Тогда уже испугался он и чуть было не затащил меня к психиатру. Почувствовав, что со мной что-то не так, он больше никогда не касался меня, ожидая, как он говорил: "когда я оттаю". С Михаилом я была знакома почти год, с Борей - меньше месяца, но его я не боялась, я безгранично доверяла ему. С чем была связана такая странная перемена во мне - сама не знаю, лишь теперь у меня есть время удивляться, а тогда я только летела и упивалась своим полетом, не понимая, что вот-вот рухну на землю.
В следующее свидание мы снова запаслись провиантом и отправились на дачу к Боренькиному другу. Это было так похоже на мою Володарку. Лениво ползло время, движения и мысли замедлялись, по всему телу расползался какой-то блаженный покой. Тишина, пустые разговоры, карты, терпкое вино, Рома, его девушка и сияющий Боренька.
Я не думала, что этот выезд будет таким домашним, таким родным. Как-то Миша тоже повез меня на дачу своего приятеля, и ни на секундочку я не смогла там расслабиться. Все время мои нервы накалялись от напряжения. Не выдержав, я даже стала избегать общества собравшейся компании, искать уединения. Покой я обрела на уютном балкончике второго этажа красивого свежеиспеченного дома. И тут же устроилась в удобном кресле, поджав под себя усталые ноги и прихватив какой-то глупенький детективчик. Но не прошло и часа, как передо мной оказался один из Мишиных приятелей. Развалившись в кресле, он лениво жевал клубнику и скрываясь за шикарной улыбкой, пристально разглядывал меня.
- Да, Катюша, ты действительно похожа на незабудку, - мурлыкал он, щурясь на солнце.
- С чего это? - я еще не успела вернуться из книжки, и мне был трудно на ходу придумать какую-нибудь колкость.
- Почему вдруг? Еще полгода назад, когда я поинтересовался у Коляковцева, кто его новая пассия, он однозначно ответил: "Незабудка!".
Я, признаться, слегка обалдел от столь поэтичных определений. Решил было, Мишенций переутомился. Но нет! Вот сейчас смотрю на тебя и вижу - старик еще в здравом уме, раз сумел подобрать такое точное слово. Я то уж точно тебя не забуду.
- Стоит ли утруждаться? - усмехнулась я.
- А вот и я над этим же думаю, - с готовностью подхватил Женя. - С одной стороны, страшно хочется тебя погубить, но.., - он состроил какую-то мало понятную мне гримасу и вновь расплылся в улыбке.
- Вообще-то я приехала сюда с Мишей, - осторожно начала я.
- Но ведь это не значит, что и уедешь ты тоже с ним, - засмеялся Женя.
- На сколько я понимаю, вы друзья, - я уже не знала, что сказать, опасаясь быть слишком резкой, а вдруг он один из "нужных" людей.
- Да, а друзья должны делиться, - продолжал блестеть глазами развеселившийся Женя. С него слетела его какая-то барская лень, движения стали верными, решительными, и весь он устремился в новую увлекательную для него игру.
- Ой! Засмущалась! - расхохотался он. -Брось, Катюша! Я же знаю, что вы спите в разных комнатах, а значит никому дорогу я не перейду.
- Интересная логика, - я начала выходить из себя.
- Послушай меня, - он резко придвинул свое кресло ко мне, - Я буду любить тебя очень, очень сильно. Как в кино! - горячо заговорил он и тут же ухмыльнулся, - Хотя и недолго. Прости, надолго меня не хватит. Уж больно много во мне страсти. Все взрывается и бах! Уже ничего нет. Но это того стоит. И потом мы всегда сможем остаться друзьями...
- Я польщена, - сквозь зубы ответила я, - но не заинтересована в столь щедром предложении.
Вращаясь в этом кругу, я уже и забыла, что бывают нормальные люди, и теперь все обычное, не вызывающее во мне хоть сколько-нибудь негативных эмоций, казалось мне пределом совершенства. Рома принял меня за свою. Никто не разглядывал меня, не пытался подколоть.
Да и что во мне такового особенного? Вот особенной мне как раз и не хотелось быть. Особенным был Боренька, а я существовала при нем, тихая и незаметная. Когда мы на несколько минут остались вдвоем на крыльце дома, и над нами сомкнулась звенящая тишина загородного летнего вечера, он снова стал благодарить меня за стихи.
- Ты знаешь, они из таких, которые нужно перечитывать, чтобы вникнуть в суть, - задумчиво говорил он. - Нет, правда! Просто здорово!
Бог мой! Знал бы он, чем для меня были эти слова! Неужели он еще и перечитывал мои бредни? Неужели я смогла сделать что-то, за что он так искренне благодарит меня? А ведь это ничего не стоило мне! Я только позволила всему несказанному, непозволительно откровенному оказаться на бумаге, приобретя более приличную форму - поэзии символизма.
На следующий день мы встретились в "Трюме" за обедом. Боренька был задумчив, неразговорчив. Я боялась спросить в чем дело, но все выяснилось само собой.
