Busya
«Лао Шэ "Избранные призведения", серия "Библиотека китайской литературы"»: Художественная литература; Москва; 1991
Аннотация
Шедевр драматургии Ляо Шэ "Чайная" в своих трех актах воссоздает – на крошечном пространстве пекинской чайной – три переломных этапа в истории китайского общества. Воссоздает судьбы посетителей чайной, через изменения в царящей в ней атмосфере, в манере поведения людей, в тоне и даже лексиконе их речей. Казалось бы, очень китайская и даже сугубо пекинская пьеса – разумеется в хорошем исполнении – впечатляет и зрителей в дальних странах.
Лао Шэ
Чайная

Пьеса в трех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ван Лифа (Ван) – с виду двадцати с лишним лет. Добр, но себе на уме. Совсем молодым лишился отца, хозяин чайной «Юйтай».
Тан Тецзуй (Тан) – гадает по лицу, курит опиум, лет тридцати.
Сун Эрье (Сун) – труслив, любитель поговорить, лет тридцати.
Чан Сые (Чан) – под тридцать, хорошо сложен; прямой, честный; приятель Сун Эрье; оба – завсегдатаи чайной.
Ли Сань (Ли) – слуга в чайной, тридцати с лишним лет. Услужлив, добр.
Эр Дэцзы (Дэ) – двадцати с лишним лет, мелкий чиновник.
Ma Уе (Ма) – мелкий помещик, тридцати с лишним дет, Севропейским образованием.
Лю Mацзы (Лю) – около тридцати, сводник, характер жестокий.
Kaн Лю (Кан) – крестьянин, бедняк, сорока лет. Из предместья Пекина.
Xуан Панцзы (Хуан) – сорока с лишним лет, бродяга.
Цинь Чжунъи (Цинь) – владелец дома, в котором находится чайная. В первом действии ему за двадцать. Из богатой семьи, впоследствии капиталист, сторонник реформ.
Старик – восьмидесяти лет, одинокий, бездомный бродяга.
Деревенская женщина – лет за тридцать, бедная, продает дочь.
Ее дочь – девочка лет десяти.
Пан Тайцзянь (Пан) – сорок лет, разбогател, ищет невесту.
Сяо Нюэр (Нюэр) – одиннадцати лет, бой Пан Тайцзяня.
Сунь Эньцзы (Сунь) – двадцати с лишним лет, соглядатай.
У Сянцзы (У) – двадцати с лишним лет, соглядатай.
Кан Шуньцзы (Шуньцзы) – дочь Кан Лю; в первом действии ей пятнадцать, продана в жены Пан Тайцзяню.
Ван Шуфэнь (Шуфэнь) – жена Ван Лифа, хозяина чайной, сорока с лишним лет, честнее и справедливее мужа.
Полицейский – двадцати с лишним лет.
Баотун – продавец газет, шестнадцати лет.
Кан Дали (Дали) – двенадцати лет, приемный сын Пан Тайцзяня. Впоследствии связан с Кан Шуньцзы одной судьбой.
Лао Линь (Линь) – тридцати с лишним лет, дезертир.
Лао Чэнь (Чэнь) – тридцати лет, побратим Лао Линя, тоже дезертир.
Цуй Цзюфэнь (Цуй) – сорока с лишним лет, в прошлом – член парламента, впоследствии становится верующим, поселяется в гостинице при чайной.
Офицер – тридцати лет.
Ван Дашуань (Дашуань) – сорока лет, старший сын Ван Лифа, хозяина чайной; честный.
Чжоу Сюхуа (Сюхуа) – сорока лет, жена Ван Дашуаня.
Ван Сяохуа (Сяохуа) – тринадцати лет, дочь Дашуаня.
Динбао – семнадцати лет, смелая, смышленая.
Сяо Лю Мацзы (Сяо Лю) – сын Лю Мацзы, за тридцать. Наследовал дело отца.
Сборщик платы за электричество – сорока с лишним лет.
Сяо Тан Тецзуй (Сяо Тан) – сын Тан Тецзуя, за тридцать, наследовал дело отца, надеется стать настоятелем даосского храма.
Мин Шифу (Мин) – за пятьдесят, шеф-повар.
Цзоу Фуюань (Цзоу) – за пятьдесят, известный рассказчик старинных книг.
Вэй Фуси (Вэй) – рассказчик, затем певец пекинской оперы.
