Бывало, что он мирно и уютно дремал у камина, но
бывало и так, что он внезапно становился совсем бешеным и требовал, чтобы я
выпустил его на улицу. А уж в те минуты, когда раздавались описанные мною
звуки словно какое-то другое животное стремилось попасть в дом, он просто
терял голову от страха и ярости, и мне приходилось не мешкая выпускать его
на волю. В таких случаях он опрометью мчался в единственную пристройку,
сохранившуюся после переделки дома кузеном, и проводил там или где-нибудь в
лесу всю ночь, не появляясь до самого рассвета, когда голод вынуждал его
вернуться в дом. В мансарду же он не ступал ни лапой!
II
В сущности, не кто иной, как кот, навел меня на мысль поближе
ознакомиться с предметом занятий кузена. Сумасбродные выходки Крошки Сэма
выглядели столь непритворными, что мне ничего не оставалось, как обратиться
к разрозненным бумагам Уилбера и попытаться найти в них какое-нибудь
объяснение загадочным явлениям, повторяющимся в доме изо дня в день. Почти
сразу я наткнулся на неоконченное письмо оно лежало в ящике письменного
стола в одной из комнат первого этажа и было адресовано мне. Судя по всему,
Уилбер знал о том, что он неизлечимо болен, ибо с первого же взгляда на
письмо я убедился, что в нем содержатся распоряжения на случай смерти.
Единственное, чего Уилбер не знал точно, так это отпущенного ему срока, и
письмо, начатое им всего за месяц до кончины, было потом брошено в ящик
стола и больше оттуда не вынималось, хотя у кузена была уйма времени, чтобы
его дописать.
"Дорогой Фред, прочел я. Крупнейшие медицинские светила утверждают, что
я долго не протяну, и, поскольку в завещании я уже назвал тебя в качестве
наследника, мне остается только дополнить мою последнюю волю рядом
заключительных распоряжений. Умоляю тебя отнестись к ним серьезно и
выполнить неукоснительно. Вот три вещи, которые ты должен сделать
непременно:
1) Все бумаги, хранящиеся в отделениях А, В и С моей картотеки,
подлежат уничтожению.
2) Все книги, стоящие на полках Н, I, J и К, необходимо вернуть в
библиотеку Мискатоникского университета в Аркхэме.
3) Круглое окно в мансарде должно быть разбито. Ты слышишь? Не просто
вынуто и тем или иным образом использовано, но разбито вдребезги.
Три вышеназванных распоряжения ты обязан выполнить неукоснительно. В
противном случае те ужасные бедствия, которые могут постигнуть человечество,
будут на твоей совести. Больше я не стану к этому возвращаться, дабы не
терять времени, которого у меня и так мало, и перейду к другим важным
вопросам. Первый из них это..."
Но на этом месте кузену что-то, помешало, и он оставил письмо
недописанным.
Как мне следовало отнестись к этим загадочным распоряжениям? Я еще мог
понять, что книги должны быть возвращены в библиотеку, тем более, что меня
они почти не интересовали. Но зачем уничтожать бумаги? Почему бы не
отправить их в библиотеку заодно с книгами? А что касается стекла, то
разбивать его было бы просто глупостью ведь в таком случае пришлось бы
вставлять новое и пускаться в лишние траты. Одним словом, это несчастное
письмо только подогрело мое любопытство, и я решил уделить разборке архива
кузена более пристальное внимание.
В тот вечер я начал с книг на полках, указанных в письме; все они
размещались в мансарде в южном конце здания. В подборке книг кузена
сказывался его интерес к археологии и антропологии; среди них было множество
текстов о цивилизациях древних жителей острова Пасхи, монголов и различных
племен, находящихся на первобытной стадии развития, а также книги о
переселениях народов и о мифах и культах, входящих в состав первобытных
религий. Но это было только прелюдией к той литературе, что предназначалась
к отсылке в университетскую библиотеку. Среди последней попадались книги
настолько древние, что в иных даже не был указан год выпуска; разве что
ветхость, да рукописный текст позволяли датировать их средними веками. Книги
более поздних времен (среди которых я не встретил ни одной, изданной после
1850 года) попали к кузену разными путями: одни из них когда-то принадлежали
Генри Эйкли из Вермонта, двоюродному брату наших с Уилбером отцов, и он
собственноручно отправил их Уилберу; на других красовался штамп Национальной
Библиотеки в Париже, из чего можно было заключить, что мой кузен не гнушался
кражей книг с библиотечных полок.
