Она решила пройтись по спящему дворцу и взглянуть на покой своих приближенных, которые были для нее как родные люди.
Глонда, улыбаясь, вышла из спальни. Вот сейчас она встретит своего верного камергера. Высокий, стройный, всегда подтянутый воин, который давно отошел от бранных дел, но сохранил дух настоящего рыцаря. Королева неизменно читала на его лице ясность, готовность служить ей и оберегать от любых опасностей. Вот и на балу он сказал, что сам станет на часах у опочивальни Глонды, чтобы охранять ее сон.
В полумраке коридора было пусто, зато в небольшой примыкающей комнате с открытой дверью раздавалось шумное дыхание, перемежаемое храпом и всхлипываниями. Королева зажгла свечу и заглянула туда. На узеньком диванчике скорчился жалкий старик. Парадные одежды были отброшены в сторону, и жесткий корсет уже не стягивал фигуры. На лице камергера не было улыбки, там лежала печать страдания. Боль старых ран, недуги тела терзали его, но он не смел в них признаться.
Долго стояла над ним королева и вспоминала, как часто он отказывался от того, чтобы кто-то заменил его хотя бы на время. Верно, он так боялся потерять свое место. В то же время как он радовался, когда сопровождал Глонду в загородный дворец у моря! Там он чувствовал себя много лучше, словно молодость и сила возвращались к нему. Королева вернулась в покои и, написав приказ о назначении камергера главным смотрителем приморского дворца, вложила его в руки спящего.
Была еще глубокая ночь, а сон так и не шел к Глонде. Приглушенный звук трубы раздался у ворот и эхом отозвался во дворце. Верно, никто его не услышал, кроме королевы. Тишина продолжала царить в покоях. Тогда она сама спустилась к воротам. Мальчик паж с серебряным рогом в руках спрыгнул с белого коня и преклонил колено.
– Ваше Величество, в этот свой день рождения вы совершили истинно милосердный поступок, и мой господин Белый король приглашает Вас на бал неслучившихся встреч. Там вы можете встретить тех, кто близок Вашей душе, но чьи пути не пересеклись с вашими!
– Когда же будет бал? – спросила королева. – И как добраться до владений Белого короля?
– Он происходит в эту ночь, и вам достаточно сесть на этого коня, чтобы очутиться тотчас на празднике, – ответил мальчик.
И все произошло в одну минуту, как он и сказал. Глонда оказалась на чудесном балу. В хрустальном дворце, озаренном светом звезд, танцевали разряженные пары, и волшебная музыка позволяла им почти не касаться земли. В буквальном смысле слова они парили над землей, и аромат незнакомых цветов дурманил головы.
– Выберите себе возраст, в котором бы Вы хотели встретить того, кому судьба помешала с Вами встретиться, хотя его душа близка Вашей, – посоветовал паж.
– Семнадцать лет, – шепнула королева.
И вот она уже закружилась с юным кавалером, которого тотчас угадала в толпе гостей. Да, это было настоящее волшебство. Глонда не знала его имени, но он читал в ее сердце, и она чувствовала его одним существом с собой. Никогда еще она не испытывала такой любви и радости, как в этом танце, никогда она еще не была так по-настоящему счастлива. Но кончилась ночь, и они расстались. В смутных раздумьях королева вернулась домой. С грустью взглянула она в зеркало и, представив, что ее кавалер, возможно, вернулся в свой возраст с не меньшим разочарованием, подавила тяжелый вздох.
И прошел год. Снова королева не спала в день рождения. Обходя спящий дворец, Глонда столкнулась с нищими, которые вместе с бродячими собаками рылись в помойке.
– Отчего вы не приходите днем? – спросила королева. – Разве я хоть кому-то отказывала в помощи?
– Нам не разрешают даже близко появляться у дворца, так как своей бедной одеждой мы нарушаем правила этикета – соблюдать во всем красоту! – ответили нищие. И, сдерживая слезы, королева вынесла им свои драгоценности, чтобы они могли жить, не прося подаяния и не посещая помойки.
И снова появился мальчик паж и отвел ее на бал неслучившихся встреч. На этот раз Глонда решила остаться в своем возрасте. Однако кавалером ее стал опять юноша. Он был прекрасен, и королева не уставала любоваться им. Он читал ей стихи, пел песни и ей казалось, что роднее его она никого не встречала в своей жизни. И, странно, Глонду нисколько не смущала разница в возрасте. И лишь когда закончился бал, она получила этому объяснение.
– Это был ваш сын! – сказал паж. – Вернее, его душе предназначалось прийти в мир через вас!
И этот праздник оставил глубокий след в ее сердце, и королева не знала, чего больше – радости или печали – получила она на балу.
