аппараты и вещества, вся как обычно. Но реакцию не начинайте, а позовите
меня.
Байер прошел в кабинет, прикрыл дверь. Сердце учащянно стучало, его
словно сдавил обруч. Он и не думал, что в сорок пять лет у него может
схватить сердце. Но сегодня это можно понять. Там, за дверью, в соседней
комнате, в круглой колбе термостойкого стекла синеет индиго. Первое индиго,
полученное химическим путям.
Байеру вдруг стало страшно. А что если Франц разобьят сосуд или
прольет раствор, индиго пропадет и получить его больше не удастся?
- Чушь! - громко произняс он и сел в кресло. - Если результат не
повторяется, это не результат!
Некоторое время Байер сидел, глядя прямо перед собой в стену.
Когда-то, прийдя сюда впервые, он написал на этой стене слова великого
Либиха: "Мы верим, что завтра или послезавтра кто-нибудь отроет способ
изготовления из каменноугольной смолы великолепной краски краппа, или
благодетельного хинина, или морфия". Скоро двенадцать лет, как найден
ализарин, крапп больше не нужен, марены никто не сажает. А сегодня у него в
руках индиго. Какая удивительная, редкая случайность! Ведь термометр мог и
не разбиться, и ртуть, ставшая катализатором, не попала бы в колбу. И
вся-таки, это была необходимая случайность. Всю жизнь, от того первого
аптекарского порошка, он шел к этому дню. Даже его письма друзьям больше
напоминали химические трактаты, а не дружеские послания; формул там было
больше, чем обычных слов.
Так, лет двадцать назад он писал своему другу Жану Стасу, что
собирается жениться, то почему-то главным в письме оказалось не описание
достоинств милой Барбары, а сообщение о том, что ему удалось найти новый
способ промышленного получения гидантоина. А на Барбаре он так и не женился
- испугался, что семейная жизнь помешает работе. Как напоминание о той поре
осталось название целого класса органических соединений, открытых им и
названных в честь бывшей невесты барбитуратами. Наверное, тогда он был
неправ. Это работа всегда мешала и мешает личной жизни. Сейчас он женат и
имеет троих детей. Но видит он их куда реже, чем учеников, и думает о них
меньше, чем об индиго...
Но почему так копается Франц?
Байер не выдержал и вернулся в зал. Колбы были уже сняты, а в гнязда
над погашенными горелками вставлены новые. Франц на аптекарских весах
отвешивал глюкозу.
- Вы понимаете, что не в ваших интересах рассказывать всем, что
произошло сегодня ночью? - сказал ему Байер.
- Слушаю, господин профессор, - не оборачиваясь ответил Франц.
Начинали собираться сотрудники, в комнату вошел второй служитель.
- Людвиг, - позвал его Байер, - возьмите эти растворы и обработайте.
Только когда будете перекресталлизовывать, сохраните маточники. Мне бы
хотелось посмотреть, какие там примеси. И еще. Перейдите с этим в общий зал
или в комнату к кому-нибудь из ассистентов. Скажите, что я прошу.
Людвиг вышел, а Байер, повернувшись к Францу, внушительно произняс:
- Прийдется вам поработать не только ночью, но и дням, - и, не
дожидаясь ответа, ушел в кабинет.
Разумеется, он заперся не из страха, что у него украдут открытие. Но
было бы слишком обидно, если бы молодяжь раструбила о получении индиго по
всему университету, а открытия бы не получилось. Впрочем, разберямся
спокойнее. Он ведь с самого начала чувствовал, что глюкоза подходящее
вещество для данной реакции, мягкий избирательно действующий
восстановитель. Чтобы добиться успеха, не хватало только катализатора -
случайной капли ртути. Если бы даже термометр остался цел, то через год или
два он вся равно получил бы, что хотел. Так что эта случайность - всего
лишь награда за терпение и добросовестность.
Боже, но почему Франц так медлит? Сам он давно бы вся сделал.
- Франц, вы скоро?
- Уже все.
Действительно, кажется вся готово, Франц собирается зажечь горелки.
- Подождите, - Байер вдруг забыл, что хотел делать. Но вот он заметил
на столе железные щипцы, взял их, достал из ящика новый термометр, ухватил
его щипцами, сжал. Зазубренные губки щипцов скользнули по серебристому
шарику, не оставив следа. Байер нетерпеливо ударил по термометру.
Мельчайшие брызги ртути разбежались по столу.
