Гаспар обиделся.
— Если вы считаете этот план блестящим, — заявил он, — так почему вы не сказали об этом Ржавчику? Вас-то он, наверное, послушается!
Девушка снизошла до еще одного насмешливою взгляда.
— Ну и ну! Не только великий писатель, но и великий психолог! Значит, я должна перейти на их сторону, когда Ржавчик и так один против всех? Нет уж, увольте.
— Нам следует все это обсудить подробнее, — сказал Гаспар. — Может быть, поужинаем вместе? То есть если вам разрешено отлучаться из Детской.
— Хорошо, — согласилась няня Бишоп. — Конечно, если дело ограничится только ужином и разговором.
— Чем же еще? — недоуменно пожал плечами Гаспар, мысленно поздравляя себя с успехом.
В этот момент серебряное яйцо перебило Флаксмена, который с чувством говорил о долге яйцеглавов перед человечеством.
— Погодите, погодите, погодите, дайте мне сказать!
Флаксмен покорно умолк.
— Пожалуйста, дайте мне договорить до конца, — донесся из динамика металлический голос. — Я долго и терпеливо слушал вас, но пришло время сказать правду. Мы существуем в совершенно разных мирах. В рассказе великого русского писателя некий человек на пари согласился прожить пять лет в одиночном заключении. В течение первых трех лет он без конца требовал все новых и новых книг, в течение четвертого года он читал только Евангелие, а на пятом перестал читать совсем. Мы находимся в таком же положении, как он, только тысячекратно усиленном. И мы страдаем от этого одиночества и время от времени вспоминаем — причем без малейшей признательности — того, кто соблазнил нас этой судьбой, а заодно и мир, который отрекся от нас и продолжает идти дальше своим извилистым трудным путем, пока мы пребываем в нашей вечной ночи.
Вот почему я снова отвечаю вам «нет». Выключите меня, няня Бишоп, и отнесите обратно.
18
Жизнь имеет обыкновение усыплять нашу бдительность, чтобы внезапно разинуть на нас тигриную пасть или раздавить как мух. Приемная «Мудрости Веков» казалась самым тихим и спокойным местом в мире, местом, где время давно остановилось, однако, когда Гаспар вечером зашел туда за няней Бишоп, из внутренней двери внезапно появился всклокоченный старец, который взмахнул длинным посохом из черного дерева с двумя поразительно реалистичными змеями и изрек:
— Изыди, мерзкий репортер! Осирисом, Сетом и Ра заклинаю тебя! Изыди, кому говорят!
Старец был точной конной Джо Вахтера, включая даже пучки седых волос на ушных мочках. Однако он не горбился, обладал очень длинной белоснежной бородой и так широко раскрывал глаза, что были видны налитые кровью белки.
При каждом его вопле по воздуху прокатывалась смрадная волна застарелого перегара.
Гаспар, пораженный сходством таинственного старца с Джо Вахтером, собрался было дернуть его за бороду, чтобы проверить, не накладная ли она, и, опасливо косясь на посох, уже протянул руку, как вдруг за спиной старца показалась няня Бишоп.
— Назад, Зангвелл, — поспешно скомандовала она, сморщив нос. — Мистер Ню-Ню вовсе не репортер, папаша, теперь вся газетная работа выполняется роботами. Их-то вы и остерегайтесь. Осторожнее! Не сломайте свой кадуцей. Сами же говорили мне, что это музейная редкость. И не нажимайте так на нектар. Сколько раз я отгоняла от вас розовых слонов и не пускала в Детскую розовых фараонов. Идемте, мистер Ню-Ню! На сегодня я уже вот так сыта «Мудростью Веков», — ее рука коснулась нежного подбородка.
— По-моему, Зангвеллу ни разу не приходилось выгонять репортеров, — сказала няня Бишоп, когда они вышли. — Он просто вспоминает, как этим занимался его прадед. Вахтер Джо? Так ведь он и Зангвелл близнецы. Семья Зангвеллов служит у Флаксменов из поколения в поколение. А вы разве не знали этого?
— Я не знал даже фамилии Джо Вахтера, — ответил Гаспар. — И вообще не понимаю, как кому-то удавалось удерживаться на работе из поколения в поколение! Это при массовой-то безработице!
Кругом стоял непроглядный мрак — ярко светились только окна немногих зданий, которые, подобно «Мудрости Веков», имели автономное электроснабжение. Быть может, власти считали, что публика скорее забудет о разрушении словомельниц, если Читательская улица будет погружена в темноту, и вопрос об ответственности разрешится сам собой.
— Как вы думаете, — сказал Гаспар, — яйцеглавы действительно откажутся от предложения Флаксмена?
— Они всегда начинают с того, что говорят «нет», — сухо ответила девушка. — Затем они начинают спорить между собой, обсуждать и… Но ведь я же сказала, что «Мудрость Веков» мне до смерти надоела, мистер Нюи.
— Зовите меня просто Гаспар, — предложил писатель. — И, кстати, как вас зовут?