И снова наступил очередной день рождения королевы. Опять отправилась она по спящему дворцу. Среди ночной тишины услышала она почти беззвучные рыдания. В комнате своей любимой фрейлины, резвой хохотушки и насмешницы, она обнаружила ее, залитую слезами. Возле спящей лежал в колыбели младенец, и даже полумрак не мог скрыть, что он, как две капли воды, был похож на короля. Ребенок горел в лихорадке, и у него не было даже сил, чтобы громко плакать. Мать скрывала его ото всех и в первую очередь от своей королевы, и теперь, видимо, выбилась из сил. Тяжелый сон одолел ее на несколько мгновений.
Острая боль обиды, ревности, негодования пронзила королеву. Не она ли пожертвовала для короля своей молодостью, красотой, наконец, даже судьбой! Ведь она могла дождаться своего истинного возлюбленного, который был на балу неслучившихся встреч! У нее мог быть свой сын! Слезы душили ее, но что-то заставило ее пойти в королевский тайник. Там было фамильное лекарство, принимаемое в самых крайних случаях и только членами семьи. Теперь лекарства оставалась всего одна ложка. Чувствуя, как сердце ее буквально разрывается, бедная королева могла принять это снадобье сама, но она поступила иначе. Она отнесла лекарство ребенку, а сама вновь оказалась на балу неслучившихся встреч. Опять, как и в первый раз, она приняла возраст своей юности. Она так желала увидеть еще раз того, кто был предназначен ей и с кем танцевала она на первом балу. Но вместо него к ней подошел другой молодой человек. Он казался таким знакомым ей, но она не могла разглядеть его лица. Он словно прятался от нее, и она то тянулась к нему, то отталкивала. Боль и радость, надежда и отчаяние рождались поочередно в ее душе, и опыт страдания делал ее мудрее и совершенней. И когда кончился бал, королева проследила за своим кавалером. Он сел на коня, и его истинный возраст и лицо вернулись к нему. Это был ее собственный супруг.
Недоумевая, Глонда обратилась к пажу за объяснениями.
– Почему на балу неслучившихся встреч оказался король? Разве их встреча могла относиться к неслучившимся?
– Увы, – ответил мальчик. – Истинная встреча всегда происходит в истинной любви, иначе никто не может разглядеть другого.
– А как же те люди, что должны были, но не встретились со мной в этой жизни? – снова спросила королева. – Судьба ведь предназначала им быть моими?
– Нет, – сказал паж. – В мире нет своих или чужих людей. Мы все едины в свете любви. И только она открывает нам глаза сердца, чтобы сделать любую встречу истинной.
Бабочки


Любой король мира всегда хочет быть чем-нибудь прославлен. Одни используют свои достоинства, другие –.красоту своих жен, третьи – храбрость своих воинов. Но вот некогда жил король Денир, которого прославил его шут. Шут обладал удивительным талантом перевоплощения. Десятки, сотни образов создавал он, на лице рождались тысячи выражений, а тело принимало самые гротескные позы, но даже самые наблюдательные, не могли сказать, что он представляет из себя на самом деле. Одни были убеждены, что он горбатый калека, другие считали его колченогим уродом, третьи – трясущимся карликом, четвертые – длинноногим идиотом, но в одном все сходились, что ловкость его и искусство жестов превосходят все мыслимые способности. Кроме того, шут мог в точности подражать любому голосу, будьте человеческий или звериный. О, сколько раз этот негодяй издевался над придворными во время балов, зовя их голосом известных красавиц или знатных особ. И, когда, сломя голову, обманутые шутом, люди прибегали, то натыкались на удивление последних или издевательский смех. Вероятно, и в королевских покоях шут изображал многих царедворцев самым неприглядным образом, ибо чем объяснить, что король едва сдерживался от смеха, встречая их у порога и украдкой поглядывая на деланно равнодушного уродца. Возможно, интриги советников давно бы прекратили нелепые и опасные игры королевского дурака, но, во-первых, владыка благоволил к нему, во-вторых, шут мог изменить любую гнетущую атмосферу во дворце, превратив ее в легкую и веселую, а, в-третьих, у шута были «ключики» даже к самым беспощадным из своих недругов. Он мог заставить их потешаться, изображая слабость их противников. А кто не хотел бы воспользоваться такой услугой, даже если догадывается, что его враги прибегают к тому же способу, чтобы посмеяться над ним самим? Одним словом, польза от шута была более ощутима, нежели вред. Шут был непревзойденным мастером лицедейства. Вот только одного не могли от него добиться, – чтобы он изобразил себя!
