Вопросов много, а времени мало. Впереди нас ждут новые бои. Тепло прощаемся с хотимцами. Вдогонку летят пожелания здоровья, успехов в бою.
28 сентября мы овладели городом Климовичи. А утром следующего дня войска правого крыла 50-й армии вышли на восточный берег реки Сож и завязали бои за переправы и за плацдармы на ее западном берегу.
В тот же день части 369-й стрелковой дивизии, сломив сопротивление врага форсировали Сож и овладели городом Кричев.
А в первых числах октября оккупанты были изгнаны из города Чериков и еще из 80 населенных пунктов на западном берегу Сожа. Части 108-й и 110-й дивизий переправились через реку Проня и захватили плацдармы на ее правом берегу.
Далее, на подступах к Могилеву, войска армии встретили упорное сопротивление противника на заранее подготовленных рубежах. К этому времени мы имели значительные потери в живой силе и технике, слишком растянулись наши коммуникации. Армия получила приказ закрепиться на достигнутых рубежах.
Лето 1944 года. По решению Ставки 50-я армия передана в состав 2-го Белорусского фронта.
Во взаимодействии с 49-й армией приступаем к операции по разгрому могилевской группировки противника.
Войска находятся на подступах к городу. Еще 27 июня после трехсуточного боя части 139-й стрелковой дивизии полковника П. И. Морозова вышли к Днепру. Среди воинов подлинно праздничное настроение. Их стремительный удар заметно ослабил оборону противника и позволил нашим подвижным отрядам с ходу форсировать Днепр и захватить плацдарм на его западном берегу, в районах Стайки и Быхова Во второй половине дня мы овладели пригородом Могилева Луполово. Два полка обошли Могилев с запада и отрезали противнику пути отхода.
Перед решительной атакой города мы с командующим 49-й армией генерал-лейтенантом И. Т. Гришиным созвонились, согласовали ряд вопросов взаимодействия. Договорились после операции встретиться в Могилеве.
И вот все готово. Снова и снова все проверено. В 3. 00 28 июня начался штурм Могилева. Первыми ворвались в город соединения 121-го и 69-го стрелковых корпусов, а потом и остальные. Успешно действовали войска 49-й армии. Совместными усилиями мы быстро очистили город от противника.
На улицах еще шли бои, а мы с генералом Гришиным уже встретились. По старому русскому обычаю, трижды расцеловались и поздравили друг друга с победой.
- А знаете, Иван Васильевич, - сказал мне Гришин,- такие встречи остаются в памяти на всю жизнь...
Вместе прошли по городу. Привычная картина, какую после себя оставляли гитлеровцы: разрушенные кварталы, виселицы с трупами советских людей, расстрелянные старики, женщины, дети.
Повстречали нескольких жителей, провели в беседах с ними минут тридцать, а затем распрощались и разъехались каждый в свою армию. Нас о/кидали новые боевые дела.
В боях за Могилев был разгромлен 12-й армейский и 39-й танковый корпуса противника. Среди разбитых вражеских частей оказалась и гренадерская танковая дивизия СС "Фельдхернхалле".
10 тысяч убитых и раненых оставил враг на поле боя. Наши войска взяли три тысячи пленных, в том числе - командира 12-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Бамлера и коменданта Могилева генерал-майора Эдмансдорфа.
Пленных генералов привели ко мне. Вели они себя сдержанно. Говорили вяло. По всему видно, что война им осточертела. То и дело они повторяли, что их роль в ней уж не так велика, что они только исполнители воли фюрера. В общем, знакомый прием...
Спрашиваю, долго ли они строили оборону вокруг Могилева.
- Долго, - отвечает Эдмансдорф. - С марта месяца.
- Вокруг Могилева мы построили три кольцевые оборонительные позиции,вмешался в разговор Бамлер. -Дальнюю - в трех-четырех километрах от города, вторую - на его окраинах и последнюю - в самом городе. Подготовили к обороне дома на перекрестках и площадях. Некоторые кварталы заминировали.
- Наверное, чувствовали себя как за семью замками?- спрашиваю генералов.
- Во всяком случае, не думали, что город падет так быстро, - отвечает Эдмансдорф. - К тому же, как только началось ваше наступление, мы получили приказ фюрера, в котором он объявил Могилев неприступной крепостью германской армии.
- Как видите, крепость подвела фюрера, а заодно и вас.
Эдмансдорф молча разводит руками. Я говорю, что он, как бывший комендант, несет непосредственную ответственность за убийство тысяч мирных жителей Могилева, за разрушения в городе, и показываю ему захваченную в комендатуре папку с чудовищными по содержанию приказами, которые он подписывал и вывешивал на улицах в дни оккупации города.
-Я только солдат, - повторяет Эдмансдорф, нервно ломая пальцы рук.
