Я огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь тряпки и увидел рваный
холщовый мешок, тоже, вероятно, выброшенный на берег во время бури. Я сходил
за ним, вернулся и расстелил еще не просохшую мешковину рядом с костями.
Затем я принялся разбирать их. Вначале я разложил их на несколько кучек,
состоявших из переплетенных между собой костей, потом стал отделять их одну
от другой, пока не разложил все по косточкам. Завершив эту работу, я сложил
кости в мешок, взял его за четыре конца и оттащил в дом. Там я снес его в
подвал, с тем, чтобы во второй половине дня отвезти кости в Данвич, а, может
быть, даже и в Аркхэм. Мне и в голову не пришло, что власти вряд ли будут
рады такой находке и что лучше бы мне было вовсе не собирать эти кости, а
оставить их там, на берегу.
Я подхожу к наиболее неправдоподобной части своего повествования. Я уже
упоминал о том, что снес кости в подвал. Ничто не мешало мне оставить их на
веранде или хотя бы в кабинете, но я почему-то сразу прошел в подвал и
бросил мешок там. Затем я вернулся в дом и занялся приготовлением пищи, о
чем не успел побеспокоиться с утра. Пообедав, я спустился в подвал за
костями, намереваясь отвезти их в город и предъявить соответствующим
органам.
Судите сами, как я был ошеломлен, когда, подняв мешок, лежавший на том
самом месте, где я его оставил час назад, я обнаружил, что он пуст. Кости
исчезли. Я не поверил своим глазам. Поднявшись на первый этаж, я зажег
лампу, спустился с ней в подвал и обыскал в нем каждую пядь. Безрезультатно.
Ничто не изменилось в подвале с тех пор, как я впервые побывал в нем: окна
были все так же затянуты паутиной, и, стало быть, к ним никто не прикасался;
никто, похоже, не трогал и крышку люка, ведущего в тоннель. И тем не менее
кости исчезли бесследно.
Я вернулся в кабинет окончательно сбитым с толку. Может быть, никаких
костей не было вовсе? Но как же не было, когда я сам их нашел и принес в
дом? Единственное возможное объяснение, каким бы искусственным оно ни
выглядело, заключалось в том, что кости были не такими прочными, как мне
показалось, и после кратковременного пребывания на открытом воздухе
превратились в пыль. Но в таком случае хотя бы эта пыль должна была
остаться! Между тем, я прекрасно помнил, что мешковина была совершенно
чистой.
Разумеется, я не мог обратиться к властям с такой сказкой меня бы
просто посчитали за сумасшедшего. Но ничто не могло помешать мне навести
справки, а потому я поехал в Данвич, где из чувства противоречия первым
делом зашел в магазин Уэтли.
Увидев меня, Тобиас осклабился. "Ничего я вам не продам!" предупредил
он меня прежде, чем я успйл раскрыть рот. Потом он повернулся к другому
посетителю пожилому субъекту неряшливого вида и нарочито громко произнес:
- Вот он, этот самый Бишоп! Сказанного было достаточно для того, чтобы
субъект поспешно ретировался.
- Я хочу задать вам один вопрос, начал я.
- Валяйте!
- Я хотел узнать, нет ли на берегу реки за старым мостом какого-нибудь
кладбища?
- Не слыхал о таком. А что? спросил он с подозрением.
- Да нет, ничего, ответил я. Просто то, что я там нашел, заставило меня
предположить, что где-то рядом есть кладбище.
Глаза хозяина сузились и заблестели. Он закусил нижнюю губу. Потом он
вдруг побледнел, как полотно, и прошептал:
- Кости! Вы нашли кости!
- Я ничего такого не говорил, возразил я.
- Где вы их нашли? потребовал он не терпящим возражений тоном.
Я развел руками и показал ему ладони.
- Как видите, никаких костей у меня нет, сказал я и вышел из лавки.
Я направился к небольшой церквушке, которую приметил в переулке по пути
в магазин. Обернувшись, я увидел, что Уэтли запер его и теперь торопливо
удалялся вниз по центральной улице вероятно, с тем чтобы повсюду рассказать
о тех подозрениях, которые он мне только что высказал.
Надпись на почтовом ящике оповещала о том, что местного священника
зовут Эйбрэхэм Даннинг... Он как раз оказался дома и сам открыл мне дверь
'этакий пухлый коротышка с румяными щечками и очками на носу. На вид ему
было лет шестьдесят пять. Как бы в возмещение того морального ущерба,
который я понес в лавке Уэтли, мое имя ровным счетом ничего ему не сказало.
Я с ходу предупредил его, что пришел навести кое-какие справки.
- Я к вашим услугам, мистер Бишоп, произнес он, как только мы очутились
в комнате для гостей, служившей ему, вероятно, и в качестве кабинета.