Она не удостоила его ответом, и он продолжал со вздохом:
— Ну что ж, буду звать вас няней или попросту нянюшкой.
В глубине улицы показался автокэб с красными и синими ходовыми огнями и желтым фонарем на крыше, похожий на гигантского тропического жука. Гаспар свистнул, и такси свернуло к тротуару. Верхняя часть кузова откинулась, они сели в машину, и кузов захлопнулся. Гаспар назвал адрес ресторана, и автокэб покатил вперед, следуя по магнитной полосе, скрытой под асфальтом.
— Разве мы едем не в «Слово»? — спросила девушка. — Я думала, что все писатели едят в «Слове».
Гаспар кивнул.
— Но меня считают скэбом, и мне лучше пока держаться от них подальше. А вы знаете, — продолжал он после некоторого молчания, — между моей и вашей специальностью существует большое сходство. Я ухаживаю, то есть ухаживал, за колоссом, создававшим такую гладкую и завораживающую прозу, какой не в состоянии создать ни один человек. И все-таки я обходился с моей словомельницей, как с самой обычной машиной, точно с этим автокэбом, например. Вы же ухаживаете за тридцатью законсервированными гениями и обходитесь с ними как с детьми. У нас очень много общего, нянюшка!
— Не подлизывайтесь! — резко сказала девушка. — Я что-то не слышала, что писатели и механики — это одно и то же.
— Нет, конечно, — признался Гаспар. — Но я-то был больше механиком, чем писателем. Я восторгался словомельницами. Я любил эти машины и продукцию, которую они вырабатывали!
— Боюсь, я не разделяю ваших восторгов, — заметила девушка. — Я не читаю словопомола. Я читаю только старинные книги, которые рекомендуют мне яйцеглавы.
— И вам это удается?! — ахнул Гаспар.
— Более или менее. Должна же я хоть на десять световых лет приблизиться к этим головастикам.
— Да, но какое удовольствие они могут доставить?
— Но что такое удовольствие? — Девушка вдруг топнула ногой. — Как медленно ползет этот кэб!
— Он ведь работает от аккумулятора, — напомнил ей Гаспар. — Но видите впереди огни? Через квартал мы включимся в электросеть. Жаль, что нельзя применить антигравитацию к такси, — тогда мы могли бы лететь в любом направлении.
— А почему нельзя? — спросила девушка так, словно сиповат в этом был Гаспар.
— Все дело в размерах, — пояснил он. — Зейн Горт на днях объяснил мне, в чем тут загвоздка. Радиус действия антигравитационных полей очень невелик. Они способны поднимать чемоданы, но не автокэбы. Вот если бы мы были размерами с мышей или хотя бы с кошек…
— Вопрос о такси для кошек меня не трогает. Разве Зейн Горт инженер?
— Нет. Но романы, которые он пишет для роботов, напичканы физикой. У него, как у большинства новейших роботов, есть множество увлечений, которые становятся почти второй профессией. Информационные катушки крутятся у Зейна круглые сутки.
— Вам, кажется, нравятся роботы?
— А вам нет? — резко спросил Гаспар.
Девушка пожала плечами.
— Они не хуже и не лучше большинства людей. А вы, Гаспар, похожи на робота! Такой же холодный и рациональный.
— Но ведь роботы совсем не такие! Вот посмотрите на Зейна…
Автокэб остановился у ярко освещенного подъезда. Из двери появилось длинное золотое щупальце, весело извиваясь, точно змея, которую обучили танцевать шимми. Оно откинуло кузов и легонько постучало Гаспара по плечу. На его конце возникла пара пухленьких губок, которые вдруг раскрылись, как розовый бутон, и любезно пролепетали:
— Разрешите пригласить вас и вашу даму в межпланетный ресторан Энгстранда «Космическая кухня».
19
Ресторан Энгстранда был далеко не таким пустым и холодным, как космическое пространство, и в его меню не значилось блюд из экзотических ящериц. Тем не менее ода была довольно-таки своеобразной. Однако напитки оказались достаточно традиционными, и вскоре няня Бишоп уже рассказывала, как, когда была еще совсем маленькой девочкой, она заинтересовалась яйцеглавами — ее тетя работала няней в «Мудрости Веков»и однажды взяла ее с собой. Гаспар в свою очередь рассказал, что еще мальчиком хотел стать писателем, потому что очень любил словопомол, тогда как большинство его коллег попадали в писатели, проработав несколько лет на телевидении, в стерео, манекенщицами или агентами по рекламе. Он принялся объяснять тонкую прелесть словопомола — особенно продукта некоторых словомельниц — и, увлекшись, повысил голос, чем воспользовался худой старик за соседним столиком, все время беспокойно дергавшийся.
— Вы совершенно правы, молодой человек! — крикнул старик. — Важна словомельница, а не писатель. Я читаю все до единой книги, смолотые на первом агрегате издательства Скрибнер, независимо от того, какую фамилию они потом ставят на обложке. Эта машина придает своей продукции особую сочность. Иногда приходится немало потрудиться, прежде чем найдешь книгу с маркой АС — 1, но оно того стоит. Только книги с маркой АС — 1 создают полный и восхитительный вакуум у меня в голове, ощущение теплого непроницаемого безмыслия.