Меж тем шло время. Шут оказал королю услугу, которая спасла его жизнь. Как-то враги составили заговор, чтобы убить короля. В глухую ночную пору они пробирались к покоям владыки. Внезапно они услышали его голос и увидели фигуру короля, прыгающего из окна в сад. Заговорщики кинулись в погоню. Почти целую ночь они мчались по пятам. А потом он вдруг исчез. Навстречу им вышел шут и, рыдая, сообщил, что король упал с обрыва в реку и утонул. Заговорщики повернули ко дворцу. На середине пути их встретил сам король во главе отряда верных рыцарей. Только тогда они поняли, что шут обвел их вокруг пальца. Однако, наградив шута, владыка тут же запретил ему изображать себя под страхом казни. Верно, какие-то смутные подозрения шевельнулись в душе короля. В самом деле, если шут так ловко может сыграть роль короля, то не осмелится ли кто ошибиться и подумать об обратном – о владыке, выступающем в роли шута?
Итак, вынужденные сравнения посеяли немилость к шуту. Весь двор заметил это, однако сам виновник, казалось, нимало не смутился. Помимо развлечения двора, где вся жизнь крутилась вокруг его шуток, он любил дворцовый сад и еще больше бабочек и мотыльков, обитавших в нем. Забавно: стоило ему появиться на дорожке, десятки и сотни бабочек самых фантастических расцветок спешили к нему и садились на его колпак, спину, руки так, что он превращался в многоцветный ковер. Это фантастическое зрелище как-то особенно поразило принцессу Дею. Она как раз приехала ко двору Денира, чтобы познакомиться с его сыном, принцем Филиппом, и в скором времени выйти за него замуж. Итак, принцесса, забыв, что ее ждет королевская семья, стояла в саду и глядела на шута, облепленного бабочками. А шут, в свою очередь, забыв, что нужно что-то изображать, предстал перед нею в каком-то чудесном виде. Позднее, извиняясь за задержку, принцесса Дея призналась, что приняла шута за принца. Можно только представить, какие чувства эта ошибка вызвала у наследника престола.
А события меж тем развивались вовсе не так, как им следовало. Принц спешил со свадьбой, но у Деи вдруг появились десятки предлогов, чтобы откладывать и откладывать ее дату. И не надо было обладать догадливостью, чтобы заметить, что принцесса тяготится вниманием жениха, зато общество шута привлекает ее все больше и больше. Самое удивительное, что обычно отзывчивый на любой интерес к себе, шут вдруг стал проявлять строптивость. Трудно представить себе, чтобы он боялся ревности принца, но он непозволительно грубо отказывался забавлять принцессу и порой убегал от нее, даже не спросив на то соизволения. Дея приходила в дурное расположение и вымещала свое недовольство на Филиппе. Тот жаловался королю, и весь двор приходил в раздражение.
И вот однажды шут сбежал. Наверное, никогда не возникало в стране такого переполоха. Ужасно, но вслед за шутом пропала принцесса. Служанки сказали, что она отправилась на розыски шута. Погоня скоро обнаружила шута в дальнем лесу. Он сидел у маленькой хижины и, как обычно, забавлялся бабочками, рядом паслась лошадь принцессы, а она сама спала на лужайке среди цветов.
Оба – и Дея, и шут – были доставлены ко двору, причем шута заковали в цепи. Оправдания принцессы казались правдоподобны. Она действительно увлеклась шутом, так как он предстал перед ней в образе принца. В конце концов, проказник даже переиграл наследника престола, подав его черты еще более выразительными. Самолюбие Филиппа и королевской семьи было удовлетворено, однако шут требовал наказания. Он и получил его сполна, ибо был приговорен к смертной казни. Злые языки утверждали, что на этом решении настаивала сама принцесса.
И вот наступило утро, когда шугу должны были отрубить голову. Из-за гор вставала заря, и зловещий отблеск солнца отражался на широком лезвии меча, который держал палач.
– Есть ли у тебя последнее желание? – спросил король шута. Тот улыбнулся:
– Нет! Я полностью счастлив! – в самом деле, кажется, впервые он никого не изображал и стал самим собой. Стройный и прекрасный юноша с лучистыми
солнечными глазами. Ни малейшая тень не омрачало его лица, и бабочки со всех сторон летели к нему вместе с удивленными и восхищенными взорами собравшейся толпы.
– Начинай! – крикнул принц палачу. Шут оглянулся и прощально кивнул Дее. Она внезапно вскочила и бросилась к нему. Еще мгновение – и она встала на колени рядом с шутом, положив голову на плаху.
Принц пришел в дикую ярость.
– Измена! Руби обоих! – крикнул он. Палач хотел взмахнуть мечом, но не смог. Бабочки уселись на орудие казни, и ему не удавалось даже шевельнуть им.
– Руби! – снова закричал принц. На этот раз палачу удалось замахнуться. Но его жертвы внезапно исчезли. Шут и принцесса вдруг сами превратились в двух огромных бабочек – одну бирюзовую, другую перламутровую. Они полетели над садом и вслед им словно поднялись в воздух цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43