- Скажите мне, ваше преподобие, вам не приходилось слышать о том, что в
окрестностях Данвича есть колдуны?
Священник сомкнул пальцы и откинулся на спинку стула. На лице его
заиграла снисходительная улыбка.
- Видите ли, мистер Бишоп, у нас такой суеверный народ! Здесь многие на
полном серьезе верят в ведьм, колдунов и всякую нечисть из потустороннего
мира, особенно после того, что произошло в 1928 году, когда умер Уилбер
Уэтли и тот, кого называли его братом-двойняшкой. Уэтли вообразил себя
волшебником и все время твердил о том, что якобы кого-то там вызвал из
воздуха. На самом деле он имел в виду брата говорят, что тот был страшно
уродлив вследствие родовой травмы. Но все эти слухи настолько запутаны и
противоречивы...
- Вы знали моего двоюродного деда, покойного Септимуса Бишопа? Он
покачал головой.
- Нет, он умер еще до моего приезда сюда. Среди моих прихожан есть
семья Бишопов, но я не думаю, что они его родня. Это простые, неграмотные
люди. И потом, между ними нет никакого внешнего сходства.
Я заверил его, что это не наши родственники. Но к этому времени мне уже
стало ясно, что здесь я не узнаю ничего полезного, а потому я поспешил
откланяться. Преподобный Даннинг отпустил меня с явной неохотой: по всему
было видно, что в этой глуши он страшно истосковался по обществу
образованных людей.
Отчаявшись узнать что-либо новое в Данвиче, я вернулся домой и
спустился в подвал, чтобы еще раз удостовериться в том, что кости исчезли.
Тут меня впервые посетила мысль о крысах. Но если кости, действительно,
утащили крысы, то почему тогда я не застал их там, внизу? Значит, из подвала
должен быть еще один вход!
Захватив с собой лампу, я снова спустился в подвал и тщательно обшарил
его на предмет отверстия, которым могли бы воспользоваться крысы. Я не терял
надежды найти какое-нибудь естественное объяснение пропаже костей. Однако
ничего похожего на такое отверстие не оказалось. Мне ничего не оставалось,
как смириться с исчезновением костей, и весь остаток дня я старался о них не
думать.
Но как только я заснул, меня стали преследовать кошмары: я видел, как
принесенные мною кости складываются в скелет и как этот скелет облекается
плотью. Я видел, как те кости, что походили на плети, срастаются в нечто не
от мира сего и как это нечто постоянно меняет обличья, становясь то живым
воплощением вселенского ужаса, то огромной черной кошкой, то гигантским
спрутом, то обнаженной блуд-ницей, то громадной свиньей, то тощей сукой,
прижимающейся к ногам своего хозяина. Я проснулся весь в поту и тут же
услышал какие-то отдаленные странные звуки вначале сопенье и хныканье,
доносившиеся, казалось, глубоко из-под земли, а потом дикий скрежет и треск,
наводившие на мысль о какой-то разрушительной деятельности.
Чтобы стряхнуть с себя наваждение, я встал .с постели и принялся
расхаживать в темноте по дому, то и дело замирая у окна, чтобы поглядеть на
залитый лунным светом пейзаж. Поначалу это вроде бы помогло, но спустя
некоторое время меня вновь принялись мучить галлюцинации мне показалось, что
на опушке леса, почти вплотную подступающего к дому, стоит высокая худая
фигура, а о ее ноги трется какая-то уродливая, бесформенная тварь. Видение
продолжалось всего несколько секунд, после чего оба призрака скрылись в
лесной чаще, куда не проникал свет луны. Вот когда я пожалел о том, что не
наделен тем здравым смыслом, каким, должно быть, отличался мой двоюродный
дед Септимус, ибо это новое видение было намного натуральнее тех снов, от
которых мне с таким трудом удалось избавиться, и даже тех звуков, что
доносились из-под земли.
Как только рассвело а это произошло довольно скоро, я взял лампу и
спустился с ней в подвал. Я без труда нашел тоннель и прошел по нему к
подземной комнате. Я действовал не столько по собственной воле, сколько под
влиянием некой силы, которой не мог противиться. Когда я подошел к люку,
ведущему в подземную комнату, мне показалось, что на земле перед ним
виднеются отпечатки не только моих ног. Между чужими следами виднелась также
широкая полоса, тянувшаяся со стороны двери, ведущей в лес, как если бы
оттуда по земле волочили какой-то тяжелый предмет. Спускаясь вниз, я ощущал
сильнейшую тревогу. Но я беспокоился понапрасну, ибо в комнате никого не
было.
Высоко подняв лампу, я огляделся по сторонам. Все осталось без
изменений каменные скамьи, кирпичный пол, алтарь... Алтарь! На нем что-то
темнело, какое-то большое пятно с неровными краями. В прошлый раз его там не
было, это я помнил точно. Не знаю, что заставило меня приблизиться к алтарю.