Среди книг на разных языках, составлявших библиотеку кузена, попадались
такие названия,как "Пнакотикские манускрипты", "Текст Р'лайх",
"Una-ussprechlichen Kulten" фон Юнтца, "Книга Эйбона", "Песни Дола", "Семь
сокровенных книг" Хсана, "De Vermis Mysteriis" Людвига Принна, "Записки
Челено", "Cultes des Goules" графа д'Эрлета, "Книга Дзиан" (Здесь, в
свойственной последователям Лавкрафта мис-тификационной манере, упоминаются
как вымышленные сочинения (и среди них "Невообразимые культы" фон Юнтца, "О
загадочных червях" Л.Принна и "Культы гулей" самого кокетливо упакованного в
псевдоним "граф д'Эрлет" Августа Дерлета), так и вполне реальная "Книга
Дзиан"), фотокопия "Некрономикона" безумного араба Абдула Аль-Хазреда, а
также многие другие, в том числе и рукописные. Признаюсь, что содержание
этих книг привело меня в замешательство, поскольку они во всяком случае те,
которые я мог читать, содержали невероятное количество мифов и легенд,
относившихся, безусловно, к древнейшим религиозным воззрениям человеческой
расы и даже, если я правильно понял из прочитанного, иных нездешних рас.
Правда, я не был уверен в том, что правильно понял содержание текстов на
латинском, французском и немецком даже староанглийские книги мне приходилось
разбирать с большим трудом. Но и того, что я разобрал, хватило мне с лихвой,
ибо там излагалась картина мира столь абсурдная, что разве только такой
помешанный на антропологии человек, как мой кузен, мог счесть ее
сколько-нибудь заслуживающей внимания.
В то же время она не была лишена интереса, хотя и повторяла довольно
избитую схему. В основе ее лежало идущее из глубин веков представление о
борьбе сил света с силами тьмы во всяком случае, так мне показалось. В конце
концов, не все ли равно, под какими именами выступают эти силы Бога и
Дьявола или Богов Седой Старины и Властителей Древности, Добра и Зла либо
Ноденса, Владыки Великой Бездны, единственного из Богов Седой Старины,
получившего имя, и таких противостоящих ему богов, как слабоумный Азатот,
этот бесформенный распространитель инфернального хаоса, богохульствующий и
бурлящий в центре всего мироздания; Иог-Сотот, весь-в-одном и один-во-всем,
неподвластный законам времени и пространства, сосуществующий со всеми
временами и соприсутствующий всему пространству; Ньярлатхотеп, вестник
Древних; Великий Ктулху, ждущий часа, когда он сможет восстать из Р'лайха,
сокрытого в морских пучинах; невыразимый Хастур, Владыка Межзвездных
Пространств; Шуб-Ниггурат, черный козел дремучих Лесов Легионов Младых? И
подобно тому, как человеческие расы, поклонявшиеся различным известным
богам, именовались по сектам, так и последователи Древних разделялись на
чудовищных снежных людей, обитающих в Гималаях и других горных странах Азии;
глубоководных, что затаились в океанских пучинах, храня верность Великому
Ктулху и поклоняясь Дагону; шанта-ков; народ чо-чо и многих других. Иные
среди них, как утверждалось, происходят из тех мест, куда изгнали как
Люцифера из Рая Властителей Древности, когда они восстали против Богов Седой
Старины: это такие места, как далекие звезды Хиадеса, Неведомый Кадаф, плато
Ленг и затонувший город Р'лайх.
Среди этого обилия труднопроизносимых названий я встретил два имени,
которые привели меня в замешательство, заставив предположить, что кузен
относился к этой мифологической схеме куда серьезнее, чем я думал.
Неоднократное упоминание Хиадеса, например, напомнило мне слова Уилбера об
оконном стекле в мансарде, когда он охарактеризовал его, как "вероятно,
хиадесского происхождения". В другой раз он высказался о нем еще более
определенно, назвав его "стеклом из Ленга". Правда, это могло быть случайным
совпадением, и некоторое время я тешил себя мыслью, что Ляном, вероятно,
звали какого-нибудь китайского торговца антиквариатом, а слово "хиадесский"
я просто не так расслышал. Но напрасно пытался я обмануть самого себя все
указывало, на то, что интерес Уилбера к этой совершенно нездешней мифологии
был далеко не преходящим. И если меня не смогли до конца убедить собранные
им рукописи и книги, то его собственноручные записи развеяли мои последние
сомнения.
