От взгляда, замерзшего в полыньях ее глаз, мне стало как-то не по себе.
За спиной у меня послышалось знакомое бурчание. Я обернулся. Фигура Франетти катилась меж кресел к боковому проходу. Казалось, сцена притягивает его как магнит. Он не сводил глаз с кукол, не прекращая бормотать себе под нос что-то неразборчивое.
Но два раза я четко услышал, как он воскликнул: «Невозможно! Невозможно!» Люди бросали на него неодобрительные взгляды, когда корабль Франетти задевал днищем их коленки, и возмущенно шипели ему в спину. Но Франетти не обращал на них никакого внимания. Наконец он выпутался из саргассов человеческих ног и вышел в открытое море. «Громада Титаника» исчезла в ночи занавешенной портьерой двери. Дверь вела за кулисы.
Действие пьесы неумолимо двигалось к развязке. Панч сидел в холодной и мрачной тюрьме, выл и скулил от жалости к самому себе. А сбоку к нему уже подбирался Джек Кетч. Слабый свет, падающий из тюремного окна, зловещими бликами дрожал на его лице и черных смоляных волосах. В одной руке он нес петлю, другою держал меч, похожий на иглу дюймов пяти длиной, и привычно помахивал обеими.
Я уже не мог смотреть на происходящее бесстрастными глазами скептика. Это был настоящий кукольный мирок, населенный убийцами и негодяями. Реальность, которую рассматриваешь как бы с другого конца телескопа.
Вдруг по залу пробежал всеобщий ропот. Я оглянулся.
Делия вскочила со своего места. В руках у нее блеснул какой-то предмет. Раздался звук, похожий на удар хлыста. И прежде чем кто-либо из публики успел опомниться, она разрядила в сторону сцены весь барабан своего крохотного револьвера.
Четвертая пуля прошила голову Панча.
Делия не стала сопротивляться, когда несколько вышедших из оцепенения мужчин схватили ее за руки и отобрали опустевший револьвер. Все это время она не сводила глаз со сцены. Я тоже. Я знал, что Делия хотела доказать этими выстрелами.
Панч куда-то исчез. Но Джек Кетч замер над ширмой, и его взгляд был устремлен в сторону Делии, как будто пистолетная пальба входила в замысел режиссера. Вдруг раздался пронзительный визг, исполненный злобы и ненависти. Это не был фальцет Джока Лэтропа. Взмахнув над головой своим иглоподобным мечом, Джек Кетч нырнул за ширму.
Вопль, последовавший за первым, был страшнее и отчаяннее. Так кричат люди, охваченные судорогами предсмертной агонии. И на этот раз голос принадлежал Джоку. Толпа замерла и умолкла.
Расталкивая зрителей, я побежал к двери, ведущей за кулисы. За спиной я слышал тяжелое дыхание старого Грендала. Первое, на что наткнулся мой взгляд, была беспомощная махина Луиджи Франетти, который сотрясался, стоя на коленях и пытаясь вспомнить какие-то молитвы.
И тут я увидел Лэтропа. Он лежал навзничь за ширмой.
Зрители, вбежавшие вслед за мной и доктором, сначала вскрикивали, узрев эту ужасающую картину, и тут же переходили на шелестящий шепот.
— Смотрите! Он мертв — человек, который работал с куклами!
— Это она уложила его! Всю ширму изрешетила!
— Я видел все своими глазами. Двенадцать выстрелов — наповал.
— Говорят, она его жена.
— Нет! Она достала его только последним выстрелом. Я слышал, как он вскрикнул. Она сошла с ума!
Я понимал, что все они ошибаются, так как все выстрелы Делии были направлены выше уровня ширмы.
Я подошел к телу Джока Лэтропа. Меня всего передернуло. Правое глазное яблоко Джока по самую рукоятку пронзил пигмейский меч Джека Кетча. На обе руки Джока Лэтропа были надеты балахоны Панча и Джека Кетча с нанизанными на них головками из папье-маше.
Грендал протиснулся вперед и опустился на колени перед трупом. Испуганный шепот за моей спиной постепенно перешел в скандирование «ахов» и «охов». Слева от меня проплыло желтовато-коричневое пятно страхового агента. Уилкинсон заглянул через плечо Грендала. Агент судорожно вздохнул, медленно обернулся и указал пальцем в сторону Франетти.
— Мистера Лэтропа не застрелили, а закололи, — совершенно спокойно произнес Уилкинсон. Но его негромкий голос был услышан толпою зевак. — Я видел, как этот человек прошмыгнул за кулисы. Это он убил мистера Лэтропа. Больше некому. Держите его кто-нибудь и тащите в зал.
Франетти не оказал никакого сопротивления. Вид его был совершенно ошеломленным и беспомощным.
— Остальным тоже лучше подождать в зале, — продолжал распоряжаться Уилкинсон. — Я позвоню в полицию. Проследите, чтобы миссис Лэтроп никто не беспокоил и ни в коем случае не говорил о случившемся. Сюда ее не впускать.
Сцена на какое-то мгновение заполнилась гулом бессвязных восклицаний, кто-то у кого-то что-то переспросил, но толпа потихоньку отхлынула в зал.
За кулисами мы остались втроем — Грендал, Уилкинсон и я.
— Что, совсем никакой надежды? — сумел выдавить я. Грендал покачал головой.
— Мертвее не бывает. Этот острый предмет проник в глазную впадину и вошел глубоко в мозг. Убийца не промахнулся.
Я еще раз взглянул на скрюченный труп Лэтропа. Даже теперь один вид кукол вызывал у меня отвращение. Даже теперь глазницы их масок зияли холодом возмездия.
Я осмотрел пулевое отверстие в маске Панча. Из него тонкой струйкой струилась кровь. Вероятно, пуля зацепила бедняге палец.
