Мы все дружно принялись за работу. Передавали друг другу ящики по цепочке и с Динкой разговаривали все время, объясняли ей, что происходит. Она ведь, бедная, должна была думать, что последнего дома лишается. Представьте себе, если бы на ваш дом, откуда ни возьмись, налетели бы незнакомые, или даже и знакомые люди и стали бы молча стены рушить и мебель выносить. Прямо конец света, как бабушка Соня говорит.
Ну наконец-то мы до Динки добрались! Сколько же их тут, маленьких?
Их было ЧЕТВЕРО!
— Ой, крошечки какие… черненький, рыженький и два в пятнышку, как Динка!
Динка очень волновалась, когда мы щенков в корзину перекладывали, сама туда запрыгнула, но потом передумала, когда мы корзину понесли. Только все время вперед забегала и в глаза нам с Наташей заглядывала, как будто убедиться старалась, что мы ничего с ними плохого не задумали. Мы ей опять все объяснили, про машину, что за ящиками приехала, про дяденьку Кузьмича, про подвал. Только про историю с Лютиком не рассказали, зачем ее волновать, ей и без этого забот и волнений хватает. Заодно всем дворниковы правила напомнили, как себя в подвале вести. Все немножко поспорили, кому первому с Динкой идти, потом решили очередь установить, чтоб все по-честному было.
В подвале мы с Наташей поставили большую картонную коробку в углу под лестницей и постелили на дно одеяльце. Динка туда сразу же запрыгнула, потопталась, передвинула одеяло по-своему, так ей удобнее показалось и легла на бок, глядя на нас с нетерпением. Мы стали малышей перекладывать из корзинки.
— Какие же они крошечные, — сказала Наташа, — а пахнут как! Ты знаешь, когда мой братик был совсем маленький, у него изо рта так же молочком пахло.
— Я бы такие духи сделала и душилась бы ими всю жизнь! Не волнуйся, Диночка, я ему ничего не сделаю, я его только понюхаю немножко…
Только Динка мне, наверное, не поверила, она встала на задние лапы и стала у меня щенка из рук вытаскивать, прямо за голову, зубами!
— Ой, что это она делает, Наташ, смотри! Не сердись на него, глупышка, он же не виноват, это я его держу, он-то к тебе с радостью, давно бы уже пришел… вот, смотри, уже все здесь.
Несмотря на то, что щенки были совсем слепыми, они уверенно нашли дорогу к распухшим Динкиным соскам, потолкались немножечко, потыкались мордочками ей в живот и заработали дружно, помогая себе крошечными лапками с прозрачными коготками. Динка закрыла глаза и вздохнула умиротворенно. Мы с Наташей замерли счастливые. Тут сверху шипение какое-то раздалось, мы не сразу поняли, что это Вовка шипит, внимание наше привлечь пытается, что пора мол выходить и уступить место следующим, все ведь хотят посмотреть!
Целый день мы по очереди к Динке ходили и сидели рядом с ней, все на щенков налюбоваться не могли. Она сначала волновалась немного, смотрела на каждого вопросительно, чего, мол, опять пришли, может быть случилось что-то, а потом привыкла, даже спала, не обращая на нас внимания, только ни разу щенков с нами одних не оставила, все-таки не совсем нам доверяла, видимо. По своим делам сбегала, только когда мы обедать ушли.
Наступила счастливая пора. Мы честно соблюдали условия договора с дворником и он на нас с Динкой совсем не сердился. Один раз сказал даже, что Динка, видимо, не просто бродячая собака, а была кем-то приучена к дому, потому что она ни разу в подвале не нагадила, а ждала терпеливо по утрам, когда он дверь откроет. Дверь в подвал на ночь всегда запиралась, правила, наверное, такие были, что ли. Щенки подрастали, мы теперь каждый день их на солнышко во двор выносили. Они сначала только медленно ползали по траве, стараясь найти теплый мамин бок, но с каждым днем их стало все труднее удерживать в поле зрения. Глазки у них открылись и они, сначала смешно ковыляя и переваливаясь на коротеньких ножках, а потом все быстрее, старались разбежаться в разные стороны. Они совсем были непохожи друг на друга. Рыжий и черный были мальчиками, а пятнистые были девочками, так нам мама сказала. Она нам продолжала всякие полезные советы давать по Динкиному питанию и сколько с малышами во дворе гулять. Сказала, что дети есть дети, независимо от того, кому они принадлежат, и что она может применить к ним свои новые знания и собственную практику. Мальчишки помогали во дворе дяденьке Кузьмичу чинить бесконечные поломки доминошного стола, подавая ему наперегонки нужные инструменты и гвозди, о чем-то с ним разговаривали и очень при этом важничали. Зато Вовка действительно не разбил ни одного стекла, а мне по деревьям некогда было лазать. Так что, все были друг другом довольны и счастливы. Мы, конечно же, долго спорили по поводу имен для щенков, потом решили, чтобы никому было ни обидно, что мальчишки придумают имена для щенков-мальчиков, а мы для щенков-девочек. Вот только у меня давно уже имя было заготовлено, как оказалось и не у меня одной, рыженького мальчика мы все дружно решили назвать Лютиком, в память о том, про которого дворник нам рассказал. Черного щенка мальчишки Чернышом прозвали. Мы, перебрав немыслимое количество разных имен, названий и просто слов, назвали одну Дымкой, а вторую Розочкой, потому что на лбу у нее было красивое черное пятнышко, похожее на цветок.
