И Вацлав, и я рассмеялись.

Вернувшись в гостиницу, я обнаружил, что у меня появился сосед по
комнате. Звали его Иван, но он предпочитал, чтобы его окликали: "Айвен".
Был он типичным русским парнем: голубые глаза, русые волосы, толстые губы,
густые брови соединяющиеся над переносицей. Узнав, что я прибыл в этот
город из Афганистана, он обнял меня и расцеловал трижды, назвав при этом
"братишкой"! Я был озадачен. Но вскоре он поведал мне, что свой подвиг
совершил в одной из стран Африки, выполняя интернациональный долг, и
поэтому, мол, мы с ним можем быть полностью откровенными в отношениях друг
с другом. Хорош повод быть откровенным! Потом он достал из своего чемодана
военную полевую форму, погладил ее и спрятал на место. Все это он делал,
как мне показалось, только из расчета, что я увижу то, чем он дорожит. В
этот момент он дорожил военной формой, пистолетом "ТТ" и энциклопедическим
справочником по птицам Африки на венгерском языке. Правда, чуть не забыл
упомянуть хороший бинокль, кажется даже еще более мощный, чем бинокль на
груди у генерала Казмо. Я рассказал Айвену-Ивану о правилах поведения в
этом городе, на что он ответил: "Эту чушь я уже прослушал!" Ей богу,
кажется мне, что между этим русским героем и генералом Казмо было что-то
общее.
Потом, в знак дружбы, Айвен вытащил бутылку водки с красным перцем и
одновременно включил в сеть странный прибор, именуемый в русском народе
"кипятильник". С помощью этого прибора он за две минуты заварил крепчайший
чай. Попытался разлить его по пластмассовым стаканчикам, стоявшим в
ванной, но они почему-то обмякли и опустились бесформенными кусочками
пластика на стол. Пришлось вытирать стол полотенцем и еще раз включать в
сеть "кипятильник". Вторая заварка чая была более удачна - Айвен
использовал вазу, выкинув из нее заботливо поставленные кем-то свежие
розы.
Полчаса спустя мы оба были пьяны.
Пошли на набережную.
По дороге Айвен бросился на шею какому-то герою из африканской армии.
Потом извинился. Сказал, что обознался. Наверно в такой ситуации
действительно легко обознаться.
Море немного штормило. Заунывно кричали чайки. На пристани висело
объявление об отмене рейсов прогулочных катеров.
Айвен чуть не прослезился с досады.
- Я, - сказал он, - потратил полтора года, чтобы совершить подвиг и
попасть сюда, а здесь из-за всякого пустяка отменяют рейсы прогулочных
катеров!
- Полтора года?! - удивился я.
- Ну да! - подтвердил он. - У нас же это страшно сложно! Надо было
записаться в очередь желающих совершить подвиг. Я был в этой очереди
тысяча восемьдесят третьим. А у нас ведь совершение подвига или двух еще
не делает тебя героем... Сначала надо написать рапорт командиру
подразделения о твоем желании совершить подвиг, заполнить бланк в трех
экземплярах с приблизительным описанием будущего подвига и если документы
утвердят, тогда ты получаешь звание под-героя и все уже обязаны создавать
тебе условия и возможности стать настоящим героем...
У меня не было слов, чтобы выразить свое отношение к этой странной
русской системе.
- Так-то! - Айвен кивнул головой, осознав, должно быть, мое
усилившееся уважение к нему.
Я был более, чем поражен, но вскоре мой дар речи вернулся и наш
дальнейший разговор был посвящен уже другому - возможной войне с военными
силами инопланетян.
- Инопланетяне не пройдут! - под конец разговора твердо заверил меня
Айвен, подняв кулак над головой.
Утром мой новый друг чувствовал себя неважно и на прогулку по городу
я отправился в одиночестве. Без труда нашел вчерашнее кафе, но завтрак там
не подавали. Вместо "балерины" за стойкой стояла женщина лет тридцати.
Тоже симпатичная, но не настолько приветливая. Довольно безразличным
голосом она объяснила мне, где можно позавтракать и я направился в
указанном направлении. В том, более просторном кафе, увидел Вацлава и
множество незнакомых ребят. Присел за свободный столик и тут же мне
принесли овсянку с изюмом, две гренки, вареное яйцо и стаканчик
апельсинового сока. Господи! Должно быть это единственное место на земле,
побывав в котором можно понять, что такое РАЙ!
Уже допивая утренний кофе, заметил за одним из столиков вчерашнюю
черноволосую девушку. Рядом с ней сидел генерал Казмо, но они не
разговаривали. Потом она встала из-за стола и вышла, а генерал остался
сидеть. Вид у него был довольно удрученный. Захотелось его утешить и я,
взяв еще одну чашечку кофе, подошел.