Фан Лю (Фан) – за сорок, музыкант, играет на маленьком барабане; коварный и вероломный.
Чэ Дандан (Дандан) – торговец серебром, тридцати лет.
Госпожа Пансы (Пансы) – жена четвертого племянника Пан Тайцзяня, некрасива, мечтает стать императрицей; сорока лет.
Чуньмэй – прислуга Пансы, девятнадцати лет.
Лао Ян (Ян) – мелкий торговец, тридцати с лишним лет.
Сяо Эр Дэцзы (Сяо Дэ) – сын Эр Дэцзы, забияка, тридцати лет.
Юй Хоучжай (Ю й) – преподаватель начальной школы, учит Ван Сяохуа, за сорок.
Се Юнжэн ь (Се) – коллега Юй Хоучжая, за тридцать.
Сяо Сунь Эньцзы (Сяо Сунь) – сын Сунь Эньцзы, соглядатай, за тридцать.
Сяо У Сянцзы (Сяо У) – мужчина около тридцати, соглядатай, как и его отец.
Сяо Синьянь (Синьянь) – прислуга, девятнадцати лет.
Шэнь – начальник управления штаба жандармерии, сорока лет.
Посетители чайной – мужчины.
Слуги чайной – мужчины.
Беженцы – мужчины, женщины, старые, молодые.
Солдаты.
Постояльцы гостиницы – мужчины.
Офицер и солдаты с высочайшим указом – семь человек, мужчины.
Жандармы – четверо мужчин.
Ша Ян (Глупый Ян или Дурачок Ян) – мужчина, пересчитывающий драгоценности.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Время действия: 1898 год, начало осени, разгром движения за реформы . Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».
Сейчас такие чайные почти перевелись, а еще несколько десятков лет назад в каждом городе непременно была хоть одна. Здесь можно было выпить чаю, перекусить, купить сладостей. Устав за день, сюда приходили отдохнуть и утолить жажду чашкой крепкого чая дрессировщики птиц, которые ублажали посетителей пением своих питомцев; здесь судачили, болтали, сводничали. Стоило начаться потасовке, что случалось довольно часто, как тотчас находился третейский судья и улаживал спор; кончив дело миром, пили чай, ели лапшу с тушеным мясом и расходились добрыми друзьями. Словом, чайная в те времена была излюбленным местом многих, там собирались по делу и без дела, проводили свой досуг Придешь, бывало, и чего только не услышишь! И про то, как огромный паук, приняв диковинный облик, был убит молнией; и про то, что необходимо поставить вдоль берега моря заграждения на случай вторжения иноземных войск. Толковали здесь о новых амплуа артистов Пекинской оперы, о новых способах приготовления опиума. И посмотреть было на что, когда кто-нибудь из посетителей приносил показать редкую драгоценность. Так что чайные и в самом деле играли великую роль, даже с точки зрения познавательной. Сейчас вы как раз видите такую. У самого входа – стойка и плита. Потолок в чайной высокий, места много – столы, стулья, скамейки, табуретки. Все без труда умещаются. Из окна виден двор, во дворе навес, там тоже устраиваются посетители. Во внутреннем помещении и летней пристройке висят клетки с птицами. Куда ни посмотришь – везде надписи «Болтать о государственных делах воспрещается!» В данный момент два посетителя, прикрыв глаза, тихонько поют, покачивая в такт головами. Еще несколько слушают пение сверчков, посаженных в банку. Сунь Эньцзы и У Сянцзы в длинных серых халатах сыщиков вполголоса беседуют
Сегодня дело чуть было не дошло до потасовки, будто бы из-за голубя. Уж тогда наверняка было бы пущено в ход оружие, ибо ссора вспыхнула между гвардейцами императора и солдатами арсенала, а и те и другие любители подраться. Хорошо, что все кончилось миром – кто-то из посетителей предотвратил драку, и сейчас недавние враги, все еще возбужденные, бросая друг на друга злобные взгляды, входят в чайную и направляются прямо во двор. Mа Уев дальнем углу пьет чай. Ван Лифа стоит у стойки. Шлепая сандалиями, входит Тан Тецзуй в длинном грязном халате.
Ван. Погулял бы лучше, Тан Тецзуй!