Лето, тем временем, шло своим чередом. Мы купались в теплом море. Потихоньку от родителей, которые днем были на работе, а ведь до пляжа рукой подать… заходили далеко в море «на мели». Эти мели — как маленькие островки с теплой водой, а между ними — глубина, где иногда и «с головой» бывало, то есть вода выше головы была. Через глубину мы перебирались кто как, кто вплавь «по-собачьи», а те, кто плавать не умел, просто пешком по дну. Наберешь побольше воздуха, закроешь глаза, потом все вместе за руки и… вот ты уже и на другой мели! Это было не совсем безопасно, мы это понимали, но ведь в этом же и был весь смысл! Просто теплой воды на мелком месте, нам и у берега хватало. Конечно, без приключений не обходилось. Однажды меня смыло волной с мели в глубину. Плавать я еще тогда не умела, только воды совсем не боялась. Вот и не испугалась совсем, мне очень даже понравился мелкий золотистый песок, на который я опустилась и зеленая вода, а сверху по воде прокатывались волны, они были намного темнее по цвету. Мне показалось, что я довольно долго любовалась на эту картину и слушала какие-то шипящие звуки. И так мне было в тот момент хорошо, что захотелось немного задержаться, чтобы посмотреть, что же дальше-то будет. Как вдруг, чья-то рука схватила меня за волосы и я увидела раздутые Вовкины щеки и выпученные, как у лягушки глаза. Я, возмущенная таким со мной обращением, постаралась изо всех сил ему в этот глаз кулаком заехать, но промазала и попала по уху. Вовка, от неожиданности, выпустил мои волосы, а я забарахталась в воде, используя и руки и ноги, стараясь предотвратить его следующий выпад и вдруг, неожиданно для себя и всех остальных, выбралась на поверхность и поплыла… недалеко конечно, но достаточно для того, чтобы почувствовать, как вода меня поддерживает, а это ведь самое главное. Так я в то лето плавать научилась. Вовка, конечно, еще немного на меня пообижался — «спасай тут всяких, а тебе… в ухо», но потом мы все вместе смеялись, когда я ему всю подводную картину обрисовала и как он меня там испугал, объяснила. Зато он очень гордился тем, что это он меня плавать научил. Много можно всяких занятий летом придумать, каждый день что-то новое. Иногда мы за тутовником ходили на старое кладбище. Там росли огромные тутовые деревья. Заберешься почти на самую вершину, а там можно есть сочные, почти черные ягоды, перекрикиваться друг с другом и хвастаться, у кого крупнее, а еще можно вести перестрелку теми же ягодами. Они, правда, след оставляли в виде синей кляксы, языки и губы у нас тоже были на все лето синими, но никого это волновало…
Так незаметно и июль пролетел. А в августе стали съезжаться все остальные обитатели нашего двора, дело уже шло ближе к школе. Сережка от бабушки вернулся, очень одобрил наши действия с Динкой, а особенно Наташу похвалил за то, что с дяденькой Кузмичем договориться сумела. Про Рыжуху нам рассказал, как она теперь на новом месте живет. Прижилась, заважничала, целый день у нее дела какие-то, кошек бабушкиных воспитывает, в дом заходить не разрешает, а еще корову научилась во двор загонять, так что бабушка ее полюбила. А обоих Рыжухиных щенков Сережкин дядя к себе на пасеку взял, в сторожах будут.
Моя соседка Галка и ее родители тоже вернулись из отпуска. Они гостили у Галкиной московской бабушки и в санаторий еще ездили. Приехала, нос задрала, первый день даже во дворе ни с кем не разговаривала, прохаживалась по центральной дорожке, да наряды новые раза четыре менять бегала. Только никто на ее наряды внимания не обратил, у нас своих дел было много.
Щенков все труднее было удерживать в подвале. Эти веселые карапузы карабкались вверх по ступенькам, иногда, не удержавшись, катились кубарем вниз, но, поплакав немножко, а порой и забыв, продолжали рваться к свободе. Мы устраивали целые баррикады из любых подручных средств, стараясь удержать их в подвале. А Динка, наоборот, оставляла теперь их одних и уходила куда-то надолго по своим собачьим делам. Чаще всех на свободе оказывалась Мышка. Вообще-то сначала она сначала Дымка была, самая маленькая и шустрая, способная просочиться в любую щелочку, которую могла отыскать в нашей загородке, поэтому имя Мышка ей больше подходило.
