тут явно
секреты, не следует в них проникать без спроса. Он отвел свой ум, и
тогда-то землянин его заметил.
Спросонья Толстяк Уэлш всегда бывал не в духе. Он вскочил, зашарил
вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого.
- Ах ты, подлая обезьяна! - взревел он. - Чего шныряешь? Вздумал нас
прирезать?
Лъин взвизгнул и увернулся от удара, который расплющил бы его в
лепешку; непонятно, в чем он провинился, но безопаснее уйти. Физический
страх был ему незнаком, слишком много поколений жило и умерло, не нуждаясь
в этом чувстве. Но его ошеломило открытие, что пришельцы способны убить
мыслящее существо. Неужели на Земле жизнь ничего не стоит?
- Эй, брось! Прекрати! - Шум разбудил Тощего; Лъин мельком оглянулся:
Тощий сзади схватил Толстяка и не давал шевельнуть рукой. - Полегче,
слышишь! Что у вас тут?
Но Толстяк уже окончательно проснулся и остывал. Выпустил из рук
металлический брус, криво усмехнулся.
- Сам не знаю. Может, он ничего худого и не задумал, только я
проснулся - вижу, он сидит, пялит на меня глаза, а в руках железка, ну,
мне и показалось - он хочет перерезать мне глотку или вроде того. Я уже
очухался. Поди сюда, обезьяна, не бойся.
Тощий выпустил его и кивнул Лъину:
- Да-да, приятель, не уходи. У Толстяка свои заскоки насчет людей и
нелюдей, но в общем-то он добрый. Будь хорошей собачкой, и он не станет
пинать тебя ногами, даже за ухом почешет.
- Чушь! - Толстяк ухмылялся, добродушие вернулось к нему. Он понимал,
что Тощий острит, но не обижался. Марсияшки, обезьяны... ясно, они не
люди, с ними и разговор другой, ничего плохого тут нет. - Что ты притащил,
обезьяна? Опять картинки, в которых никакого смысла нету?
Лъин кивнул, подражая их жесту, означающему согласие, и протянул
свиток Тощему. Толстяк держится уже не враждебно, однако неясно, чего от
него ждать, а Тощему, видимо, интересно.
- Надеюсь, в картинках много смысла. Вот Нра - двадцать девятый, под
натрием.
- Периодическая таблица, - сказал Тощий Толстяку. - По крайней мере,
похоже. Дай-ка мне справочник. Гм-м. Под натрием, номер двадцать девять.
Натрий, калий, медь. Двадцать девятый, все правильно. Это оно и есть, Лин?
Глаза Лъина сверкали торжеством. Благодарение Великим!
- Да, это медь. Может быть, у вас найдется? Хотя бы один грамм?
- Пожалуйста, хоть тысячу граммов. По твоим понятиям, у нас ее до
отвала. Бери сколько угодно.
И тут вмешался Толстяк.
- Ясно, обезьяна, у нас есть медь, если это ты по ней хныкал. А чем
заплатишь?
- Заплатишь?
- Ясно. Что дашь в обмен? Мы помогаем тебе, а ты нам - справедливо?
Лъину это не приходило в голову, - но как будто справедливо. Только
что же он может им дать? И тут он понял, что у землянина на уме. За медь
ему, Лъину, придется работать: выкапывать и очищать радиоактивные
вещества, с таким трудом созданные в пору, когда строилось убежище;
вещества, дающие тепло и свет, нарочно преобразованные так, чтобы утолять
все нужды племени, которому предстояло жить в кратере. А потом работать
придется его сыновьям и сыновьям сыновей, добывать руду, выбиваться из сил
ради Земли, и за это им будут платить медью - в обрез, только-только чтобы
Земле хватало рудокопов. Мозг Толстяка снова захлестнули мечты о том
земном создании. И ради этого он готов обречь целый народ прозябать без
гордости, без надежд, без свершений. Непостижимо! На Земле так много людей
- для чего им обращать Лъина в раба?
И рабство - это еще не все. В конце концов Земля пресытится
радиоактивными материалами, либо, как ни велики запасы, они иссякнут - и
нечем будет поддерживать жизнь... так или иначе - впереди гибель. Лъин
содрогнулся: слишком страшный навязывают выбор.
Тощий опустил руку ему на плечо.
- Толстяк немного путает, Лин. Верно, Толстяк?
Пальцы Тощего сжимали что-то... "Оружие", - смутно понял Лъин. Второй
землянин поежился, но усмешка не сходила с его лица.
- Дурень ты, Тощий. Чокнутый. Может, ты и веришь в эту дребедень -
что все люди и нелюди равны, но не убьешь же ты меня из-за этого. А я
человек старых взглядов, я свою медь задаром не отдам.
Тощий вдруг тоже усмехнулся и спрятал оружие.
- Ну и не отдавай. Лин получит мою долю. Меди у нас вдосталь, без
некоторых вещей мы вполне обойдемся. И не забывай - четверть всего, что
есть на корабле, моя.