Тан (мрачно улыбаясь). Осчастливь Тан Тецзуя, хозяин! Пожертвуй чашечку чая, а я тебе погадаю: могу по лицу, могу по руке! И денег не возьму! (Решительно берет руку Вана.) Сейчас усюй – двадцать четвертый год Гуан-сюя . Сколько вам лет, уважаемый…
Ван (отнимает руку). Ну-ну! Ладно! Чаем я тебя и так угощу, а гаданье свое оставь при себе. Оба мы – горемыки, что толку гадать? (Выходит из-за стойки, приглашает Тана сесть.) Если не бросишь курить опиум, бедовать тебе всю жизнь! Это мое предсказание, оно вернее твоего.
Входят Сун Эръе и Чан Сые. Ван Лифа их приветствует. У обоих в руках клетки с птицами. Они вешают клетки на стену и ищут свободное место. У Сун Эръе озабоченный вид. У Чан Сые – беззаботный. К ним быстро подходит Ли Сань, берет чай, который они принесли, заваривает. Сун и Чан занимают столик.
Сун. Прошу вас! Пейте!
Чан. Прошу вас, угощайтесь! (Смотрит во двор.)
Сун. Видно, опять что-то случилось?
Чан. Возможно. Хорошо еще, что до драки не дошло. Раз уж такая охота подраться, нашли бы другое место. К чему заводить ссоры в чайной?
Появляется Эр Дэцзы, один из драчунов, подходит к Чан Сые
Дэ. Ты чем то недоволен?
Чан (вежливо, но без робости). Вы меня спрашиваете? Я сижу и пью чай, за свои кровные. А что, кому-нибудь это мешает?
Сун (оглядывая Эр Дэцзы). Я вижу, вы не из простых. Присаживайтесь, выпьем чаю, мы ведь тоже не лыком шиты.
Дэ. Что тебе от меня нужно?
Чан. Силу свою хочешь показать? Так показал бы ее лучше на иностранцах! Там есть где разгуляться! Они вон императорский дворец сожгли! Но с ними вы что-то не воюете, хоть и на казенных харчах живете!
Дэ. Ладно! Об иностранцах потом, а пока надо бы тебя хорошенько проучить. (Собирается пустить в ход кулаки.)
Посетители, поглощенные своими делами, ничего не замечают. Один Ван Лифа, почуяв неладное, быстро подходит к ним.
Ван. Ну что вы, братцы! Все мы приятели, с одной улицы, неужели нельзя договориться по-хорошему? Дэ, дружище, шел бы ты во двор!
Дэ , не слушая его, смахивает со стола чашку, которая разлетается вдребезги, пытается схватить Чан Сые за горло.
Чан (вскакивает). Ты чего?
Дэ. Чего? Не удалось схватиться с иноземцами, но ты-то от меня не уйдешь!
Ma. Эр Дэцзы! Опять ты за свое?
Дэ (озирается и замечает Ma У e ). Ха, Ma Уе, ты здесь? А я тебя и не приметил. (Подходит, здоровается.)
Ma. Все можно уладить добром. Зачем же сразу кулаки в ход пускать?
Дэ. А ты, пожалуй, прав! Пойду-ка я во двор. Ли Сань! (Указывая на разбитую чашку.) Запиши на мой счет!
Чан (подходит к Ma). Вы человек умный, рассудите нас по справедливости.
Ma (встает). У меня свои дела! Пока! (Уходит.)
Чан (обращаясь к Ван Лифа). Тьфу, чудак какой-то!
Ван. Ты, видно, его не знаешь. Иначе не связывался бы.
Чан, Не везет мне сегодня.
Ван (тихо). Зачем ты тут про иностранцев говорил? Он же кормится за их счет, исповедует их религию, говорит на их языке. Чуть что – сразу начальнику уезда жалуется. Даже чиновники предпочитают с ним не связываться.
Чан (возвращается на свое место). Хм, терпеть не могу этих иностранных прихлебателей!
Ван (кивает головой в сторону Сунь Эньцзы и У Сянцзы, тихо). Ты поосторожнее! (Громко) Ли Сань, еще чашку чая! (Подбирает осколки.)
Сун. Сколько за разбитую чашку? Я плачу! Человек воспитанный не станет вести себя как торговка. Ван. Подожди! Потом рассчитаемся. (Отходит.)
Появляется сводник Лю M ацзы , он ведет Кан Лю. Лю Мацзы здоровается с Сун Эръе и Чан Сые.
Лю. Рано вы сегодня! (Достает трубку, набивает табаком.) Попробуйте-ка! Табачок свеженький, настоящий английский! Чистый, ароматный!
