели, но в голове теснились новые мысли. Ее пальцы больше не были сцеплены, и она не теребила простыни. Дважды в течение ночи она потянулась и зевнула - никогда в жизни с ней этого раньше не бывало. Поезд остановился в городке среди прерий, и так как что-то случилось с колесом вагона, в котором они ехали, пришли рабочие с горящими факелами и стали наскоро исправлять повреждение. Слышались громкие удары и крики. Когда поезд тронулся, Элси захотелось слезть с полки и побегать взад и вперед по проходу. Ей пришла в голову странная фантазия, будто люди, чинившие вагонное колесо, были новые люди из новой страны, которые своими мощными молотами разбили двери ее тюрьмы и навсегда уничтожили тот образ жизни, который она для себя выработала.
При мысли о том, что поезд продолжает двигаться на Запад, сердце Элси наполнялось радостью. Ей хотелось двигаться вечно, все прямо и прямо - в Неведомое. Ей чудилось, что она уже не в поезде и что она стала крылатым существом, летящим в пространстве. За долгие годы сидения в одиночестве у камня на ферме в Новой Англии у Элси выработалась привычка выражать свои мысли вслух. Ее тонкий голос нарушил тишину, в которую был погружен спальный вагон; отец и мать, также лежавшие без сна, приподнялись на полках и стали прислушиваться.
Том Линдер, единственный оставшийся в живых мужчина из нового поколения Линдеров, был рыхлый, склонный к тучности человек лет сорока. Двадцати лет он женился на дочери соседнего фермера, и когда его жена получила в наследство немного денег, она и Том переехали в город Эпл-джанкшен, в штате Айова, где Том открыл бакалейную лавку. Предприятие процветало, как и семейные дела Тома. Когда его нью-йоркский брат умер, а отец, мать и сестра решили переехать на Запад, у Тома были уже дочь и четыре сына.
Среди прерий, к северу от городка, в центре обширной равнины, покрытой маисовыми полями, стоял недостроенный кирпичный дом, принадлежавший богатому фермеру, по фамилии Рассел; он начал строить этот дом с намерением создать здесь самую великолепную усадьбу во всей округе, но, когда здание было почти закончено, оказался без денег и по уши в долгах. Ферма, состоявшая из нескольких сот акров маисовых полей, была разделена на три участка и продана. Однако огромный неоконченный кирпичный дом никому не был нужен. Многие годы он пустовал. Из его окон открывался вид на поля, подступавшие почти к самым дверям.
Покупая дом Рассела, Том руководствовался двумя соображениями. Он забрал себе в голову, что в Новой Англии Линдеры принадлежали к числу довольно именитых семей. Отцовский участок в вермонтской долине он помнил смутно, но, рассказывая о нем жене, не скупился на подробности.
- У нас, Линдеров, течет в жилах хорошая кровь, - говорил он, расправляя плечи. - Мы жили в большом доме и были видными людьми.
К желанию, чтобы отец и мать чувствовали себя на новом месте как дома, у Тома примешивалось и другое соображение. Ом не принадлежал к энергичным людям, и хотя его бакалейная торговля шла достаточно хорошо, своим успехом он был обязан, главным образом, беспредельной энергии жены. Она уделяла мало внимания семье, и ее детям, как диким: зверькам, приходилось самим о себе заботиться, но во всех вопросах, касавшихся лавки, ее слово было законом.
Том понимал, что, сделав отца владельцем дома Рассела, он тем самым возвысится в глазах соседей.
- Должен тебе сказать, она привыкли жить в большом доме, - говорил он жене. - Мои привыкли, должен тебе сказать, жить на широкую ногу.
Возбуждение, охватившее Элси в поезде, улеглось. Когда она очутилась среди серых безжизненных полей Айовы, но какие-то следы его сохранились в ней на многие месяцы. В большом кирпичном доме жизнь текла, в общем, так же, как в маленьком доме в Новой Англии, в котором она провела всю жизнь. Линдеры заняли три или четыре комнаты первого этажа. Через несколько недель прибыла мебель, отправленная малой скоростью; из города ее доставили в одном из бакалейных фургонов Тома. Два или три акра земли были заняты большими штабелями досок, которые неудачливый фермер предполагал использовать для постройки конюшен. Том прислал рабочих, чтобы убрать доски, и отец Элси готовился развести огород. Линдеры приехали на Запад в апреле, и лишь только они устроились в своем доме, на соседних полях начались пахота и сев. Привычки, выработавшиеся за всю прежнюю жизнь, вернулись к дочери. На новом месте не было искривленных фруктовых деревьев, окруженных полуразрушенной каменной оградой. Все ограждения полей, тянувшихся до самого горизонта к северу, югу, востоку и западу, были сделаны из проволоки и на черном фоне только что вспаханной земли напоминали паутину.
Впрочем, здесь тоже стоял дом. Он походил на остров, возвышавшийся над морем. Как ни странно, дом, хотя не существовал еще и десяти лет, казался очень старым. Его чрезмерная величина была проявлением древнего человеческого инстинкта. Элси это чувствовала. В восточной части дома была всегда запертая, дверь на лестницу во второй этаж. К двери вели две-три каменные ступеньки, Элси часто сидела на верхней ступеньке, прислонившись спиной к двери, и, никем не тревожимая, смотрела вдаль. Почти у самых ее ног начинались поля, которым, казалось, не было ни конца, ни края. Эти поля были как воды морские. Приходили люди пахать и сеять. Огромные лошади двигались вереницей по прериям. Молодой парень, правивший шестеркой лошадей, шел прямо к девушке. Элси была очарована всей этой картиной. Лошади, когда они приближались, изогнув шеи, походили на великанов. Мягкий весенний воздух над полями тоже напоминал море. Лошади казались великанами, шагавшими по дну моря. Своей грудью они гнали морскую воду перед собой. Они гнали воду из моря. Юноша, правивший ими, тоже был великаном.
Элси прижималась спиной к запертой двери над ступенями. Она слышала, как отец работал в маленьком огороде позади дома. Он сгребал в кучи сорную траву, расчищая землю, прежде чем вскопать ее под грядки. Он всегда работал на маленьком, ограниченном пространстве и только так мог поступать и здесь. На этом обширном открытом пространстве он будет работать, маленькими орудиями, с предельной тщательностью заниматься своим маленьким делом, выращивая маленькие, овощи. В доме мать будет вязать маленькие салфетки, Элси сама будет маленькой. Она будет прижиматься к двери дома, стараться, чтобы ее никто не увидел. Большим здесь будет только чувство, которое иногда овладевало ею, но никогда не облекалось в мысль.
Шестерка лошадей повернула у изгороди, и крайняя лошадь запуталась в постромках. Погонщик крепко выругался. Затем он обернулся, уставился на бледную женщину из Новой Англии, еще раз выругал лошадей и, резко дернув их за уздцы, направил упряжку вдаль. Поле, которое он пахал, занимало площадь в двести акров. Элси не стала дожидаться, пока он вернется, а вошла в дом и сидела в комнате, скрестив руки на груди. Дом, думала она, это корабль, плывущий по морю, по дну которого шагают взад и вперед великаны.
Наступил май, затем июнь. На обширных полях все время шли работы, и Элси привыкла видеть молодого парня на поле, подступавшем к ступенькам. Иногда, подгоняя лошадей к проволочной изгороди, он улыбался и кивал девушке.
В августе, когда наступает сильная жара, маис на полях Айовы вырастает такой высокий, что его стебли напоминают молодые деревья.
1 2 3