В его заметках встречалось много более чем странных упоминаний, от
которых мне почему-то становилось не по себе. Там также были пусть неумелые,
но весьма впечатляющие зарисовки явно нездешних пейзажей и существ, каких
невозможно было бы выдумать даже при самой буйной фантазии. Воистину, в
большинстве своем эти существа превосходили всякое описание: там были
крылатые, в человеческий рост твари, похожие на летучих мышей; гигантские
бесформенные гады с бесчисленными щупальцами, на первый взгляд напоминающие
осьминогов, но явно превосходящие последних интеллектом; когтистые
полулюди-полуптицы; безобразные амфибии, ходящие на задних лапах и покрытые
бледно-зеленой, цвета морской волны, чешуей. Попадались среди них и такие, у
которых были ярко выраженные человеческие черты хилые, недоразвитые карлики
с восточного типа лицами, населяющие, судя по их одеяниям, холодные страны,
а также представители расы, рожденной от смешанных браков между земноводными
илюдьми. Я никогда бы не подумал, что мой кузен был наделен таким богатым
воображением. Из всех наших родственников один только дядюшка Генри
по-детски верил всякого рода нелепым вымыслам, но, насколько я знал Уилбера,
он ничему подобному подвержен не был. И только теперь я увидел, что он
искусно скрывал от всех нас свою истинную сущность. Трудно передать, в какое
изумление повергло меня это открытие.
Ни одно живое существо не могло послужить прообразом для этих
зарисовок, а в тех рукописях и книгах, что остались после кузена, похожих
рисунков не было. Подстрекаемый любопытством, я еще больше углубился в архив
кузена и в конце концов выбрал несколько записей, загадочных по содержанию,
но в то же время, как мне показалось, имеющих косвенное отношение к предмету
моих поисков. Все записи были пунктуально датированы, и я без труда
расположил их в хронологическом порядке.
"15 октября 1921 года. Ландшафт проясняется. Ленг? Напоминает юго-запад
Америки. Пещеры из них вылетают стаи летучих мышей целая туча как раз перед
закатом. Они закрыли собой солнце. Низкорослый кустарник, искривленные
стволы. Очень ветрено. Вдалеке заснеженные вершины гор, направо пустынное
плоскогорье.
21 октября 1921 года. Четыре шантака на среднем плане. Средний рост
выше человеческого. Покрыты шерстью, напоминают летучих мышей, перепончатые
крылья простираются на три фута над головой. Клювы загнутые, как у
стервятников, в остальном же морды напоминают рыльца летучих мышей.
Пересекли местность по воздуху, остановились передохнуть на скале неподалеку
от меня. Не замечают. По-моему, на одном был всадник, но не уверен.
7 ноября 1921 года. Ночь. Океан. Остров вроде рифа на переднем плане.
Глубоководные вместе с гу-маноидами явно смешанного происхождения: помесь
белая. Глубоководные покрыты чешуей, передвигаются наподобие лягушек нечто
среднее между шагом и прыжком, чуть горбятся, как и все земноводные.
Остальные, похоже, поплыли на риф. Быть может, Иннсмут? Ни береговой линии,
ни городских огней. Нет и кораблей. Выступающая из воды возвышенность, рядом
с рифом. Риф Дьявола? Похоже, даже гибриды не способны проплыть такое
расстояние без отдыха. Не исключено, что побережье находится слишком близко
на переднем плане, потому его и не видно.
17 ноября 1921 года. Абсолютно ни на что не похожий пейзаж. Явно не
земной. Непроницаемо черное небо, несколько звезд. Скалы из порфира или
сходной породы. На переднем плане глубокое озеро. Ха-ли? Через пять минут
воды стали бурлить и вздыматься в том месте что-то всплывало на поверхность.
Лицом от меня. Гигантский обитатель вод, со щупальцами. Спрутообразный,
только гораздо, гораздо крупнее в десять в двадцать раз крупнее гигантского
Octopus apollyon (Осьминог (лат.) с западного побережья. Одно то, что
служило ему шеей, составляет не менее 15 родов (Мера длины, примерно равная
пяти метрам.) в диаметре. Не мог отважиться взглянуть ему в лицо и
ликвидировал звезду.
4 января 1922 года. Промежуток абсолютной пустоты. Открытый космос?
Приближение к планете, как если бы я смотрел глазами того, кто приближается
к какому-то объекту в космосе. Небо темное, вдалеке звезды, вскоре начинает
вырисовываться поверхность планеты ближе, еще ближе. Увидел совершенно голый
ландшафт. Никакой растительности, как на темной звезде. Круг поклоняющихся
каменному столбу. Их крики: Иэ! Шуб-Ниггурат!
16 января 1922 года. Подводный край. Атлантида? Вряд ли. Огромное
сооружение наподобие храма с выбоинами от глубинных бомб. Гигантские
каменные глыбы, вроде тех, из которых сложены пирамиды. Ступени, ведущие
вниз, в зияющий чернотой провал. На заднем плане глубоководные. Какое-то
шевеление во мраке колодца со ступенями. Всплывает колоссальное щупальце.
Далеко позади два водянистых зрачка, разделенных расстоянием во много родов.
1 2 3