В этот момент из-за кулисы, постепенно усиливаясь, донесся ропот толпы. Я услышал топот чьих-то ног и приглушенные портьерой крики.
— Берегитесь! Она вырывается!
— Сейчас убежит. Держите ее!
— Она бежит за кулисы! Ну, кто-нибудь, задержите же ее. Откинув на ходу портьеру, в дверь пулей влетела Делия.
Чья-то рука из-за портьеры пыталась ухватить ее за платье. Золотистые волосы взметнулись над ее лбом, ламе платья залило серебром полумрак сцены, и… она вырвалась. Ее глаза были расширены безумием.
— Они убили его! Это они! Они! — закричала Делия. — Это сделала не я. Не Франетти. Они! Я попала только в одного. О Джок, Джок! Ну встань, пожалуйста!
Она подбежала к его телу.
И здесь начался просто кошмар.
Безобразная маска Джека Кетча вздрогнула, руки куклы зашевелились, и из-под маски послышался визгливый, злорадный смех.
Делия, уже готовая обвить руками голову мужа, рухнула на колени. Из ее груди вырвался вопль ужаса. Серебристое платье соскользнуло с ее плеча. А кукла продолжала хихикать и визжать, словно насмехаясь над нею и празднуя свою победу.
— Уберите с его рук этих тварей! — услышал я собственный крик. — Уберите эту мерзость!
Уилкинсон сорвал с рук мертвеца кукольные балахоны, ухватив их за головы, у доктора ничего не вышло, слишком тряслись руки. Сам же Уилкинсон, похоже, не понимал, что происходит. Он был по-прежнему убежден, что в гибели Лэтропа повинен Франетти. После моего крика он действовал скорее автоматически, чем осознанно.
Теперь мне стало ясно, как погиб Джок Лэтроп. Я понял, почему он был таким замкнутым и почему древняя книжица произвела на него такое глубокое впечатление. Да, не зря Делия подозревала что-то неладное, хотя и не совсем верно. Так вот почему он задавал доктору все эти странные вопросы. И почему куклы двигались как живые. До меня дошло, почему у Джоки Лоутропа были отсечены руки. И я понял наконец, почему Джок Лэтроп носил перчатки и никому не позволял взглянуть на свои руки с тех пор, как вернулся из Лондона и в его поведении произошла какая-то «перемена».
Мизинец и безымянный палец на каждой его руке были самыми обыкновенными. Другие пальцы, которыми кукольник манипулирует куклами, совсем не походили на пальцы. Вместо большого и указательного были какие-то крохотные, но мускулистые, почти человеческие руки. Первый палец на обеих руках был вроде маленького червячка, правда, имел форму пальца. Но на нем кривилось в усмешке — как бы это объяснить — мерзкое подобие рта, скорее похожего на маленький сфинктер. А чуть выше — два малюсеньких глазика неправильной формы, представлявших собой просто два черных зрачка. Один глаз вышибла пуля Делии. Другой был цел.
Я раздавил всю эту гадость каблуком.
Среди бумаг Джока Лэтропа нашли одну записку, написанную размашистым почерком. По-видимому, она была написана не так давно:

«Если я умру, знайте, это они убили меня. Поскольку я совершенно уверен в их ненависти ко мне. Я пытался доверить свою тайну разным людям, но оказалось, что не в состоянии этого сделать. Я обречен все держать в секрете ото всех. Может быть, это они так хотят, так как власть их над собой я чувствую все сильнее и сильнее с каждым днем. Делия возненавидела бы меня, узнай она об этом. Она уже что-то подозревает.
Я думал, что сойду с ума в Лондоне, когда мои поврежденные пальцы начали заново расти. Это было чудовищно. Эти новые пальцы — мои братья, которые в момент моего рождения были заключены в мою плоть, но до сих пор я не знал, что они там! Случись так, что они родились бы вместе со мной и были бы так же доношены, как и мой эмбрион, — мы бы стали тремя братьями-близнецами.
Но так, как они рождаются сейчас, — это ужасно!
Человеческая плоть подвержена, как оказалось, просто невообразимым мутациям, извращениям. Могут ли мои мысли, моя работа оказать на все это определенное воздействие? Неужели то, что я кукольник, как-то повлияло на их умственное развитие, и их мышление находится на уровне Панча и Джека Кетча?
И еще эта старая книжка. То, что я прочел… Отсеченные руки… Мог ли союз моего предка с самим дьяволом превратить его искусство в дьявольское колдовство? Неужели его смерть — результат того, что он, мой прапрапрадед, достиг в своем ремесле кукольника чудовищных высот? И возможно ли, что эти физические аномалии, как бы уснувшие до времени, были унаследованы другим Лэтропом, еще одним кукольником, который разбудил их в себе в угоду собственным амбициям?
Не знаю. Знаю лишь то, что, пока я жив, я — лучший кукольник в мире. Но какой ценой?! Я ненавижу их, а они ненавидят меня, Я едва могу контролировать их. Прошлой ночью, пока я спал, они чуть не выцарапали Делии глаз. Даже сейчас, едва я на секунду задумался, один из них развернул перо и попытался проткнуть мне вену… »
Когда-то я мог бы весело посмеяться над всем этим. Но не теперь. Теперь вопросы, которые задавал себе Джок Лэтроп, уже не кажутся мне смешными ни на йоту. Я же видел их, и я видел крохотный меч, который пронзил глаз Лэтропа. Нет-нет, я не намерен больше забивать голову всем этим. Не намерен проникать еще глубже в тайны Джока Лэтропа, в загадку его мастерства. Теперь мне нужно другое. Не как частному сыщику, а как человеку.
Заставить Делию все это забыть…

1 2 3 4