- С Хью могут возникнуть трудности, - согласилась она. - Но вам нет никакой необходимости манкировать своими обязанностями. Я выполню данное слово и сама представлю сакса Хью.
- Вы так настаиваете намоем уходе, Мария? На вашем месте я бы поступил иначе. - Гилберт весело ей улыбнулся.
Он оставил ее одну возле камина, одну, как и в тот славный момент, когда рыцари Хью стали на его сторону. Он надеялся, что это мгновение отпечатается надолго у нее в мозгу, что она будет думать об этом снова и снова, покуда не осознает, что и ей было бы не худо присоединиться к нему.
Если бы Ротгара бросили к ногам Марии раньше, в те дни, когда Хью впервые заявил о своих притязаниях на поместье Лэндуолд, она бы тут же приказала бы его казнить. Так поступали на территории в Англии все норманны, опасаясь, как бы изгнанные ими землевладельцы не начали будоражить народ и способствовать в той или иной мере мятежу против новых правителей.
По правде сказать, если бы был наместо Уолтер, пользующийся всеобщим доверием, если бы кто-нибудь другой, а не Гилберт отдал приказ убить пленника, она бы смолчала. Если бы этот сакс получил бы другое ранение, а не удар по голове, ее сердце наверняка бы ожесточилось, но вмешался Гилберт, и ей пришлось вызвать его праведный гнев и холодящий душу переход на сторону Гилберта рыцарей Хью, отказавшихся тем самым впредь хранить ему лояльность.
Она ждала такого перехода и молилась, чтобы это событие произошло как можно позже, когда обстоятельства в жизни Хью улучшатся. Может, ее согласие с публичным требованием докучать Хью из-за присутствия здесь сакса, смогло умиротворить его рыцарей, что давало ему самому больше времени для маневра. Никто из них не должен знать, что Гилберт отказался от своего требования, что ее собственное упрямое желание унизить его не оставляло ей иного выбора, как самой представить сакса Хью.
Какой она была одинокой!
Как трудно сейчас вспоминать, с каким облегчением они вздохнули, когда, приехав сюда, в Лэндуолд, чтобы заявить на него свои притязания, не обнаружили в поместье владельца. Местные крестьяне сердито ворчали, признав, что их господин куда-то исчез приблизительно в то время, когда Гарольд призвал своих землевладельцев присоединиться к нему при Гастингсе. Хотя никто открыто об этом не говорил, было ясно, что их владелец взял в руки оружие, чтобы бороться с Вильгельмом, а это означало, что как его земли, так и сама жизнь подлежали конфискации. С течением времени мучившие ее по ночам кошмары, в которых фигурировал этот лишенный имущества безликий сеньор, прекратились и ее больше не беспокоило, что в один прекрасный день он может вернуться. И рот теперь он живет, только благодаря ее милости, этот обломок человека, вовсе не такой страшный враг, каким она его себе представляла.
И все же в этом человеке, несмотря на его отвратительный внешний вид, было что-то такое, что требовало к нему достойного отношения.
- Леди Мария!
Напыщенный, властный зов заставил ее вздрогнуть всем телом.
- Филипп! - отозвалась она, крепко сжав зубы, стараясь, однако, оставаться грациозной. Этот повелительный, вечно во все вмешивающийся Филипп Мартел постоянно сует свой докучливый нос в двери поместья Лэндуолд! У этого человека было какое-то пристрастие появляться в самый неподходящий момент, в такой, как сейчас, например, когда все ее мысли были в полном разброде, ее терпение подходило к концу из-за жалкого поведения Гилберта. Ей вовсе не хотелось слушать его лицемерных замечаний, она не желала, чтобы его суждения порождали в душе сомнения в отношении ее мудрого решения не лишать жизни Ротгара.
- Этого не может быть! - Перед ней стоял Филипп, его нос дрожал, как у хорька, вынюхивающего мышь. На самом деле он и сам был похож на этого юркого вонючего зверька: у него было узкое длинное тело, беспокойные глазки, неописуемая шевелюра темных, тронутых сединой волос. Даже статус рыцаря, которого он так ждал, но так и не смог получить, вряд ли улучшил бы его внешний вид.
- Вам, должно быть известно, что я считаю своим долгом донести обо всем Вильгельму, если вы намерены даровать жизнь заклятому нашему врагу, - сказал он. - Но это не одно дурное известие, которое я обязан довести до его сведения. Почему стены нового замка не возводятся с той быстротой, на которую мы рассчитывали?
- К Пасхе все войдет в свою колею, - торопливо и необдуманно пообещала Мария только ради того, чтобы унять его без толку мелющий, раздражающий ее язык. Она понятия не имела, как ему удалось втереться в доверие Вильгельма. Может, его статус незаконнорожденого смог внушить к нему любовь также незаконного короля. Черт с ним. После Пасхи Филипп будет совершать частые поездки в Нормандию, куда удалился Вильгельм, где ему предстояло решать какие-то чиновничьи дела, поэтому сейчас ей нужно было его как-то успокоить и умиротворить.
