Виктор и Томас забрались в пикап, съездили в банк и получили триста долларов, лежавшие на сберегательном счете.
Томас Разжег Костер умел летать.
Однажды он прыгнул с крыши школьного здания в резервации, часто-часто взмахивая руками, точно полоумный орел. И полетел. Завис в воздухе и продержался секунду над всеми остальными индейскими ребятами, которые были не так глупы или не так бесстрашны, чтобы тоже прыгнуть по его примеру.
- Летит! - заорал Младший Брат, а Сеймур попытался доказать, что здесь какой-то фокус с проволокой или зеркалами. Но все было по правде. Все было настоящее, как земля, на которую Томас, не удержавшись в вышине, в конце концов рухнул.
И сломал руку в двух местах.
- Перебил крыло, перебил крыло, перебил крыло! - кричали все индейские ребята и махали руками, разбегаясь, им тоже хотелось полететь. Они не могли простить Томасу его отвагу, его краткий миг птичьего торжества.
Все грезят о полетах. А Томас полетел.
Одно его видение на секунду стало реальностью - только-только чтобы успеть осуществиться.
Отец Виктора, в виде пепла, заполнил собой деревянный ящик, и еще немного, что не вошло, насыпали в картонку.
- Он и был крупный мужчина, - сказал Томас.
Виктор снес большую часть отца в пикап, а Томас прихватил остальное. Они бережно опустили его позади сидений. На крышку деревянного ящика положили ковбойскую шляпу, на картонку - спортивную кепку.
Все как следует.
- Ты готов в обратный путь? - спросил Виктор.
- Тут езды порядком.
- Ага, наверно, два дня уйдет.
- Можно будет меняться, - сказал Томас.
- Давай, - согласился Виктор. Но они не менялись. Виктор шестнадцать часов кряду просидел за рулем, держа строго на север, к дому, и уже проехал половину Невады, когда наконец съехал на обочину и встал.
- Эй, Томас, - сказал Виктор, - поведи немного ты.
- Ладно.
Томас Разжег Костер пролез на водительское место и двинулся по шоссе. До сих пор, проезжая по Неваде, Виктор и Томас все время дивились отсутствию жизни вокруг, не было ни воды, ни живности.
- Куда же все подевалось? - много раз спрашивал Виктор.
И вот теперь, когда машину наконец повел Томас, показалось первое живое существо, может быть, единственное на всю Неваду, - длинноухий заяц.
- Смотри-ка! - закричал Виктор. - Живой!
Томас и Виктор радовались своей находке, а заяц вдруг метнулся на проезжую часть и прямо под колеса пикапа.
- Тормози, черт! - заорал Виктор, и Томас остановил машину и подал назад, туда, где лежал заяц.
- Ох, господи, он мертвый, - сказал Виктор, разглядывая раздавленного зверька.
- Да, правда мертвый.
- Единственное живое существо во всем штате, и мы его убили.
- Не знаю, - сказал Томас. - По-моему, это самоубийство.
Виктор обвел глазами пустынный горизонт, понюхал воздух, ощутил безжизненность и тоску и кивнул.
- Да, - сказал он. - Должно быть, самоубийство.
- Не могу поверить, - сказал Томас. - Ты проехал тысячу миль, и даже ни одно насекомое не разбилось о лобовое стекло. Я сажусь за руль и через десять секунд убиваю единственное живое существо во всей Неваде.
- Ага, - сказал Виктор. - Лучше, наверно, чтобы я вел машину.
- Наверно.
Томас Разжег Костер шел один по коридору школы в резервации. С ним никого не было, потому что кому охота оказаться рядом, когда он вдруг примется рассказывать свои бессчетные рассказы один за другим. Томас закрыл глаза, и на него накатило:
- Каждому дается одна мерка и одна цель, чтобы мерить и направлять свою жизнь. У меня это рассказы, которые могут или не могут изменить мир - неважно, лишь бы я не переставал рассказывать. Мой отец погиб на Окинаве во второй мировой войне, погиб за страну, которая столько лет старалась его изничтожить . Моя мать умерла родами, давая мне жизнь, умерла, когда я еще был внутри нее, она вытолкнула меня в мир с последним вздохом. У меня нет братьев и сестер. А есть только мои рассказы, они пришли ко мне, когда я еще не знал слов, которыми их рассказывать. Я знал тысячу рассказов, еще не сделав в жизни тысячи шагов. Они - все, что у меня есть. Все, что я умею.