- Учтите, - обращаюсь к Бамлеру, - вы тоже виновны в уничтожении советских военнопленных и мирных жителей, в разрушении наших городов.
Бамлер встал. Лицо его приобрело цвет пергаментной бумаги, губы затряслись. Он поднял руку с двумя вытянутыми пальцами и клятвенно произнес:
- Видит бог что мы, военные, в этом не виновны...
Почти на всем советско-германском фронте противник откатывается на запад. В районе Минска в окружение попала крупная вражеская группировка. Как раз, когда шли бои по ее уничтожению, мне позвонил командир 121-го стрелкового корпуса генерал Смирнов.
- Исполняющий обязанности командующего четвертой германской армией генерал-лейтенант Мюллер выбросил белый флаг и прибыл для переговоров об условиях капитуляции, - доложил он.
- Дмитрий Иванович, побольше бы таких известий, - кричу в трубку. Чудесный у нас урожай на гитлеровских генералов. А этот, видимо, оказался наиболее благоразумным, коль скоро выбросил белый флаг. Прошу немедленно доставить Мюллера ко мне.
Вид у Мюллера жалкий. Мундир весь в пыли, на нем только один погон. Видимо, от нервного напряжения Мюллер то и дело снимал очки и протирал их грязным платком, от чего стекла еще более мутнели. Обессиленный, опустился он на табуретку у моего стола и объявил:
- Господин генерал, трое суток я не имел во рту ни кусочка хлеба. Если можно, прошу накормить. Затем буду отвечать на все ваши вопросы.
Одному из наших офицеров я приказал отвести Мюллера в столовую. Возвратился он оттуда уже более уверенной походкой.
Мы сели за стол. Вскоре подошел член Военного совета армии генерал-майор А.М. Карамышев, и допрос начался.
Отвечая на наши вопросы, Мюллер показывал на карте районы сосредоточения остатков его армии, подробно сообщил о ее численности, огневых средствах, оснащенности, о моральном состоянии солдат. Затем, оторвав глаза от карты, посмотрел на меня:
- Господин генерал, в сложившейся ситуации я вижу только одну возможность спасти вверенных мне людей - это капитулировать. С этим и явился. Прошу объявить ваши условия.
- Вы приняли благоразумное решение, - отвечаю Мюллеру. - Жаль, что эта мысль не пришла вам раньше. Что касается условий капитуляции, то они самые обычные: полное разоружение и сдача всех ваших войск в плен. Обещаю всем гуманное отношение в духе международной конвенции.
- Все это хорошо. Но я бы просил вас оставить офицерам личное оружие. Для немецкого офицера сдать оружие - значит потерять авторитет у своих солдат.
-Вы просите о невозможном, генерал. И вообще, я удивлен вашими рассуждениями. Неужели вы думаете, что после всего, что произошло в июне сорок первого года, вашим офицерам доведется командовать?
Мюллер молчит. Затем он просит лист чистой бумаги и, склонившись над ним, пишет приказ-обращение к солдатам и офицерам 4-й германской армии: "После многонедельных тяжелых боев наше положение стало безнадежно. Мы выполнили свой долг. Наша боеспособность снизилась до минимума, у нас нет никаких надежд на снабжение. Русские силы, согласно сообщениям нашего верховного главнокомандования, находятся у Барановичи. Переправы через реку Птичь для нас закрыты. У нас нет никаких надежд на их завоевание нашими силами и средствами. Мы имеем огромные потери убитыми, ранеными и разбежавшимися.
Русское командование обязалось: а) взять на себя заботу о раненых, б) оставить офицерам и солдатам награды.
От нас требуется: все оружие и снаряжение собрать и сдать в хорошем состоянии.
Конец бессмысленному кровопролитию!
Поэтому я приказываю: приостановить с настоящего момента военные действия. Повсюду должны быть созданы под руководством офицеров группы от 100 до 500 человек. Раненые должны примыкать к этим группам. Взять себя в руки, показать нашу дисциплину и помочь быстро провести мероприятия по обеспечению приказа.
Этот приказ необходимо распространить письменно и устно всеми средствами".
В конце Мюллер поставил дату "7 июля 1944 года" и свою подпись. После этого руки его беспомощно опустились, на глазах появились слезы.
- Ну уж это никак не к лицу генералу, - говорю я.
- Господин генерал, прошу понять меня правильно. Эта скорбь по моей Германии.
- Какой Германии? Германии Гитлера? Она скоро прекратит существование. Останется Германия немецкого парода...
Много лет спустя мне приятно было узнать, что бывшие гитлеровские генералы Мюллер и Бамлер порвали со своим прошлым, живут в Германской Демократической Республике, ведут большую и полезную работу по обеспечению мира и укреплению дружбы между двумя германскими государствами, отдают много сил пропаганде дружбы народов Советского Союза и ГДР.
...Приказ Мюллера сразу же был передан во все его войска. 4-я германская армия капитулировала.