- Франц! - крикнул Байер. - Да помогите же мне! Надо собрать ртуть.
Да нет, не туда - в колбу! Да, да, прямо в реакционную массу!
- А осколки? - робко спросил Франц.
Глупый вопрос отрезвил Байера. В самом деле, зачем он разбил дорогой
прибор? Рядом в шкафу стоит банка с чистой, промытой и высушенной ртутью.
- И осколки тоже, - устало сказал Байер.
В две другие колбы они долили ртути из банки.
Голубые венчики газа замерцали под асбестовыми сетками. Байер вытер
ладонью пот со лба. Ему очень хотелось остаться и посмотреть, как пойдят
реакция, однако он должен был идти на лекцию. Как бы ни были важны
эксперименты, его ждут тридцать человек студентов. Ничего, сам он повторит
опыт потом и еще не раз.
А сейчас он расскажет студентам о битве, отгремевшей сорок лет назад
межджу Дюма и Берцелиусом. Один из них отстаивал теорию замещения, второй
доказывал, что органические вещества состоят из радикалов. Сейчас это уже
история, но ему обязательно надо будет добавить, что такие битвы не
затихают никогда. Например, недавно он сам выступил против своего учителя
Кекуле. Начал дисскуссию о структуре ароматических соединений, выдвинув
тезис, что двойные связи в молекуле принадлежат не отдельным атомам, а
всему кольцу разом. Вот почему в гетероциклах связь, которую Кекуле
приписывал неуглеродному атому, ничем не отличается от остальных. И это не
просто полемика, а необходимый спор, определяющий дух и направление науки.
Без него не будет и практических результатов.
- Я ухожу, - сказал Байер Францу, - а вы следите за процессом. Если
вся закончится благополучно, то я позабочусь о вознаграждении.
Байер немного помолчал, а потом добавил:
- Но если по вашей вине синтез не пройдят, то вы заплатите за оба
термометра.
Он был уверен, что теперь Франц ни на миг не отойдят от установки и не
станет болтать с кем бы то ни было. Однако, новости, хорошие и плохие,
обладают свойством просачиваться сквозь замочные скважины. Возращаясь
с лекции, Байер ловил на себе любопытные взгляды встречных.
Лаборатория казалась растревоженной. В общем зале никто не работал,
весовая стояла пустой, ученики толпились неподаляку от комнаты, где сидел
Франц. Дверь оказалась запертой изнутри. Байер постучал.
- Ну кто там опять? - раздался страдальческий голос Франца.
- Это я. Откройте.
Дверь отворилась, и Франц, наклонившись, выдохнул вошедшему Байеру в
ухо:
- Смотрите, синеет...
* * *
Тысяча восемьсот восьмидесятый год не был отмечен сколько-нибудь
значительными волнениями на мировой бирже. Американские плантаторы,
лишившиеся после гражданской войны своих рабов, старались возместить убытки
и взвинчивали цены. Стоимость индиго достигала тысячи марок за килограмм и
продолжала подниматься. Пять с половиной тонн индиго, произведянного в этом
году, оценивались в шестьдесят миллионов марок. И никто из торговцев не
знал, что в городе Мюнхене, в университете Максимилиана Второго химик
Адольф фон Байер получил первые граммы синтетического индиго. Пока они были
в десятки, если не в сотни раз дороже натурального. Но без них у нас не
было бы сегодня индиго-чистого: самого дешявого из красителей.
Сейчас невозможно сказать, все ли подробности были такими, как здесь
описано. Ни сам Байер, ни его многочисленные ученики ничего об этом не
сообщают. Известно лишь, что реакция, носящая ныне имя Байера,
действительно катализируется ионами ртути, а в то время каталитические
реакции как правило открывались случайно. И легенды о нерадивом лаборанте и
счастливой случайности, завершившей многолетний труд не высосаны из пальца.
Например, в 1895 году точно такой же разбившийся термометр указал химику
Запперу путь к получению фталевого ангидрида.
Но как бы в действительности ни начинался этот день, закончился он
так:
...Ночь клонилась к исходу, когда Байер, окончив все сегодняшние дела,
сделал в журнале последнюю запись: "...Опробовать полученное вещество для
крашения волокна".
Байер закрыл тетрадь, вытащил из кармана часы, щялкнув крышкой,
посмотрел на циферблат, покачал головой, оделся и, не заходя домой,
отправился на прогулку.

1 2