- Можно присесть? - вежливо поинтересовался я у генерала.
Он поднял на меня показавшийся мне усталым взгляд.
- Да, если ты честный солдат! - сказал он после короткой паузы.
Считая себя честным, я присел к нему за столик и тут же на мои уши
обрушился его громогласный голос. Странно, что умные изобретатели
ограничились изобретением глушителей только для оружия.
- Вы мне несомненно симпатичны! - неожиданно признался генерал. - И
поэтому я исполню свое обещание, я расскажу вам то, о чем вы просили...
О чем я просил?! Ей-богу, не было этого! В лучшем случае, генерал
меня с кем-то перепутал, в худшем - у него явные признаки всех психических
аномалий стареющего человеческого организма.
- Шел тысяча девятьсот седьмой год, - уже начал рассказывать он. -
Как раз после моего славного участия в Балканской компании я отдыхал у
себя дома в Женеве и вдруг - телефонный звонок от принца Фердинанда из
Сербии. Оказалось, пруссы захватили небольшую деревушку на востоке страны
и арестовали всех ее жителей. Он спросил: могу ли я помочь? Он
поинтересовался: соглашусь ли я командовать национально-освободительной
армией? И что вы думаете? Конечно, я согласился! Не успел я собрать свой
вещмешок, как раздался второй звонок. Звонил прусский канцлер. Он
жаловался, на сербов, захвативших у пруссов землю и быстро построивших там
деревню. Канцлер сказал, что землю они отвоевали, но теперь сербы объявили
всеобщую мобилизацию и предстоит серьезная война. Он спросил: соглашусь ли
я помочь им? Конечно, я согласился! Просьба звучала искренне, претензии
казались мне вполне справедливыми. Разве я мог отказать?! Конечно мог! Но
тогда надо было отказывать и сербам!
Слушая эту историю, я проникался все большим уважением к генералу и
уже даже в мыслях не сетовал на его громкий голос и другие не столь
приятные черты характера. Да, передо мной сидела воистину великая личность
и то, что эта личность и сама себя считала великой, придавало ей еще
больше величия.
- Конечно, я понимал, что возникнут некоторые тактические трудности,
- говорил генерал Казмо. - Но все эти люди боролись за справедливость, за
свои исторические права... Я приказал построить мне командный пункт на
верхушке холма, как раз посередине между позициями двух армий. Должен
отметить, что командный пункт строили рука об руку прусские и сербские
военные инженеры и никакой взаимной ненависти у них я не заметил. Связисты
обеих армий наладили великолепную связь, так что я мог командовать обеими
армиями, не выходя из укрепления. В девятнадцать ноль-ноль я приказал
храбрым пруссам начать подготовку к утренней атаке на нижний лагерь
сербов. Атаку назначил на пять часов утра, но уже в полвторого ночи
великолепно подготовленная сербская разведка донесла мне о том, что в пять
утра пруссы собираются атаковать сербские позиции. Я приказал сербам
тщательно подготовиться к прусской атаке, укрепить позиции, выставить
четыре новые линии заграждений. Через час я получил от прусской разведки
планы новых сербских укреплений. Время атаки приближалось и меня охватил
настоящий воинский азарт! Единственный раз в жизни я был так взволнован!
Сколько было крови! Сербы и пруссы погибали тысячами, но погибали смело,
героически, ведь обе стороны сражались за справедливость, каждый солдат
умирал во имя своей славной родины. Битва продолжалась три дня. Обе армии
были настолько упорными, армии были просто великолепны и я не мог выбрать
из них лучшую, более достойную победы, чем другая. Это было просто
невозможно...
- И чем же это закончилось? - нетерпеливо спросил я.
- Закончилось? Закончилось, можно сказать, случайно. Сербский снаряд
попал в склад динамита, расположенный в той деревушке, за которую в
основном все и воевали. От деревушки ничего не осталось. Видно поэтому
пруссы и сербы и решили закончить битву. Оставшиеся в живых офицеры и
солдаты пожали руки своим достойным противникам и все возвратились на свои
позиции, а я - в Швейцарию. Я вернулся непобежденным! Да, это была
настоящая битва!!! Потом уже меня наградили правительства обеих стран. От
сербов я получил орден Серебряного орла, а от пруссов - золотой крест за
смелость...
Он замолчал и с удовлетворением наблюдал за застывшим выражением
моего лица. Да, должен признаться, рассказ действительно произвел на меня
неизгладимое впечатление. Оттаял я минуты через три.
Генерал был доволен собой.
Я заметил, что в кафе кроме нас никого больше нет.
За окном моросил дождь.
