Он подчерк- нуто смотрел, в сторону, я решил, что он бежит из СГ. Черт с ним. Это не мое дело.
В "Боинге" место оказалось у иллюминатора аварийного люка. а панели экран телемонитора, гнезда наушников, кнопки вызова
и прочее. Попутчики - делегация хозяйственников, летевшая на выс- тавку в Брюссель. По телику давали боевик и я свободно разбирал
американские фразы английского языка.
Самолет начал разбег и, стыдно признаться, у меня сжалось
сердце. Каждый раз перед полетом в ушах звучит эта фраза: "а пятидесятой секунде после взлета..." - на этом месте она каждый раз обрывается, но и без продолжения ясно, что ничего хорошего на этой секунде не произошло. Просто двадцать лет назад, когда я выле- тал из Мурманска в отпуск по поощрению, ТУ-104 почему-то не смог набрать высоту, зацепился хвостовым оперением за сопку и шмякнул- ся в замерзшее озеро. При этом хвост с шестью пассажирами отва
лился, остальные уцелели. А пятидесятая секунда до сих пор иногда приходит в ночных кошмарах.
Взлетели, попоили, покормили, посадили в Брюсселе.
В аэропорту подошел Мохов:
- Запоминайте. В Лос-Анджелесе телефон 367-97-78, спросите
Майкла. Скажете, что клиент на фифти-фифти не согласен, минимум. пятьдесят три. Он ответит: "Пригласите клиента в бар "Три ангела" в такое-то время. Встреча в "Парадизе" через час. после Вашего звон- ка. Ваше фото у них есть. И от себя добавил, - Привет, гражда- нин начальник. - Закурил сигарету и исчез.
Через двадцать минут пригласили к продолжению полета. Теперь
уже до ью-Йорка. Места соотечественников занимают три молодень
кие девушки, тройняшки лет восемнадцати. Одеты совершенно оди
наково в прозрачные кофточки и облегающие миниюбки фасона "Пре- зерватив". Различались только цветом: розовая, голубая и желтова- тая.
В двадцать два пятнадцать по среднеевропейскому - взлетели.
Прошла пятидесятая секунда и я обратился к монитору, нацепив на- ушники. Шла реклама, я с удовольствием ощущал свободу восприя
тия чужого языка. ет у моего педагога не только ляжки были в по- рядке!
Разнесли коктейли, потом легкий ужин в фирменных упаковках.
Пошел фильм о заповедниках и национальных парках. Потом "Про- делки Эммануэль". Девушки задернули купе от прохода и вроде ук- ладываются спать. Устали, наверное.
а экране тем временем Эммануэль под своим пледом добирает
ся пальцами до клитора, начинает его поглаживать и разминать, и
сосед кладет на ее руку свою ладонь. Купе у нас точно, как в филь- ме. Даже пледы такие же. Хозяевам не откажешь в юморе!
Моя розовая соседка, проглотив свой коктейль, сразу уснула и
чуть погодя уложила мне свою голову, на плечо. Я убрал осторожно, чтобы не разбудить, подлокотник, передвинулся и она положила го- лову на грудь, а потом, уложив ладони под щечку, оказалась в опас- ной близости от эпицентра возможных событий, фаллос, естествен
но, реагирует однозначно и по теории отражения, вызывает огонь
на себя. Этот огонь приводит ее пальчики в движение и они, пошевелившись, обхватывают сквозь брюки его бревенчатое тело. Я пере
вожу пальчики к замочку гульфика и, девушка, вздохнув во сне,
раскрывает мои брюки, опускает резинку трусиков под мошонку,
достает мою горячую, головку и погружает ее в свои оранжевые губки на розовый язычок.
Ее голова согласно повторяет движения головы Эммануэль на эк
ране. А язык - верх - вниз, вверх - вниз и кругами, и кругами,
а потом вдоль до яичек и обратно и пальчиками еще... Мне так хо- рошо сделалось, что не стал я сдерживаться и выдал ей тугую струю в самое горло. Она ее ничуть не испугалась, а проглотила с удоволь- ствием, откинулась на спинку кресла и сказала чистым голосом:
- Все! Я его трахнула!
