Однако произношение крысы было ужасным.— Чего надо? — спросила крыса.— Я ищу моего брата Чаквоха.— Чего ради?— Чтобы стать рабыней Чаквоха.— У нас нет рабынь, только добровольные помощницы.— Да, но пусть лучше меня поправляет сам Чаквох.— Тогда пошли.Крыса лизнула дверь, и та со скрипом отворилась. За ней оказался безлюдный вестибюль. В углах высились кипы старых бумаг, занавешенных пыльной паутиной. Все кругом, в том числе бумаги, было надежно защищено от гниения слоем позолоты. Позолота была и на длинной лестнице, на разбитых плитках.Маристар пошла по ступенькам. На каждой площадке она обнаруживала запертые наглухо двери. У некоторых деревянные филенки растрескались, широкие щели позволяли заглянуть в непроницаемую мглу. В конце концов она решила, что добралась до чердака. Двери там не оказалось, лестница привела в запущенную комнату. В ней из мебели были только деревянный стул и лампа, которую держала статуя из ржавого железа, изображавшая змею с женскими головой и руками.— Чего тебе надобно, сестра? — спросила статуя.— Повидать моего брата Чаквоха.— Чаквох принимает ванну. Придется тебе подождать.— Спасибо, сестра. — Маристар села на неудобный стул и сложила руки на коленях. Кинжал покоился в ложбинке на груди.Истек час. Вдалеке колокол возвестил полночь. Он обладал человеческим голосом, и все двенадцать дымовых труб откликнулись, произнеся по зловещему слову. Маристар удалось различить слова “пагуба”, “отчаяние”, “ненависть”, “ложь”, “удушение”. Остальные слова прозвучали совсем невнятно. С улиц доносились пронзительные крики и рычание, глупый смех и злобное хихиканье, а иногда — лязг мечей и вопли умирающих. Наконец Маристар встала.— Чего тебе надобно, сестра? — повторила женщина-змея.— Можно ли теперь пройти к моему брату Чаквоху?Помедлив, статуя ответила:— Да, ступай.В тот же миг в стене появилось отверстие — неровная брешь. Но каждую трещинку, каждый крошечный выступ излома украшала жемчужина или топаз.За отверстием Маристар увидела лестницу, ведущую в невообразимую глубь, подобно тому как первая лестница вела в невообразимую высь. Но Маристар отважно ступила на нее.Наконец она добралась до нижней ступеньки и поняла, что находится над огромной клоакой, заполненной темной водой. Вода растекалась в разные стороны по широкому главному и узким боковым руслам. Наверное, они протянулись под всем городом. Вода была подернута зеленоватой ряской, чье свечение и озаряло это место. Под лестницей в главный канал вдавалась платформа; как только Маристар ступила на нее, из бокового канала выплыло странное существо. Оно быстро двигалось к Маристар и вдруг, схватившись за край платформы, наполовину вынырнуло. Разумеется, это был не кто иной, как Чаквох. Он еще не совсем утратил человеческий облик, но тело уже приняло самые худшие черты точившей его болезни. Оно покрылось жесткой чешуей. Чаквох необратимо и, похоже, час от часу все быстрее уподоблялся крокодилу. Только руки и бледное лицо с ярко-красными глазами больше смахивали на крысиные.— Сестра, ты должна меня извинить, — прошептал он. — Увы, только здесь мое несчастное тело находит уют.Он ощупал девушку взглядом крысиных глаз. Маленькая цепкая пятерня легла ей на ногу. Маристар не дрогнула.— Сестра, — прошипело чудовище. — Очаровательная сестра, что тебя сюда привело?— Я пришла назвать имена предателей, которым недавно удалось от тебя сбежать.— Ах вот оно что! — воскликнул Чаквох и ухмыльнулся. Выглядело это поистине жутко. — Погоди! Мое стило. — Он выдернул из-за уха длиннющее перо — казалось, оно доставало до потолка. — Чернила! — Он воткнул перо себе в руку, и тут зашипела, запузырилась темная кровь. Он писал в воздухе, и кровавые буквы смердели и сочились ядом.— Имена предателей…»— Даю слово, они умрут в муках, — сказал он. Маристар наклонилась к Чаквоху и нанесла удар в верхнюю часть груди, еще не заросшую чешуей. Клинок дошел до сердца. Чаквох пискнул — скорее, это напоминало свист. Он конвульсивно приподнялся над платформой и рухнул на бок.Кровь, хлеставшая из раны, была не такого цвета, как слова. Черная. И там, куда падали капли, дымилась платформа.— Ты меня убила! — сказал Чаквох.— Да, — подтвердила Маристар.— Теперь ты и в самом деле моя рабыня. И с этими словами он испустил дух.Маристар с презрением пнула мертвеца и выбросила из головы зловещее заявление чудовища. Отвернувшись, она застыла в спокойном ожидании кары.Очень скоро вокруг поднялись рев и вой. Город почуял смерть колдуна. Полчища крыс взяли Маристар в кольцо, прожигали ее ненавидящими взглядами. Вот-вот они разорвут ее в клочья… Девушка приготовилась достойно встретить смерть.