Донесся шепот падавшей с неба воды и я почувствовал себя участником
той битвы между сербами и пруссами. И даже дрожь прошлась по моей спине,
настолько реально представил я себя в грязных траншеях, пригибающегося,
вынужденного в спешке перебегать, наступая на раненых и убитых бойцов...
Онемела рука. Так со мной уже бывало на одном из фронтов...
- Эй! Кофе с водкой и наполеон! - проорал генерал в пустоту
обезлюдевшего кафе.
- Секундочку! - ответил откуда-то из недр помещения писклявый женский
голос.
- Спасибо за рассказ, - я поднялся из-за стола и кивнул головой,
стараясь таким образом вежливо откланяться.
- Что за спешка?! - спросил генерал.
- Мне душно, пройдусь немного... - сказал я и, чувствуя, что мой уход
не огорчит старика, развернулся и пошел к выходу.
Мокрые булыжниковые мостовые тускловато поблескивали. На покрашенных
стенах домов красовались подтеки воды. Слабый ветер сушил листья деревьев,
струшивая с них капли. Я шел не спеша. Шел к морю, как к самому близкому
человеку, которому я мог сказать все, мог открыть свою душу и свои
сомнения.
Набережная была пустынна. Море - спокойно. Волна, не выше комнатной
собачонки ростом, мирно лизала песчаный берег. На расстоянии одной-двух
миль от берега солнце, пробившись сквозь ослабевшие тучи, запускало в море
свои лучи.
Я оглянулся на город, на две горы, поджимавшие его к морю. На
вершинах обеих гор вовсю старался ветер, совершенно неощутимый здесь - он
перепихивал через каменные хребты облегченные после дождя тучи.
"Давай-давай! - подбодрил я его мысленно. - Нам здесь не нужен дождь".
А город, заметив отсутствие дождя, стал понемногу оживать. На улочках
появились люди. Долетел до меня чей-то смех. Еще пару минут и мое
одиночество будет растворено в звуках шлепающих по мокрому булыжнику ног,
в разноязыких разговорах, в пении птиц и криках чаек.
Солнечный луч вошел в самую середину города.
В другом конце набережной я увидел медленно идущую мне навстречу
девушку с маленькой рыжей собачкой на поводке. Черные волосы собраны в
косичку, торчащую вверх. Я уже видел ее. Видел дважды.
Я отошел от воды и тоже, выйдя на набережную, пошел не спеша ей
навстречу. Мне кажется, она не будет против того, чтобы улыбнуться мне в
ответ на мою улыбку. У нее овальное восточное лицо и глаза, форму которых
называют миндальной.
До нашей встречи оставалось метров двадцать, но в это время она
свернула на улочку, карабкающуюся назад в верхний город.
Набережная вновь пустынна.
Город накрыт солнечным светом.
Я сел на все еще мокрую скамейку и закрыл глаза.

И вспомнил тот единственный случай, когда одна из войн закончилась
при мне, буквально в моем присутствии. Было это в Южной Азии. Окопы,
которые мы углубляли перед последней атакой противника, были наполовину
заполнены грязной водой.
Между нами и противником было огромное поле практически без
растительности. Уже два или три месяца шла позиционная война со слабыми
попытками атак, вследствие чего на поле оставались лежать многие убитые и
раненые. Ни тех, ни других не подбирали. Раненые иногда пытались доползти
до своих, но "свои" не спешили им на помощь и я не помню ни одного случая
по нашу сторону окопов, чтобы хоть один раненый добрался. И вдруг
неожиданно пришло известие о том, что война окончена. Никто, как я понял,
в это не поверил, но тут все обратили внимание на окопы противника, точнее
на то, что противники повылазили из окопов и, не боясь прицельного огня,
ходили, курили, что-то кричали. Этого хватило солдатам, чтобы тоже вылезти
из грязной жижи, в которой они просидели несколько месяцев, и размять
затекшие в язвах ноги. Через некоторое время я услышал шум мотора и тут же
со стороны тыла подъехал танк, потом рядом с ним остановился грузовик с
прицепом. В кузове грузовика сидели женщины, а на прицепе были навалены
какие-то инструменты. Уже позже я понял, что на позиции привезли бригаду
соседней сельхозфермы. Солдаты окружили женщин, смеясь, весело говорили о
чем-то, а потом начали стаскивать с прицепа то, что оказалось
глубокопочвенными плугами. Два из них прицепили к танку. На топливные баки
танка забрались две девушки-крестьянки с корзинами, плетенными из рисовой
соломы. Танк зарычал и тронулся с места. Плуги врылись на всю глубину
ножей и земля отваливалась на бок длинным отрезанным ломтем, а девушки,
набирая пригоршни каких-то семян, бросали их уже в отверзшуюся твердь.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4