Чан. Надо же! Табак и тот иностранный! Сколько же наших денежек уплывает за границу!
Лю. Ничего! В Китае денег куры не клюют! Ну, вы отдыхайте! А у меня тут дельце есть.
Ли Сань приносит чашку чая.
Лю. Ну как? За десять лянов серебра согласен? Только давай прямо, без канители! У меня нет времени тебя обхаживать.
Кан. Господин Лю! За пятнадцатилетнюю девушку всего десять лянов?
Лю. Отдавай тогда ее в веселый дом! Может, там прибавят лян другой. Только на это ты ведь сам не пойдешь!
Кан. Так она ж мне родная дочь! Разве могу я…
Лю. Дочь-то дочь, но что делать, если кормить нечем! Кого тут винить?
Кан. Кого винить? Это правда, нам, деревенским, хоть в петлю лезь! Но продать дочь, чтобы хоть раз накормить семью, какой же для этого надо быть скотиной!
Лю. Ваши деревенские дела меня мало интересуют. А я ради тебя стараюсь, тебе помочь хочу. Да и дочь твоя будет сыта, одета. Разве этого мало?
Кан. А кому она достанется?
Лю. Ты запрыгаешь от радости, когда узнаешь! Чиновнику из императорского дворца!
Кан. Зачем ему деревенская девчонка!
Лю. А ей что от этого, хуже будет?
Кан. Кому же все-таки вы ее отдадите?
Лю. Пан Тайцзяню! Слыхал о таком? Самой императрице прислуживает. А до чего богат! Уксус и тот в агатовом флаконе держит!
Кан. Господин Лю, как же я в глаза дочери смотреть буду? Совесть замучает, что отдал дочь в жены такому жестокому человеку.
Лю. Раз продаешь, все равно совесть замучает. Не важно кому. Главное, что дочь будет как сыр в масле кататься, в шелках ходить. Разве это не счастье? Ну ладно, говори прямо, согласен?
Кан. Да где ж это видано? Чтобы такой богач и за десять ляпов?
Лю. Да во всей вашей деревне десяти лянов днем с огнем не сыщешь! Ты что, не знаешь, что в деревнях ребят на пять фунтов муки меняют?
Кан. Охо-хо! Пойду-ка поговорю с дочкой!
Лю. Слушай, другого такого случая не будет! Прозеваешь – пеняй на себя! И не мешкай.
Кан. Да-да! Я мигом.
Лю. Я подожду тебя!
Кан. Охо-хо! (Медленно уходит.)
Лю (подходит к Чан Сые и Сун Эръе). До чего же трудно с этой деревенщиной. Никакой радости!
Сун. Дельце, видно, выгодное?
Лю. Не так чтобы очень! Разумеется, кое-что и мне перепадет.
Чая. А в деревне до чего дошли! Детей продают!
Лю. Кто знает, что лучше! Может, пришлось подыхать бы, как бездомной собаке на пекинской улице!
Чан. И все же, господин Лю, не доброе это дело, жестокое!
Лю. Ну нет! Они еще благодарить меня должны, что нашел им покупателя! (Спешит сменить тему разговора.) Сун Эръе, взгляните-ка! (Достает и показывает часы.)
Сун (берет часы). Хороши!
Лю. Вы только послушайте, как идут.
Сун (слушает). Сколько же они стоят?
Лю. Нравятся? Уступлю! Не торгуясь – за пять лянов! Носите, а разонравятся, вернете за те же деньги. Вещь стоящая – фамильная ценность.
Чан. До чего же это противно! Сколько можно навешать на себя всякого заморского барахла! Вы только взгляните на себя, Лю: трубка – заморская, часы – тоже, халат из заморской материи, штаны и те…
Лю. А что? Заграничные вещи и в самом деле хороши! А в нашем, китайском, только деревенщина ходит. Оденься я во все китайское, на меня никто и не глядел бы!
Чан. А по-моему, наши шелка и атласы куда лучше!
Лю (к Сун Эръе). Так берете или не берете? Люди на вас иначе смотреть станут, если вы будете при таких часах. Времена теперь другие. Верно я говорю?
Сун (часы ему нравятся, но кажутся чересчур дорогими). Да я бы…
Лю. Берите, а деньги отдадите потом.
Появляется Хуан Панцзы.
Хуан (плохо видит, не различает посетителей, входит, обращается ко всем).
1 2 3 4 5 6 7