Ее сестрички, как оказалось, вовсе и не спали, сбросили свои пле- ды на пол, трусики туда же, а юбочки задраны до пупков, и гладят они себя между ножек и улыбаются. И, чувствую я, что фаллос вовсе и не разрядился, а совсем напротив, еще ему хочется. Тогда я гово- рю второй желтоватой соседке:
- Это надо делать не так.
- А как?
Перевел я ее за руку к себе на колени лицом к носу. ожками
она сама на кресло забралась. нанизалась на мое великолепие и по- неслась по дороге Радостных Совокуплений быстрее "Боинга". Дос- таю ее горячие груди, посасываю соски, слежу за соседками. Они
времени зря не теряют, тоже грудочки друг другу целуют и между
ножками копошатся. Моя желтоватая допрыгалась до оргазма, при
жалась грудью к моему носу, а голубоватая нетерпеливо говорит:
- Проводите меня, пожалуйста, в туалетную комнату. - Сни
маю желтоватую с колен, застегиваю молнию, иду следом за голубо- ватой. Она задиком под миниюбочкой шевелит, а ноги у нее длинные, как, у цапли на взлете.
Сворачивает в душевую, становится на обтянутую кожей скаме
ечку и ждет. Я спускаю ее трусики и вхожу, правда уже без преж
него рвения. о работаю. Чувствую, девочка при последнем издыха
нии, а разрешится никак не может. Тут кто-то из-за спины говорит:
- Мойра только в попку кончает. - Что ж не предупредили?
Я ее влагой между булочек смазал, поставил влажный член как надо и поехал. Она скоро заверещала на каком-то языке и ослабла насов- сем. Усадили мы ее на другую скамеечку, а розовая уже в стойке за- дом шевелит. Вдул и ей. А желтая подняла свою одежду и лобком
меня взад толкает, чтоб я, значит, еще шибче. Голубая пришла в се- бя, грудками к боку прижимается, а член пальцами у корня схватила и крутит его вокруг оси. Кайф пошел сплошным потоком. Розовая
кончила, желтая выхватила член у голубой и глубоко в рот себе...
И в этот момент трахнуло так, что погас свет и меня укусили
очень больно.
Сначала я даже не сообразил, что это могло быть. о, когда рез
ко упало давление и хлынула волна холода, я понял, что дело плохо, Быстро на место!
В салоне, аварийный тусклый свет. Кто-то кричит, стоны. а пе
редних местах - кровь. В борту дыра около метра в диаметре... е
знаю, что там у них повреждено, но думаю, что с десяти тысяч мет- ров... минут десять в запасе есть. "Все-таки вляпался я с этим чер- товым "Аэрофлотом", Хотя ведь это "Пан-Америкен". Звенит в ушах, холод собачий. .Добрались до своих мест. Раздал я с верхней полки девчонкам спасательные жилеты, помог надеть. а себя наце
пил. Соображаю: "Где бы это могло быть?" Как ни крути, на пятом часу полета - Бермудский треугольник!
- ичего,.- говорю девушкам, -- вода в океане теплая, нас
быстро спасут. - А сам-то знаю, что главная опасность - акулы.
Стало теплее, снижаемся. Все необходимое у меня в сумке, в плас- тиковом пакете. Быстро перебираю: документы, кредитная карточка, эректор с колечком, пусть будет, ампулы с "Антиакулином". а всех не хватит. езаметно одну прикрепляю к ноге. В морской воде он
начнет- растворяться и на сутки я обеспечен от акульей пасти. Пакет под сорочку и на шею. Можно приводняться. А самолет с нервным
снижением идет, моторы то загудят, то - ослабнут.