Но тут появились люди. Мужчины, затем женщины. С факелами в руках они сбегали вниз по лестнице. Плакали. Визжали. Маристар схватили за руки.— К богине! — кричали они. — Мы отдадим тебя богине!— Я не буду сопротивляться, — сказала Маристар. — Я сделала то, для чего пришла. Зверь мертв.Но ее не слушали. Ее повлекли в зловещую мглу. Ее били, царапали, оплевывали, проклинали и заклинали. Потом ее бросили в темницу, в подземелье под толщей вод, где было чернее, чем в безлунной ночи.Перед рассветом во мраке раздался голос, и Маристар узнала свой приговор. Как уже было обещано, ее ждала встреча с богиней.Но глаза Маристар смотрели вдаль. В ночи сияла ее белая кожа. Она ничего не сказала. Она сделала то, ради чего пришла.На закате ее отвели в храм, где равные поклонялись новой богине. Это был амфитеатр, на его ярусах под открытым небом сидели многие тысячи равных, ни одно место не пустовало. В центре арены возвышалась платформа, а на ней — два столба. Между ними привязали Маристар, да так крепко, что она не могла ни охнуть, ни вздохнуть. Затем гвардейцы, втащившие ее на помост, отошли к ограждению арены. Загремели барабаны, заревели рога, прихожане захлопали и закаркали, пробуждая богиню Разума, моля ее явиться и принять жертву — злодейку, которая посмела поднять руку на святейшего из сыновей города. Небо померкло, близилась ночь.— Как она узнает, что богиня близко? — спросил гвардеец в праздном разговоре с приятелем, когда Маристар везли в колеснице.— По тени и шелесту крыл, — со смешком ответил другой. — А потом — по удару острого клюва.Пока Маристар ехала к амфитеатру, горожане выли, потрясали кулаками и проклинали ее. Судя по жестам, они бы с радостью растерзали ее в клочья. Но она предназначалась в жертву богине и потому не получила ни царапины. Некоторые горожане распевали и плясали вокруг колесницы и описывали, как Маристар умрет, когда клюв богини Разума вонзится в ее плоть. Дети, собравшиеся по обе стороны дороги, ели конфеты из жженого сахара. Кое-где уличные торговцы продавали свиную кровь, в нее макали разные цветы, чтобы придать им правильный цвет.Но и тогда, и теперь, в амфитеатре под открытым небом, Маристар ничуть не испугалась.Она молча стояла между столбами. Взгляд был устремлен вдаль.— Я — меч. Сломайте меня. Я согласна. Да восторжествует чистота! Зверь мертв. Я не просто жертва безумцев. Я мученица, искупающая грехи целого мира.Но в этот момент зоркие очи Маристар заметили в толпе высокого мужчину в белом, и она поняла, что уже видела его раза два, а то и три. Кто это? Он что, следовал за нею с Севера? Чтобы спасти? Нет, о спасении нечего и мечтать.В небесной жаровне погасли последние угольки. Небо окрасилось в черное. По амфитеатру заметался яростный ветер, играя в одежде и волосах, гремя цепями Маристар.— Богиня! Пусть явится богиня! Богиня Разума!Толпа стенала и ревела. На Маристар упала черная, как морская пучина, тень, и девушка услышала шелест крыльев. Ее пронзила холодная боль, но она поняла, что это всего лишь порыв воздуха. Цепи спали, Маристар обнаружила, что она в небе, в крепких мужских объятиях. Этот человек был выше всех, кого ей доводилось встречать на своем веку, — настоящий великан. Его светлые кудри развевались, раскинутые белые крылья поднимались и опускались, как лебединые, и он нес ее все выше, выше…— Ты спасаешь меня? — спросила Маристар.— Можно и так сказать, — вежливо ответил тот.— Куда мы летим?О Вольном Севере девушка не заговаривала, она знала, что ее уносит ангел смерти.— Ты повидала город под названием Ад-на-Земле, — сказал ангел, поднимая ее все выше и выше на лебединых крыльях, так высоко, что солнце почти скрылось из виду далеко внизу, превратилось в тускло мерцающий светильник. — Тебе следует посмотреть и на другой земной город.Они описали громадный круг. Отброшенная, точно камень, вращалась ночь. Снова расцвело солнце.Внизу, среди зеленых летних лугов, лежал город с сияющими крышами и куполами, и серебряная река делила его надвое. Ангел произнес священное заклинание и обернулся белым голубем, а Маристар — жемчужно-серой голубкой. Они вместе опускались к сияющему городу, и в сердце провидицы, голубки, красавицы созрела догадка: “Это дело моих рук. Доброта восторжествовала. Вот что ждет землю”.