— Я в этом не уверена, милый, — вмешалась пышная седовласая дама, сидевшая рядом с ним. — Мне всегда казалось, что в книгах Элоизы Ибсен есть свой особый оттенок, независимо от того, на какой машине они смолоты.
— Чепуха! — насмешливо воскликнул старик. — Все ее Эрототомики смалываются по одной и той же программе, однако в каждом ощущается особый вкус данной словомельницы, и, стоит ли на обложке фамилия Ибсен или любая другая, их вкус от этого не меняется ни на йоту. Писатели! — Лицо старика потемнело, и морщины стали более резкими. — После того, что они сделали сегодня утром, их всех нужно расстрелять! Вы слышали, что эти мерзавцы сделали с АС — 1? Азотная кислота! Виновным следовало бы вставить в рот воронки и вылить им…
Гаспар, пережевывая дрожжевой бифштекс, улыбнулся, виновато пожал плечами и показал вилкой на свои раздутые щеки.
— Между прочим, Гаспар, как вы попали в писательский союз? — громко спросила няня Бишоп. — Через Элоизу Ибсен?
Старик смерил его свирепым взглядом и отвернулся.
В автокэбе Гаспар долго обиженно молчал и заговорил, только когда возле дома няни Бишоп такси остановилось.
— Я стал писателем через своего дядю, специалиста-волнопроводчика, — объявил он и принялся опускать монеты в счетчик автокэба.
— Я так и думала, — сказала няня Бишоп, когда последняя монета провалилась в счетчик и кузов поднялся. — Спасибо за приятный ужин. Не могу сказать того же про разговор, но вы во всяком случае старались.
Она вышла, но у двери, пока ее осматривал электронный сторож, обернулась и сказала:
— Не вешайте носа, Гаспар! Какая женщина сравнится по тонкости со словопомолом?
Вопрос повис в воздухе подобно миниатюрной рекламной надписи. Он очень расстроил Гаспара — главным образом потому, что он так и не купил книгу на ночь, а теперь у него не было ни сил, ни желания искать открытый киоск.
Автокэб прошептал:
— Куда, мистер, или вы выходите?
Может быть, пойти домой пешком? Недалеко, всего десять кварталов. Прогулка перед сном укрепляет нервы. Впрочем, он еще не спал после ночной смены… Его вдруг охватило чувство невыносимого одиночества.
— Куда, мистер, или вы выходите?
Может быть, позвонить Зейну Горту? Гаспар вынул из кармана телефон и произнес номер Зейна. Во всяком случае, можно не опасаться, что поднимешь робота с постели!
— Куда, мистер, или вы выходите? — настойчиво осведомился автокэб.
Из телефона донесся голос, похожий на медовый голос мисс Румянчик:
— Это записанное на пленку сообщение. Зейн Горт сожалеет, что он не может поговорить с вами. Он выступает сейчас в ночном робоклубе с докладом «Антигравитация в литературе и действительности». Он освободится через два часа. Это записанное на пленку сооб…
— КУДА, МИСТЕР, ИЛИ ВЫ ВЫХОДИТЕ?
Гаспар выскочил из автокэба за мгновенье до того, как кузов опустился, вновь включая счетчик.
20
Огромный зал «Слова» был переполнен. Между столиками сновали роботы-официанты и литературные подмастерья, которые по традиции обслуживали только писателей высшей квалификации. Это создавало особый эффект — толпы Шекспиров, Вольтеров, Вергилиев и Цицеронов прислуживали модным ничтожествам, не умевшим даже писать.
Сегодня писателей было не так уж много — большинство из них все еще продолжало бесплодные попытки обрести способность к творчеству. Но других клиентов было столько, что роботы-официанты бегали на максимальной скорости. В этот вечер тут ужинали не только завсегдатаи, регулярно приходившие в «Слово» наблюдать диких писателей в их естественной среде, но и любители сенсаций, рвавшиеся взглянуть на маньяков, учинивших такой погром на Читательской улице. А в центре зала за лучшими столиками сидели в одиночестве и небольшими группами посетители, которых явно привели сюда не погоня за острыми ощущениями, но какие-то тайные и даже, возможно, зловещие цели.
В самом центре зала, за зеленым столиком восседали Элоиза Ибсен и Гомер Дос-Пассос, которых обслуживала юная авторша в костюме французской субретки.
— Детка, может быть, нам хватит тут сидеть? — заныл силач писатель, и блики света скользнули по его бритому затылку, который опускался все ниже. — Я хочу спать!
— Нет, Гомер, — безжалостно ответила Элоиза. — Тут мы находимся в самом центре паутины, и я намерена нащупать все ее нити, но пока мне это еще не удалось. — Она окинула пронзительным взглядом соседние столики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18