Это было венцом нашего летнего наступления. Начав операции в конце июня, мы за 53 дня с боями прошли свыше 600 километров и освободили от фашистских захватчиков территорию родной земли от реки Проня до Августовского канала. Войска армии принесли свободу городам Чаусы и Быхов, Могилев и Новогрудок, Гродно и Осовец.
Я не поклонник пышных празднеств. Но этого юбилея ждал с нетерпением. И он настал.
Мы отмечали его не в крупном театральном зале, освещенном тысячами огней. На нем не было нарядно разодетых гостей. В честь юбиляра не произносилось речей, ему не дарили цветов. Ничего этого не было. В грохоте войны, в пыли и грязи фронтовых дорог, под скрежет гусениц танков и рев несущихся над нами самолетов мы отмечали трехлетие 50-й армии.
За три года своего существования армия проделала большой и поистине героический путь. Ее войска освободили 36 советских городов, 93 железнодорожные станции, 68 районных центров и около 7 тысяч других населенных пунктов Тульской, Смоленской, Орловской областей и Советской Белоруссии. За это же время наши войска уничтожили около 100 тысяч вражеских солдат и офицеров и 30 тысяч взяли в плен.
Ратные подвиги армии неоднократно отмечались в приказах Верховного Главнокомандования. Многие наши части и соединения были преобразованы в гвардейские, награждены орденами. Многие бойцы и командиры получили высокое звание Героя Советского Союза. Свыше 53 тысяч генералов, офицеров, старшин, сержантов и бойцов удостоены правительственных наград. Больше половины отличившихся составляли коммунисты и комсомольцы.
Когда я сейчас думаю о том, что помогло соединениям армии успешно преодолевать трудности войны, побеждать в сражениях с сильным, коварным и опытным врагом, то прежде всего благодарным словом вспоминаю коммунистов и комсомольцев. В самые тяжкие для нашей армии дни они горячим словом и личным примером воодушевляли и вели за собой всех воинов.
Недаром партийные и комсомольские организации пользовались таким большим авторитетом. Недаром в войсках была такая огромная тяга в партию и комсомол. За три года в наших соединениях и частях было принято в члены и кандидаты партии около 46 тысяч бойцов и офицеров, а в комсомол - свыше 29 тысяч человек.
С неизменно теплым чувством я вспоминаю и тех, кто в разное время возглавлял организационно-партийную и политико-воспитательную работу в войсках 50-й армии. Это бригадный комиссар К. Л. Сорокин, генерал-майор А. М. Карамышев. полковник А. П. Рассадин, бригадный комиссар А. Е. Халезов, полковой комиссар В. Я. Головкин полковники Н. И. Шилов, Н. Н. Александров.
Был у меня и еще один помощник, который своей скромной повседневной работой помогал воспитывать воинов. Этим помощником являлась наша армейская газета "Разгромим врага".
Помню, в дни наступления на Калугу в деревне, которую мы только что отбили у врага, я встретил одного командира полка (не буду называть его фамилию). Он казался явно расстроенным. Несмотря на лютый тридцатиградусный мороз, полушубок на нем расстегнут. И трудно понять от мороза покраснел он или от гнева.
- Что с вами? - спрашиваю командира.
- Да как же, товарищ командующий. Щелкоперы разозлили. Только что прогнал их.
- Это кого же вы прогнали?
- Да щелкоперов, барзописцев. Я в упор посмотрел на него:
- Кого? Кого?
Видимо поняв, что в моем лице он поддержку не найдет, командир, уже несколько снизив воинственный тон, произнес:
- Корреспондентов из армейской газеты.
- Какое же вы имели право так поступать? Вы забываете, что полк не ваша вотчина.
- Да что толку от них, товарищ командующий, - он протянул мне свежий номер "Разгромим врага" и добавил: - Вот, пожалуйста, полюбуйтесь, что пишут.
Оказывается, в газете была напечатана статья, в которой этот командир подвергался критике за плохую организацию боя. Прочитав статью, я вернул командиру газету.
- Вот вы нервничаете, корреспондентов из полка гоните, - обращаюсь к нему, - а забываете, что злость плохой советчик. Между тем газета правду написала и справедливо раскритиковала вас за то, что топтались у той деревни. Критикуя, она учит вас, и надеюсь, в следующий раз вы в бою не допустите подобных ошибок. Учтите, если еще раз услышу, что вы с корреспондентами будете грубо обращаться, привлеку к ответственности.
Но куда чаще приходилось наблюдать иное. Идет человек с газетным листом в руках и весь сияет от счастья.
- В чем дело?
- Да меня, товарищ командующий, в герои произвели. Смотрите, даже портрет напечатали...
Прошли годы после Великой Отечественной войны. И среди оставшихся у меня реликвий которые храню как самые дорогие свидетельства пламенных военных лет комплект газеты "Разгромим врага".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34