На это в мыслях Толстяка не нашлось ответа. Он подумал немного и
пожал плечами. Тощий прав: своему паю он хозяин. Ну и пусть...
- Ладно, воля твоя. Я тебе помогу раскопать, что у нас есть
подходящего. Может, взять ту проволоку, знаешь, в ларе в машинном
отделении?
Лъин молча смотрел, как они отперли небольшой ящик и стали там
рыться; половина его ума изучала механизмы и управление, вторая половина
ликовала: медь! И не какая-то горсточка, а столько, сколько он в силах
унести! Чистая медь, которую так легко превратить в съедобный купорос при
помощи кислот - он еще раньше их приготовил, когда пытался добыть медь
здесь, у себя. Через год кратер вновь будет полон жизни. Он оставит
триста, а может быть, и четыреста сыновей, и у них будут еще и еще
потомки!

Одна деталь схемы сцепления, которую он изучал, заставила Лъина
перенести центр тяжести на половину ума, занятую окружающими механизмами;
он потянул Тощего за штанину.
- Это... вот это... не годится, да?
- А? Да, тут что-то разладилось. Потому нас к тебе и занесло, друг. А
что?
- Тогда без радиоактивных. Я могу платить. Я исправлю. - На миг его
взяло сомнение. - Это ведь тоже значит платить, да?
Толстяк вытащил из ящика большой моток чудесной, душистой проволоки,
утер пот со лба и кивнул.
- Верно, это была бы плата, только ты эти штуки не тронь. Они и так
ни к черту не годятся, и, может, Тощий даже не сумеет исправить.
- Я могу исправить.
- Ну да. Ты в каких академиях обучался электронике? В этом мотке
двести футов, стало быть, на его долю пятьдесят. Ты что же, Тощий, свою
всю ему отдашь?
- Да, пожалуй. - Тощий почти не следил за тем, как Толстяк отмерял и
резал проволоку, с сомнением смотрел он на Лъина. - Слушай, Лин, а ты в
таких вещах разбираешься? Ионный двигатель - штука не простая, в схеме
питания черт ногу сломит. С чего ты взял, что сумеешь починить инжектор?
Разве у вашего народа были такие корабли и ты изучал чертежи?
Мучительно подыскивая слова, Лъин попытался объяснить. Нет, у его
народа ничего похожего не было, атомные устройства работали по-другому,
ведь на Луне урана почти нет, и энергию атома использовали
непосредственно. Но принципы ему ясны уже из того, что он видит со
стороны: он прямо в голове чувствует, как что должно работать.
- Я чувствую. Когда я только-только вырос, я уже мог это исправить.
Записи и чертежи я все прочел, но главное не что я изучал, а как я думаю.
Триста миллионов лет мой народ все это изучал, а теперь я просто чувствую.
- Триста миллионов лет! Когда ты сказал, что прямо сроду умеешь и
говорить, и читать, я понял. Это ваше племя очень старое, но чтоб так... У
нас тогда еще динозавры бегали!
- Да, мои предки видели таких зверей на вашей планете, - серьезно
подтвердил Лъин. - Так я буду чинить?
Тощий растерянно мотнул головой и молча передал Лъину инструменты.
- Слышишь, Толстяк? Триста миллионов лет, и почти все это время они
были далеко впереди нас теперешних. Ты только подумай! Мы были еще так,
букашки, кормились динозавровыми яйцами, а эти уже летали с планеты на
планету! Подолгу, наверно, нигде не оставались: сила тяжести для них
вшестеро выше нормальной. А своя планета маленькая, воздух не удержала,
пришлось зарыться в яму... вот и остался от них от всех один Лин!
- И поэтому он механик?
- У него инстинкт. Знаешь, какие инстинкты за такой срок развились у
животных и у насекомых? У него чутье на механизмы - может, он и не знает,
что это за машина, но чует, как она должна работать. Да еще прикинь,
сколько он мне научных записей показывал и сколько всего, наверно,
перечитал... я думаю, нет на свете такой машины, с которой он бы не
сладил.
Толстяк решил, что спорить нет смысла. Либо эта обезьяна все
исправит, либо им отсюда не выбраться. Лъин взял кусачки, отключил все
контакты пульта управления и теперь обстоятельно, деталь за деталью,
разбирал его. С необычайной ловкостью расцеплял провода, извлекал
электронные лампы, разъединял трансформаторы.
Лъину ничего не стоило в этом разобраться. Земляне получают энергию
из атомного топлива - используют определенные свойства ионизированного
вещества, регулируют скорость ионизации, а затем реактивная струя через
дюзы с большой скоростью выбрасывается наружу. Простейшая задача по
электронике - управляемая реакция.
Маленькими проворными руками он виток за витком свернул проволоку в
спираль, свернул вторую, между ними поместил электронную лампу. Вокруг
этого узла появились еще спирали и лампы, затем длинная трубка - фидер,
Лъин соединил ее с трубопроводом, подающим смесь для ионизации, укрепил
шину. Инжекторы оказались излишне сложны, но их он трогать не стал,
годятся и так. На все вместе не ушло и пятнадцати минут.