- Скоро осень, - вдруг протянул Боря. - Ты пойдешь учиться и, наверное меня бросишь...
- Почему? - трудно себе представить, в какое состояние повергло меня это замечание. Дело даже не в том, что я никогда не смогла бы бросить Бореньку и мне были странны такие предположения, но ведь я еще и не думала о том, какие между нами отношения. Каждая встреча была для меня первой и единственной, неповторимой. Я жила одним днем. Мое вчера умерло, а завтра вообще не существовало. И вдруг Боренька как будто пролил свет, заставил меня у самой себя поинтересоваться - а как собственно я к нему отношусь... На поверхности сердца лежала восторженная благодарность, далее следовали безграничные просторы нежности, еще глубже жило страстное желание его счастья, пускай даже в ущерб целому миру, а на дно я побоялась заглядывать. Я сама себе не верила, я сама себя испугалась. Видимо, в то мгновение мое прежнее "я" на секундочку вернулось, и я не узнала себя. Но это был всего лишь миг, а моя любовь была вечностью...
А уже завтра мы поехали на День рождения к Боренькиной подруге. Я почти никого не знала из собравшейся компании. Безусловно, я была там чужой. Но меня это нисколько не смущало. Мне хотелось залезть в какой-нибудь уголок и понаблюдать. Все это было так не похоже на привычные мне собрания. Там меня бы обязательно заставили петь, говорить затейливые тосты, не интересуясь моим желанием. Половина аудитории осталась бы явно недовольна тем, что моя скромная персона оказалась в центре, и потом всячески пыталась бы затмить мой минутный триумф. Как будто бы мне очень хочется выставляться перед ними! Петь... Конечно же, когда веселая компания, подогрев хорошее настроение алкоголем, берется за гитару и образует нестройный хор, они лишь множат свои радости, они поют горлом, не душой. Я никогда не умела петь так. Я не могла петь просто. И это страшно портило мне жизнь, потому что у меня силой вырывали кусочки моего сердца, заставляя петь там, где требовалось совсем другое, радужное исполнение. Хотя однажды получилось по-настоящему здорово. Миша отмечал защиту диссертации. Конечно же, я не могла пропустить такой праздник. В тот вечер он казался мне живым, настоящим. Я с удивлением ловила блеск его неправдоподобно черных глаз, сверкающую счастливую улыбку. Он как будто помолодел лет на десять и теперь, как мальчик, порхал от приятеля к приятелю, ни на секунду не отпуская мой взгляд. Лишь под утро мы остались наедине и тогда, видимо, не желая расставаться с воздушной легкостью, наполнявшей его, он показал мне свое сокровище - кусочек своей юности. Я еще никогда не слышала, чтобы кто-то так пел, так играл на гитаре! Тем более Миша, мрачный, холодный, циничный. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я влюбилась, ведь я еще не знала, что такое любовь. С тех пор я никогда не отказывала ему, если он просил меня спеть, и что бы я ни пела среди его отвратительных друзей, я пела только для него. Я знала, он понимает, что это такое, и мне больше было не жаль отдавать свои чувства в никуда.
Боренькины друзья не вертелись вокруг какого-нибудь лидера. Я видела, что всех их многое объединяет, что они близки, но при этом они не связаны друг с другом, они свободны, и поэтому в их отношениях напрочь отсутствует что-нибудь рассудочное. Только теплые чувства, больше ничего. Наверное, в этом и крылась причина той удивительной легкости, озаряющей их общение. Им просто было хорошо вместе, и больше ничто не имело значения. Я весь вечер инстинктивно жалась к Бореньке, не отставая от него ни на шаг. Даже в лифт я без него ни за что не садилась. Наверное, все это выглядело страшно глупо, если не неприлично. Но не могла же я остаться в чужой стране без единой родной души? Уже ночью Боренька привез меня домой, и в темноте спящего подъезда произошло странное - он поцеловал меня. Я не так уж много выпила в тот вечер, но так голова у меня еще никогда не кружилась. Конечно, все это можно было предвидеть, и ничего сверхъестественного в этом не было, но я уже давно разучилась думать. Мое сознание было занято чувствами, которые я даже была не в состоянии определить по причине отсутствия хоть какой-нибудь мозговой деятельности. В совершенно невменяемом состоянии я, наконец, вошла в квартиру и тут же натолкнулась на маму. -У тебя вообще голова есть? Почему ты не подходишь к трубке? - она изо всех сил пыталась изобразить строгость, но в ее глазах я ясно видела изумление.
- Я не слышала, наверное. Мы же были в гостях, - не хотя оправдывалась я. Надо же! Именно сейчас, когда мне нужно остаться одной, когда мне так хорошо и так странно, меня начинают дергать глупыми вопросами.
- Катя! Я что-то не очень понимаю твое поведение, - меня, видимо решили не оставлять в покое. - То тебя из дома не выгонишь, то тебя вообще никогда нет. Целыми днями названивает Миша. Что я, по-твоему, должна ему говорить?