Стены будут возводиться гораздо быстрее после того, как будет вырыт ров.
- Сильно на это надеюсь, - фыркнул Филипп. Казалось, его оскорблял тот минимум внимания, который она уделяла его личности.
Может, это было и так, но, хотя она и старалась заручиться благосклонностью Филиппа, хотя знала, что нужно бить тревогу по поводу растущей власти Гилберта над людьми, Хью, она в данный момент не могла сосредоточиться ни на чем другом, кроме как на подборе людей для кухни и тех девушках, которые таскали ведра с чистой водой в тот дом, в котором пребывал сейчас Ротгар Лэндуолдский.
Она притворялась, что слушает болтовню Филиппа, а сама в это время наблюдала, как они отвозят от дома другие ведра, содержимое которых вначале было похоже на болотную вонючую грязь, и воображала, что в результате от Ротгара ничего не останется, - нечего будет предъявлять перед Хью.
Филипп все болтал, а Мария гадала, какой может быть цвет волос у Ротгара Лэндуолдского.
У нее не было никаких сомнений в отношении цвета глаз - они были голубые, постоянно голубые эти глаза англичан, хотя, конечно, оттенок их менялся.
Негромкий голос сэра Уолтера заставил умолкнуть Филиппа и нарушил ее праздную созерцательность - Теперь сакс никого не обеспокоит, миледи.
- Уолтер! А я и не знала, что ты вернулся! - Мария, схватив за руку этого пользующегося ее полным доверием рыцаря, подвела его к Филиппу:
- Позаботьтесь, чтобы Филипп как следует отдохнул в тепле перед отъездом в Стиллингхэм.
- Но мне хотелось увидать этого сакса...
- Вы будете тихо сидеть возле камина, а я буду сторожить свою даму. Уолтер произнес эти слова таким тоном, который не вызывал никакого желания с ним спорить. Мария пыталась скрыть улыбку, когда Филипп, недовольно ворча и шаркая ногами, пошел прочь, словно наказанный отцом нашкодивший мальчишка. Даже Филипп Мартел не мог преодолеть его бесстрастной, флегматичной решимости до конца исполнить порученное задание. Слава Богу, этот Уолтер, который долгие годы служил у ее отца, перешел на службу к Хью как раз перед славной победой, одержанной норманнами. В нынешние, пропитанные насквозь предательством времена, не так просто сыскать честного человека.
Уолтер сказал, что теперь сакс никого не обеспокоит. И вправду, нос Марии больше не морщился от запахов, исходивших от тела Ротгара. Но что-то внутри нее восставало при виде его беспомощности и кротости. Она вспоминала, как она опустилась перед ним на колени, вспоминала тот мимолетный, иллюзорный момент, когда вдруг вообразила, что он станет на ее сторону, защитит ее от Гилберта, придаст ей сил, чтобы она смогла разоблачить коварство Гилберта и организовать эту встречу с Хью. Теперь, под наплывом безотчетных чувств, она хотела все это сделать ради него, Ротгара.
Его рыжевато-коричневые, с золотистым отливом волосы не были похожи на норманнские жесткие прически. Они не желали лежать ровно у него на лбу, и вместо этого образовали целый ворох неукротимых, довольно плотных, мокрых после купания колечек. Кожа у него на лбу и вокруг глаз была темной, как у человека, проводящего немало времени на солнцепеке, а его подбородок и впавшие от голода щеки были огненно-красного цвета после того, как ему сбрили бороду.
Он стоял, и Мария впервые увидела в таком положении Ротгара Лэндуолдского. Рядом с ним все его пленившие норманны казались карликами, если бы только у него, как верно заметил сэр Данстэн, не был такой вид, словно он сто лет не ел. Кроме того, он не мог до конца выпрямиться, он все время сгибался в талии, словно только что получил сильный удар в живот. На нем была туника рыжевато-коричневого цвета с голубым оттенком и, хотя ее расцветка и размер вполне ему соответствовали, она висела на нем, как дурно скроенная крестьянская блуза, хотя плотно, как и требуется, облегала его широкие плечи.
Одной рукой он оперся о крышку массивного дубового стола. Марии показалось, что Ротгар просто боялся потерять равновесие.
- Вы можете ходить? - спросила она, надеясь заполучить предлог для невыполнения своего обещания отвести его к Хью.
- Да, могу. - Это был даже не голос, а лишь шепот, исходивший из глубины его горла. Мария обменялась недоверчивым взглядом с сэром Уолтером. Покачав головой, норманнский рыцарь подошел к нему и схватил его за предплечье. Ротгар увернулся, но при этом чуть было не упал на пол.
- Вы с трудом даже стоите, не говоря уж о том, чтобы ходить, - заметила Мария.