Заработало радио: "Вынужденная посадка на воду... жилеты... привязные ремни..." - Прохрипело и замолкло. За иллюминатором Полярная звезда точно на траверзе. В Америку, летим, мать Вашу... Осмотрел замки люка. Хорошо, что "Вовнутрь открываются", как в "Икарусе". Удар хвостом о воду, потом нос резко вниз. Что-то за- трещало. Удар такой, что едва голову не оторвало. Всплыли. Я за
рычажки дернул, люк в салбн вывалился, а за ним - вода. Я поток
пересилил, меня жилет, как За шиворот выдернул на поверхность,
я - к люку. Помог девушкам, еще кому-то... Волна меня подхвати
ла и по верхнему краю люка головой...
Солнце сверху жарят, вода меня качает,.ничего понять не могу.
В голове - боль. Вдали какие-то точки... Вспомнил...
Очнулся от смертельного крика. Полный штиль, океан, как стол
под голубой белесой скатертью. И эту скатерть режут плавники
акул. Еще крик. Еще. Косяк акул шел на меня, как "свинья" тев- тонских псов-рыцарей, обтекая, словно одиноко стоящее дерево.
"Антиакулин" действовал. о вдруг я увидел, как одна из акул, бе- шеная, наверное, успел подумать, отделилась, повернулась белым
животом и страшный удар потряс мою голову...
Кто-то объявил, что я умер. о безмолвия не было.
Очнулся в каюте старпома. Значит все в порядке. Что за кош
мары? А где же он сам? За окном, то есть за иллюминатором, те
мень, значит побудки не было... Проснулся днем, день такой серый, туманный, северный в общем. Тихо кругом. Черт возьми, Я же все
проспал, бычок мне врежет!.. ет... это не старпома каюта... это во- обще не наша каюта... И пахнет не по-нашему... Где я? Шевельнуть- ся не могу...
Маришка бежит по траве босиком и кричит: "Папа, папочка! а
меня козел напал!" А жена говорит: "Я твою блядь рыжую кисло- той оболью!" А как выглядит,- не помню. Где я?
- Просыпайся, просыпайся.., ничего придуриваться1 - прогово
рил кто-то из верхнего угла.
Я не поверил своим глазам: под потолком в крупной ячеистой
авоське висела большая седая человеческая голова с обнаженным ту- ловищем без ног и без рук с жалким пенисом, которые свешивался
в ячейку.
Голова что-то говорила, но, охваченный ужасом, я снова прова
лился в жирную темноту.
- у и здоров ты спать,
услышал через какое-то время,
давай знакомиться, вижу, что слышишь... не отворачивайся.
- Кто ты?
- Зови Дейвом и спрашивай, кем я был?
- Кем ты был? - сознание удерживалось с трудом, в нем да
же не было любопытства.
-Был я штурманом на "летающей крепости".
- Где мы?
- Считай, что я почесал затылок, - голова улыбнулась мне,
а я не смог заставить себя хотя бы мгновение выдержать его улыб- чивый взгляд. - Я и сам не знаю. Чертовщина здесь какая-то...
- Давно ты здесь? - сознание по-немногу становилось устой
чивым.
- С Корейской войны. Шли уже домой...
- Сорок лет?
- е знаю. Шли в орфолк, да не дошли... Очнулся с раздав
ленными руками и ногами.
- Это Бермуды?
- Я же сказал: не знаю! Думаю - здесь впуклость земли..
- Как это?
- А так... Есть выпуклость, есть вогнутость, а сеть, значит, и
впуклость. -В голове снова пополз туман. Сквозь тюки шерсти го
лос Дейва доносился еле-еле.
- Здесь полно. чертовщины. Ветер - ни зюйд-веста, ни норд
оста, только вверх и вниз. очью - вверх, днем - вниз! Вон, смот- ри, пальмы растут, как веники. и зимы, ни лета - одна погода все время. Дождей нет, только туман все время.
- Ладно, Черт с ним. Отлежусь и дальше... Мне в ью-Йорк...
- Ты что, ничего не понял? Где же это ты видел, чтобы с впук
лости пароходы плавали или самолеты летали?
- А как же?..