Гром грянул, что называется с ясного неба. В это утро ничего не предвещало такого несчастья. Все обитатели нашего двора, конечно же, знали о существовании Динки и, похоже, молчаливо это ее существование одобряли, или просто не вмешивались.
Щенки уже хорошо ели обычную еду, поэтому мы бегали кормить их и выгуливать во дворе по очереди. Мы им мисочки по разным углам расставляли, чтобы у каждого еда была, по-справедливому. Потому что шустрый Лютик всегда успевал быстрее всех со своей порцией справиться и соседям помочь. Иногда он с этой своей помощью к ним приставал еще и до того, как в свою миску заглядывал, моя, мол, еда от меня никуда не денется, еще успею. И успевал ведь, жадина! За ним нужно было особенно следить и от чужих мисок отгонять. Пока я с Лютиком воевала, проныра Мышка нашла таки щель и вырвалась на свободу, которая ей была гораздо дороже еды. Я бросилась за ней вверх по лестнице, уже почти поймала у самой двери подъезда, но тут дверь кто-то стал открывать с другой стороны, Мышка рванулась туда, я за ней… и мы обе выкатились под ноги входившему в подъезд нашему соседу по коммунальной квартире, Галкиному папе! Пытаясь удержаться на ногах, он странно замахал руками, сделал несколько неуверенных шагов назад и… стал падать на кусты, которые росли возле дорожки, ведущей к дому. Портфель полетел в одну сторону, шляпа в другую, потом над кустами мелькнули ноги в желтых туфлях и исчезли… Несколько мгновений было очень тихо, я сидела на ступеньке, прижав к себе Мышку, бабульки с открытыми ртами замерли на лавочке.
В этой полной тишине над кустами медленно появилась голова Галкиного папы. Волосы, обычно тщательно причесанные на косой пробор, были растрепаны и странно свешивались на одну сторону, открывая обширную лысину, на щеке краснела свежая царапина, он пытался что-то сказать, но только открывал беззвучно рот.
— Извините, пожалуйста, — как можно вежливее сказала я, — я совсем не хотела Вас с ног сбивать, это нечаянно получилось… я сейчас и шляпу найду и портфель достану…
Так ничего и не сказав, Галкин папа сам отыскал портфель и шляпу, посмотрел на нас с Мышкой тяжелым, недобрым взглядом и скрылся в подъезде, громко хлопнув дверью.
— Ну, Ирка, теперь держись, — сказали бабульки, — он тебе этого не забудет.
Ясное дело, что не забудет, только ведь я же не нарочно, объясню родителям, должны понять, ну пусть там наказание какое-то придумают, я ведь не против.
Отмахнувшись от неприятных мыслей, я отправилась назад, щенков нужно было вынести на солнышко. Сашка помогать пришел, они теперь тяжелые стали, одной и не справиться. Мы играли со щенками под деревом, Сашка становился на четвереньки, брал в зубы кусок тряпки, за другой конец тут же цеплялся кто-нибудь из малышей, а то и двое сразу и с грозным рычанием они тянули бедную тряпку в разные стороны. У них уже выросли маленькие зубки-иголочки, так что за тряпку они держались очень цепко, да и лапами упирались изо всех сил, а когда этого было недостаточно, просто шлепались на толстые попы, помогая себе еще и весом. Уж не знаю, кто из нас получал большее удовольствие, хотя Сашка утверждал, что играет в эту игру исключительно для щенячьего физического развития. А в этот раз, чтобы помочь друзьям справиться с Сашкой, рыжий Лютик ухватился сзади за Сашкины штаны и стал тянуть их в другую сторону. Сашка от смеха тряпку не удержал и щенята кубырем покатились в траву вместе с ней. А Сашка чуть на Лютика не сел, только тот увернуться успел.
— Смотри, Саш, Галка во двор вышла. Давай ее позовем, она ведь щенков подросших толком и не видела, да и папе ее от меня досталось сегодня…
— Эй, Галка, иди к нам, — заорал на весь двор Сашка и добавил, — пусть посмотрит, жалко что ли!
— Смотри, Галя, как щеночки выросли, пока тебя не было, совсем большие. Хочешь с ними поиграть?
— Они у вас грязные, в подвале живут, на них микробы разные размножаются, мне их не разрешают трогать. Да и вообще, их тут скоро не будет.
— И ничего они не грязные, их Динка по нескольку раз в день моет!… Постой, постой,… как это их здесь скоро не будет?! Саш, чего это она говорит такое?
— И ничего я не говорю, некогда мне с вами тут стоять, мы с мамой в музыкальную школу идем меня записывать, — попятилась Галка.
Но далеко уйти ей не удалось, мы с Сашкой схватили ее за руки и потащили в кусты сирени у забора.
— Будешь кричать, я тебе в рот вот эту тряпку затолкаю, — пригрозил Сашка, — на ней точно миллион микробов, быстро рассказывай!
Сопротивляться было бесполезно, такая решительность была на наших лицах, что Галка сдалась без боя.
1 2 3 4 5 6 7 8