- Как что? - искренно удивилась я. - Правду! А почему ты собственно должна перед ним отчитываться?
- Ты не слишком много на себя берешь? - перебила меня мама. - Очень скоро ему это надоест. И звонить начнешь уже ты.
- Мама! - ее слова резали мне слух. Ну надо же нести такую чушь! Да еще так не кстати . - Я же говорила, что мне почти безразлично, звонит он или не звонит. Между нами ничего не было, нет, и уже не будет!
- Вот как? - ее глаза уже переполнились удивлением, но вдруг она изменилась в лице. -А почему ты так поздно?
- Я же говорила, что Боренька везет меня в гости, - я чувствовала, что вот-вот взорвусь.
- Ах, Боренька! Очень мило, - мама явно задумалась. - Я почти уверена, что мысли ее были настроены против Бори, но она ни за что бы не призналась. После смерти Гриши, моего брата, она всегда разговаривала со мной с опаской, пряча глаза и осекаясь на полуслове. Мне оставалось только догадываться об ее истинном отношении к тем или иным вещам, но, признаться, я не очень то утруждалась. Меня не трогала, не лезли ко мне в душу, и это было главным для меня. Я дрожала над своим заполученным уединением и боялась утратить его, зайдя на чужую территорию. И конечно же в ту ночь я ни на секундочку не задумалась над тем, как выглядят со стороны столь разительные перемены в моей жизни. Это было мне неинтересно, неважно.
Время то летело с невероятной скоростью, то как будто стояло на месте. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как от меня ускользнул горячий июль, и вот я уже неслась куда-то, пытаясь ухватиться за грустнеющий август. Боренька заезжал за мной на работу все раньше и раньше, и я радовалась, что предусмотрительно не подписала трудовой договор, и единственное, что грозило мне за мою непростительную халатность были косые взгляды начальства и обиженно поджатые губы Тани. В ту пятницу Таня взяла отгул - ее крестнику исполнялось два года, директора еще в четверг с жаром принялись отмечать конец недели, и я без зазрения совести села в Боренькину машину уже в начале четвертого.
- Куда мы отправимся сегодня? - весело спросил Боря. Он все еще надеялся услышать от меня хоть сколько-нибудь внятное предложение.
- Как скажешь! Кто у нас главный? - уже по привычке ответила я. Боренька задумался, дав мне возможность на несколько минут зависнуть на кончике собственного воображения.
- Ну что ты все смеешься? Надо мной? - он вывел меня из оцепенения.
- Нет! Что ты! - я не могла справиться со своей полоумной улыбкой, которая то и дело вылезала на мое лицо.
- Катя! - Боря завел машину. - А тебе вообще интересно со мной?
Я оторопела. Я была готова к чему угодно, только не к таким вопросам. Он что, не знает, кто он такой? Двадцать четыре года подряд, день изо дня, он просыпается, видит себя в зеркале, ни на секундочку не расстается с собой... И после всего этого он может задавать такие вопросы?
- Боренька! Ну, наверное, если я еду в твоей машине, сижу здесь рядом с тобой, это значит, что мне скучно, тоскливо, и ты меня утомил. -Ну, может быть, тебе просто неудобно послать меня подальше, - смутился Боря.
- Если ты будешь спрашивать меня о таких очевидных вещах, то наверняка и вправду мне надоешь. Мне уже самой захотелось поинтересоваться, не надоела ли я тебе, - борясь с приступом идиотского смеха, говорила я. В ответ Боря наклонился надо мной и поцеловал. Я выпила уже целую банку джина с тоником, но только теперь почувствовала, как я захмелела. И только где-то в уголке сознания стучало, что мы вообще-то на шоссе, стоим на светофоре, и все это, как минимум, глупо.
Но в конце концов, зачем человеку разум, если нельзя делать глупости?
- Мы не разобьемся? - как можно тише спросила я.
- Ни за что, - прошептал Боря, не отрываясь от меня. - Я так долго искал тебя, Катя... Мне так хорошо с тобой.., - после таких слов я была готова и разбиться. Все куда-то поплыло, сердце вдруг исчезло, и только в висках отдавался его жуткий неритмичный гул.
- Ну надо же! - вдруг отпрянул Боря. -Ты даже когда целуешься, улыбаешься! О чем ты думаешь?
- Ни о чем, - искренне ответила я. Он нажал на газ, машина тронулась, и его рука вновь скользнула к моей.
- Так не бывает.
- Бывает... Просто у меня позитивное восприятие мира. А куда мы едем?
- В Летний сад. Ты не против?
- Конечно, нет!
И скоро мы, как школьники, приютились на лавочке в глубине парка, скрываясь за шелестящей листвой. Так странно. Мне почему-то хотелось хоть на несколько мгновений остаться одной, прийти в себя, стряхнуть нахлынувший на меня туман. Но не могла же я сбежать от него!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10