- А так же! Я тебе что талдычу? Отсюда никто никогда не уп
лывал и не улетал. Да и сюда только жмурики, да мы с тобой. Был, правда, один еще. Давно уже... о пожил часок и... скис! Пароходы со жмуриками, лодки, плоты. едавно яхту принесло, людей нет, а
запасов полно... Куда они делись? а поверхности земли это может
быть? Консервов всяких, питья, курева здесь - залейся!
- А кто меня -сюда принес, кто живет тут?
Этого я тоже не знаю. Здесь все перепутано. Вроде первобыт
ные, а из автоматов стреляют... А ходят с копьями. Жрут все, что жуется, море приносит, плоды круглый год, коренья, а то и друг
друга... Сам увидишь.
. - А тебя почему не съели?
- Я у них производитель, свежая кровь была... Да теперь, вид
но, и мне крышка.
- Почему?
_ Сожрут они меня. Пол-острова - мои дети. Кровесмешение
идет.
- А что же их мужики!
- е могут!
- Так мы на острове импотентов!
- Считай, что так. Выродились, собаки!
"Интересные дела случаются в нашей сельской местности!" - подумал я. Разговор меня страшно утомил, мысли опять начали пу
таться.
Вечер. Дейв на месте.
- Проснулся? Тебя-то как зовут?
- Рэф.
- Ты откуда? .
- Я? С самолета. Они пожрать дают?
-- Посмотри на столе. И меня угости.
- Что это? - а столе четыре банки американской свиной ту
шенки и пара бутылок кока-колы. В желудке аж что-то завопило.
Ключик-открывашка. Банку я открыл, а встать к Дейву ае могу.
- Поешь сам. Мне потом.
Лопаю тушенку, а Дейв меня в курс вводит:
- Хотели тебя сразу сожрать, им консервы надоели. о хунта
сказали, что ты - свежая кровь, теперь меня сожрут, когда ты го- ворить по ихнему станешь. Пока оставили переводчиком.
- А на каком они говорят?
- а никаком! Слов-то всего штук пятьдесят. И ни одного ци
вилизованного, будто миллион лет оторвались...
- Может с Атлантиды? Или инопланетяне?..
- Уж больно дикие! И пятьдесят слов.
- Как у Эллочки-людоедки?
- У кого?
- Так. У одной знакомой.
- А-а.
- Чем же они занимаются?
- А ничем. Родят ребенка, пустят его кормиться, он и растет
сам по себе. Мужики у них слабаки. Правят бабы, хунта такая. Толь- ко не то, что законов, у них даже обычаев нет, сказок нет, песен. Памяти даже. Ссорятся все только, из-за жратвы, да еще бабы из-за меня. У них этот инстинкт остался - продолжить род. У мужиков
его нет. Те - только пожрать. А у баб ни стыда ни совести. Возбу- дят меня и давай тыкать. Я семя сброшу, тут же другой передают.
Вот, помню, публичный дом в Сеуле, какие девочки были! Пока она
ножки тебе раскроет, она и поблагодарит тебя за то, что ты ее вы- брал, и песенку споет, и за родителей твоих выпьет, и потанцует го- ленькой, и оближет... А здесь! Есть чем, тычат. А нет, сорвут банан, сдерут шкуру и давай...
- Будем думать, как отсюда смыться?
- Да мне-то зачем? У меня что, в цивилизации жизнь лучше бу
дет?
- А что- у тебя там никого нет?
- А если б и были? Сам говоришь - сорок лет! А здесь я - ве
личина! Вот только тебя мне не. надо. Давай я помогу, чем смогу, ты и уматывай. Ты только притворись, что языка совсем понять не мо- жешь. А потом меня опять на руках будут носить, а не держать в
кошолке! Так что жри и спи. Сил набирайся. Ох и накинутся они на тебя, бабы!
Я пощупал пакет с документами и успокоенный уснул..
а рассвете разбудили люди с копьями. Что-то поурчали. Дейв
говорит:
- Вставай. а работу зовут. Имей в виду, они тебе штук трид
цать выдадут, не усердствуй. Сделай двух-трех и падай замертво.
Они это понимают.
Снял спасательный жилет и пошел вслед за копьеносцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10