Я вовсе не хотел этого делать, но было уже поздно, ибо я понял то, что
издали казалось темным пятном, на самом деле было лужей крови: она даже еще
не просохла и влажно поблескивала при свете лампы.
Только теперь, впервые стоя так близко от алтаря, я увидел, что он весь
покрыт пятнами, такими же темными бурыми пятнами, как и то, что было у меня
перед глазами, но только гораздо более старыми. Стало быть, кровь
проливалась здесь неоднократно.
Потрясенный увиденным, я бросился вон из комнаты, промчался по тоннелю
и поднялся по лестнице в подвал. Там я остановился, чтобы перевести дух, и в
этот момент до меня донеслись звуки шагов. Наверху кто-то был! Стараясь
ступать неслышно, я поднялся на первый этаж.
Шаги доносились из кабинета. Я затушил лампу, ибо даже того света, что
пробивался в дом через сомкнутый строй вековых деревьев, было более чем
достаточно, и направился в кабинет.
За столом сидел высокий худой мужчина мрачной наружности. С его плеч
ниспадала мантия. Он сверлил меня взглядом.
- Вылитый Бишоп, произнес он. Только кто именно?
- Амброз, ответил я, сглотнув слюну, сын Уильяма, внук Питера. Приехал
распорядиться имением своего двоюродного деда Септимуса. А вы?
- А я и есть твой двоюродный дед Септимус, внучек.
Что-то зашевелилось позади него и мелькнуло за спинкой стула. Он
заслонил то, что там находилось, краем мантии, но я успел разглядеть жуткую
чешуйчатую тварь с лицом миловидной женщины. В ту же секунду я упал без
чувств. Когда я немного очухался, мне показалось, что он стоит рядом и
обращается к кому-то со словами: "Нам придется дать ему еще немного
времени".
Приоткрыв один глаз, я поглядел в ту сторону, откуда раздавался голос.
Там никого не было.

IV
Спустя четыре дня я получил первый номер "Аркхэм Адвертайзер"
почтальон оставил его на возвышавшемся у ворот обломке указательного столба,
придавив сверху камнем. Я забыл упомянуть о том, что во время своего
посещения аркхэмской библиотеки я оформил шестимесячную подписку на эту
газету. Таким способом я отблагодарил за предоставленное мне право
просмотреть старые подшивки, где я искал материалы, касавшиеся моего
двоюродного деда. Газета как таковая меня совершенно не интересовала, и
поначалу я даже хотел зашвырнуть полученный номер куда подальше, но потом
передумал и принес в дом.
Я бы и не подумал его читать, если бы мне на глаза не попался набранный
крупным шрифтом заголовок, который гласил: "Исчезновения в Данвиче новая
волна". Почуяв недоброе, я прочел следующие строки:
"Поступило сообщение об исчезновении восемнадцатилетнего Сета Фрая,
работавшего на ферме у Говарда Коула, расположенной к северу от Данвича.
Последний раз его видели три дня назад по пути из города на ферму. А два дня
назад пропал без вести двадцатилетний Гарольд Сойер, проживающий на окраине
Данвича. Шериф Джон Хоктон и его помощники прочесывают округу, но пока без
видимых успехов. Люди, близко знавшие этих юношей, утверждают, что у тех не
было веских причин, чтобы имитировать исчезновение; таким образом, есть
основания предполагать, что дело пахнет преступлением.
Наши старые читатели, наверное, еще помнят волну подобных исчезновений,
имевшую место более двадцати лет тому назад и увенчавшуюся пропажей
Септимуса Бишопа летом 1929 года.
Данвич типичное захолустье с довольно скандальной репутацией. Он
нередко фигурирует в сводках новостей в связи с какой-нибудь странной
историей, первой из которых было дело Уэтли в 1928 году..."
Я уронил газету на колени. Мой рассудок отказывался принять то
единственное объяснение, которое напрашивалось в отношении всех этих
событий. Именно в этот момент я и принял решение предать бумаге все, что
знал и чему был свидетелем. Я надеялся, что, расположив все события по
порядку, я смогу увидеть их в истинном свете. Пока что у меня в голове царил
полный хаос: я вспоминал то об исчезнувших из подвала костях, то о словах
Уилбера Уэтли в письме к моему двоюродному деду: "Пришельцы из воздуха не
могут обходиться без человеческой крови. Они получают из нее тело... вы тоже
сможете это делать...", то о таинственном возвращении и не менее
таинственном исчезновении Септимуса Бишопа, который с тех пор, как я
встретил его в кабинете, больше не появлялся.
Я швырнул газету на пол. В голове у меня воцарился еще больший хаос,
чем прежде:
1 2 3 4