- Будет работать. Только в первый раз включайте осторожно. Теперь это
работает на всю мощность, не так мало, как раньше.
Тощий осмотрел сделанное.
- И это все? У тебя же осталась куча свободных деталей - куда их?
- Это было совсем ненужное. Очень плохое. Теперь хорошо.
И Лъин старательно объяснил Тощему, как будет работать новая
конструкция. Прежнюю мог объяснить только опытный специалист, отлично
владеющий сложной терминологией. Но то, что вышло сейчас из рук Лъина,
было плодом знания, оставившего далеко позади неуклюжие сложности первых
робких попыток. Если что-то надо сделать, это делается как можно проще.
Теперь Тощий только диву давался - почему люди так не сделали с самого
начала?! И как ему было не удивляться, когда все вдруг оказалось просто и
ясно... Он кивнул.
- Отлично. Вот это да, Толстяк! Коэффициент полезного действия
примерно 99,99 процента, а раньше у нас было не больше двадцати. Ты
молодчина, Лин!
Толстяк ничего не понимал в электронике, но объяснения Лъина
прозвучали убедительно, говорить больше не о чем. И он направился к рубке.
- Ладно, значит, отбываем. До скорого, обезьяна.
Тощий подобрал медную проволоку, подал Лъину и проводил его к люку.
Лунный житель вышел из корабля, поднял голову к закрывающемуся люку и
старательно улыбнулся на земной манер.
- Я открою створы и выпущу вас. И я вам заплатил, и все справедливо,
так? Тогда - до скорого, Тощий. Да полюбят тебя Великие за то, что ты
вернул мне мой народ.
- Прощай, - отозвался Тощий и помахал рукой. - Может, мы еще
когда-нибудь тебя навестим, посмотрим, как ты тут процветаешь.
Люк закрылся.

И вот Лъин снова у себя в пещере, нежно гладит медную проволоку и
ждет грома ракетных двигателей; ему и радостно, и тревожно. Медь - это
счастье, но мысли, которые он прочел у Толстяка, сильно его смущают. Что
ж, меди хватит для многих поколений, а что будет дальше с его народом -
это во власти Великих.
Он вышел за дверь и смотрел, как уносится вверх теперь уже
немигающий, уверенный огонек, унося с собою судьбу его племени. Если эти
двое расскажут на Земле о радиоактивных камнях, впереди рабство и гибель.
Если промолчат, быть может, его племя возродится к прежнему величию и
вновь отправится на другие планеты; когда-то, еще в пору своего расцвета,
лунный народ от этих попыток отказался, но ведь теперь на других мирах его
встретят не дикие джунгли, а жизнь и разум. Быть может, когда-нибудь,
владея древним знанием и покупая на других планетах вещества, которых нет
на Луне, потомки даже найдут способ вернуть родному миру былое великолепие
- не об этом ли мечтали предки, пока ими не овладела безнадежность и не
простерлись над его народом крылья ночи...
Лъин смотрел вверх; ракета поднималась над ним по спирали, то
заслоняя, то вновь открывая просвет в вышине, равномерная смена тени и
света - будто мерные взмахи крыльев в незапамятной дали времен, когда
воздух над Луной был еще полон летучих существ. Наконец черные крылья
достигли свода, Лъин открыл шлюз, они скользнули наружу - и стало совсем
светло... быть может, это предзнаменование? Но как знать, доброе или
дурное?
Он понес медную проволоку в детскую.
А на корабле Тощий Лейн смеющимися глазами следил за Толстяком Уэлшем
- тому явно было не по себе, он пытался собраться с мыслями.
- Ну? - сказал Тощий. - Каков наш приятель? Пожалуй, не хуже людей,
а?
- Угу. Пускай даже лучше. Я на все согласен. Он не хуже меня... а
может, и получше. Хватит с тебя?
- Нет. - Тощий ковал железо, пока горячо. - Как насчет радиоактивных
материалов?
Толстяк подбавил двигателям мощности и ахнул: ракета рванулась вперед
с небывалой силой, его вдавило в кресло. Он осторожно перевел дух, немного
посидел, глядя в одну точку. Наконец, пожал плечами и обернулся к Тощему.
- Ладно, твоя взяла. Обезьяну никто не тронет, я буду держать язык за
зубами. Теперь ты доволен?
- Ага.
Тощий Лейн был не просто доволен. Он тоже в случившемся видел
предзнаменование, и, значит, идеалы не такая уж глупость. Быть может,
когда-нибудь черные крылья предрассудков и чванливого презрения ко всем
иным племенам и расам навсегда перестанут заслонять небо людям, как
перестали застилать глаза Толстяку. Вероятно, ему, Лейну, до этого не
дожить, но в конце концов так будет. И править миром станет не одна
какая-либо раса, но разум.
- Да, Толстяк, я очень доволен.
1 2 3 4