На лугах девушки рвали цветы, резвились овцы, солнце окрашивало их в цвета янтаря и роз. Квадратные овечьи зубы мирно щипали траву. Деревья были украшены бумажными розетками… Даже пугала в огородах щеголяли гирляндами. У распахнутых настежь городских ворот отважные молодые люди в мундирах и при многочисленных наградах вежливо отдавали честь входящим и выходящим. Все женщины были красавицы, все мужчины им под стать. На лицах — непоколебимое спокойствие и оптимизм. Занимаясь делами или прогуливаясь, они распевали нежные и веселые песни. Через ворота прошла женщина с ношей, вдогонку бросился мужчина — предложить помощь. Споткнулся и упал малыш, к нему поспешили десятки взрослых. В хлебную лавку вошел голодный и получил горячий каравай. За это у него не потребовали ни гроша. Девушка охотно отдала серебряное кольцо за маргаритку.Здания хранили следы разрушений — видимо, гармонии предшествовала война. Но каменщики деловито укладывали кирпичи, а те отверстия, до которых у них не дошли руки, были прикрыты растениями в горшках, клетками с птицами и вручную сшитыми знаменами. Так что увечья не бросались в глаза.На оживленной улице виднелась мастерская скульптора, рядом с ней были выставлены изваяния живых и усопших знаменитостей. Очень немногие статуи слепили с покойников, и везде облик человека был передан без малейшей фальши. Вверх и вниз по течению сверкающей реки мирно скользили парусные суда. На мостах стояли золотые львы, а изображения деспотов исчезли без следа. Золото отражалось в зеркальной водной глади. На каждой статуе читалась надпись: “Давайте все мы будем львами». Где-то печально и нежно звонил колокол.Маристар отстала от ангела, зависла в воздухе и увидела вьющуюся по берегу реки большую процессию: девушки в белом, торжественно-суровые музыканты, курящиеся благовония, зеленые венки. Все громче звучала траурная музыка, а по обе стороны процессии на тротуарах смотрели и плакали мужчины и женщины. Похороны? Кто же умер?— Тот, кто нас любил, кто о нас заботился… Голубка Маристар снизилась и увидела в середине процессии носилки, а на них — кресло, а в нем сидел в позе спящего мужчина с печатью благородства, грусти и смерти на лице. Разделяя скорбь многотысячной толпы, Маристар последовала за носилками.И вдруг в этой толпе она увидела знакомого горбуна. На задранном плече сверкали, точно алмазы, слезы шествующего рядом. А чуть поодаль шагал одноглазый, на его повязке было написано: “С радостью отдал за мою страну”. На крышах белели стаи голубей, сыпались окропленные вином белые гиацинты. Дети прижимали к губам белые носовые платки, целовали вышитый на них образ незабвенного покойника. Даже воры и душегубы смотрели из переулков на кортеж и обливались слезами.— Он нас простил. Он знал, это бедность толкнула нас на преступления. Он был нашим братом, нашим господином.— Чаквох! — кричали они, и слезы, точно реки, лились из их глаз.— Это он? — спросила Маристар. — Я не ослышалась?— Да, — ответил ангел. — Он — тоже. Вспомни, он писал кровью своего сердца и не ведал сомнений.Процессия скрылась из виду, и Маристар обнаружила, что парит над эшафотом. С него сняли ее труп и унесли хоронить.— Богиня, — вспомнила Маристар. — Та, которой все поклоняются. Кто она?— Снова ты ослышалась, — сказал ангел. — Не богиней Разума зовут ее, а Разящей богиней. Во всяком случае, такое толкование ближе всего к истине.Маристар опустила глаза, огляделась. И поняла, что она уже не красива, не чиста, не нормальна — уродливый, сморщенный труп дикого зверя.— Если это так, то в чем же истина? — спросила она.— Истину каждый видит по-своему. Город стремится к одной правде, и она ему кажется тем, что я тебе сейчас показал. В глазах же тех, кто боится и ненавидит завоевателей, это мерзкие, чудовищные злодеяния. Ты сама через это прошла. И поступала исходя из того, что видела.Маристар обернулась и заметила летящего к ним человека. Это был Чаквох. Не благородный красавец и не чешуйчатая красноглазая крыса-крокодил. Всего лишь человек, утомленный трудами и борьбой с врагами. Он глянул на Маристар и пролетел мимо. Он держал путь в дальнюю страну, и она была не просто небом.— Сдается мне, я должна лететь следом, служить ему, — сказала Маристар. — Я права?— Ты отняла у него жизнь.— Да, но ведь он посвятил ее не самым благим делам.— Это его ошибка. А твоя — в том, что ты посягнула на чужое. Теперь ты перед ним в долгу.— Значит, я буду его рабыней, а он — моим господином?— Ты будешь видеть его глазами горожан. Забудь слова “раб”, “господин”, “колдун», забудь носимые людьми маски. Ступай и попробуй увидеть истину, хотя эта задача никогда не бывает легкой.И тогда Маристар перестала глядеть вдаль. Она посмотрела на Чаквоха и полетела вслед. По пути она думала о том, что он писал кровью своего сердца, и о том, что говорил.— Они умрут в муках.— Нет.— Они или мы умрем в муках. Сколько же раз ее обманывали зрение и слух? Маристар оглянулась и увидела — или ей почудилось?
1 2 3