Томас Разжег Костер рассказывал их всем, кто готов был остановиться и послушать. Рассказывал даже тогда, когда все уже давно перестали слушать.
Виктор и Томас приехали в резервацию на восходе солнца. На земле начинался новый день, но в резервации было все то же.
- Доброе утро, - сказал Томас.
- Доброе утро.
Племя просыпалось, готовилось возобновить работу, завтракало, читало газеты
- как все люди. Виллина Лебрет вышла в палисадник в банном халате. Она помахала, когда Томас и Виктор проезжали мимо.
- Полоумные индейцы все-таки съездили и вернулись, - сказала она себе и снова занялась своими розами.
Виктор остановил пикап возле стандартного дома, в котором жил Томас Разжег Костер. Они оба зевнули, потянулись, стряхнули пыль.
- Устал я, - сказал Виктор.
- От всего, - добавил Томас.
Оба подыскивали слова для завершения поездки.
Виктору надо было поблагодарить Томаса за помощь и деньги и договориться об их возврате.
- Не беспокойся насчет денег, - сказал Томас. - Все равно они ничего не меняют.
- Да, как бы не так.
- Не меняют.
Виктор знал, что Томас все равно так и останется полоумным вралем, который разговаривает с собаками и автомобилями и слушает ветер и сосны.
Виктор знал, что все равно не будет дружить с Томасом, даже после всего, что было. Жестоко, но это реальность, как реален пепел его отца в коробках позади сидений.
- Я знаю, - сказал Томас, - ты все равно будешь со мной обходиться не лучше, чем прежде. Я знаю, что иначе твои дружки подняли бы тебя на смех.
Виктор устыдился. Что сталось с племенными узами, с чувством общности? Единственная общность у него с другими - это бутылка и порушенные сны. Он в долгу перед Томасом, надо его чем-то отблагодарить.
- Слушай, - сказал Виктор и передал Томасу картонку, в которой была половина его отца. - Возьми от меня вот это.
Томас принял пепел и улыбнулся. Он закрыл глаза и рассказал вот что:
- Я отправлюсь в последний раз на водопад в Спокан и высыплю пепел твоего отца в воду. И твой отец взмоет вверх, как лосось, перепрыгнет через мост, перепрыгнет через меня и найдет дорогу домой. Это будет прекрасно. Его зубы будут блестеть, как серебро, как радуга. Он восстанет, Виктор, он воздвигнется.
Виктор улыбнулся.
- Я думал так же поступить со своей половиной, - сказал Виктор. - но мне не пришло в голову, что мой отец будет похож на лосося. Мне это представлялось вроде расчистки чердака, когда расстаешься с тем, от чего больше нет прока.
- Так не бывает, - сказал Томас. - Прок остается.
Томас Разжег Костер вылез из пикапа и пошел к своему дому. Виктор включил мотор и развернулся, чтобы ехать к себе.
- Постой! - вдруг крикнул Томас с крыльца. - Я хочу у тебя кое-что попросить.
Виктор остановил пикап, высунулся и крикнул:
- Чего тебе?
- Почему бы тебе как-нибудь один раз, когда я буду рассказывать, не остановиться да послушать?
- Только один раз?
- Только один раз.
Виктор вскинул руки в знак того, что уговор заключен. Все по-честному. Ведь Томасу ничего другого и не нужно от жизни. И Виктор спокойно поехал домой в отцовском пикапе, а Томас зашел в свой дом, закрыл за собой дверь, и потом ему в тишине явился новый рассказ.

1 2