- На голодный желудок много не находишься. После этих слов у него в животе сильно заурчало. Ротгар схватился за Уолтера одной рукой, а второй старался не потерять равновесия, чтобы не упасть. Вдруг он ей улыбнулся. Вот он стоял перед ней, человек, едва не умерший с голоду, в плохо подогнанной одежде, отвратительно побритый и постриженный, но в выражении этих искривленных, умаляющих собственное достоинство, дергающихся губ она видела все свойства человека, который когда-то был правителем Лэндуолда.
Его жалкий вид пробудил в ней чувство сострадания.
- Я прикажу принести вам еду, - сказала она, удивляясь внезапно возникшей сухости во рту, и до сих пор не теряя надежду отложить встречу, которую сама обещала организовать.
- Боюсь, я нахлебался во время мытья воды, словно рыба, которую снова выбросили в воду из сетей и это заставило вновь заработать мой желудок.
Мария вдруг вспомнила эту грязную, вонючую воду, которую носили из купальни, и ее сразу же стошнило. Она быстро поднесла пальцы к горлу.
Кажется, он понял причину ее реакции.
- Нет, нет миледи. Я пил чистую воду, и только потом смывал ею грязь.
- Вы, я думаю, можете теперь съесть немного хлеба.
На него, казалось, снизошла задумчивость, словно он мысленно совершал путешествие в другом пространстве и времени.
- Я не стану, миледи, есть, пока не станет известна моя дальнейшая судьба. Было бы ужасно... неприятно вначале снова приучить желудок к добротной пище, в которой тебе потом все равно откажут.
Его слова намекали на тот тяжкий опыт, на те жестокие лишения, через которые ему пришлось пройти. Все это она была в состоянии только вообразить. Его неожиданная осторожность пробила похожий на сон туман, который окутал все ее существо при первом, брошенном на этого человека, взгляде. Она не должна забывать ту угрозу, которую он представлял для них, и не кудахтать над ним, как курица-несушка, не воображать, что он желает ей успеха в ее борьбе с Гилбертом. Однако он мог бы пойти на это, принимая во внимание, какая судьба ожидает его, попади он в руки Гилберта. Его могли запереть где-нибудь и держать там, покуда он не умрет с голоду, либо вышвырнуть вон из Лэндуолда без средств к существованию, - такие последствия вполне реальны после предпринятых ею шагов по представлению его Хью.
- В таком случае пора идти, - сказала она. - Хью, господин Лэндуолдский нас ждет.
Тут она поняла, что голубые английские глаза могут выражать куда более острое отчаяние, чем перед угрозой голодной смерти.
***
Мария пошла впереди Ротгара. Она делала какие-то странные рывки и постоянно оборачивалась. Хотя его походка не была столь целеустремленной, как ему бы того хотелось, все же он, спотыкаясь, выдерживал ее темп, хотя вечно бдительный сэр Уолтер несколько раз врезался в него сзади. Он старался предотвратить столкновения с ней, и такое занятие по крайней мере отвлекало его от необходимости озираться вокруг, жадно поглощать взглядом то, что больше ему не принадлежало, и ему оставалось глядеть только на Марию.
Она была хрупким созданием с тонкой костью и, казалось, вся состояла из широких глаз и пышных волос. На ней, судя по всему, было одно из платьев его матери, которое, вероятно, заботливо хранилось в сундуке после ее смерти. Насколько мог судить Ротгар, Мария оставила его ширину без изменений, укоротив только длину. Но как он ни старался, как ни напрягал память, ему никак не удавалось представить свою мать в этом платье.
Он почувствовал, как его желудок протестует против того количества воды, которое он проглотил, как его свело резкой судорогой. Но он был только рад испытываемой боли. Она напоминала ему о его нынешнем положении: побежденный, сакский воин, беглый раб, слабый, словно только что появившийся на свет котенок. Рассудок его, казалось, настолько же ослаб, что и тело, в противном случае, он немедленно принялся бы за организацию нового побега, а не наблюдал бы за тем, как облегает сакское платье узкие норманнские бедра.
Она остановилась возле двери в его покои, как он и предполагал. Это была единственная отдельная комната во всем замке: с камином, широкими затянутыми кожами окнами с прекрасным видом на уходящие далеко вдаль земли Лэндуолда. Она по праву принадлежала владельцу поместья. Сэр Уолтер, следуя слишком близко за ним, подтолкнул его на пороге. Ротгар впервые увидел Хью, и возникшие у него две мысли заставили его лишиться дара речи.
Первая была достаточно простой: Мария командовала норманнскими рыцарями абсолютно безнаказанно, она осмеливалась противоречить этому негодяю Гилберту с такой властностью, которая редка у женщин. Он сразу оценил, какой властью здесь пользуется Мария, как только она подошла и стала рядом с сидящим мужчиной, единственным, кроме него самого, находившимся в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45