С великой осторожностью - хотя, чем она может быть вызвана, Томми не смог бы объяснить - он взял куклу в руки и поднес поближе к глазам, чтобы получше ее рассмотреть. Черные крестики, обозначавшие глаза и рот игрушки, были вышиты грубой и толстой ниткой наподобие хирургической. В задумчивости он осторожно потер подушечкой большого пальца стежки, обозначавшие глаза и рот - решительно и мрачно сжатый рот странного существа.
Когда он проводил пальцем по губам куклы, перед его мысленным взором неожиданно встала жуткая картина, которая поразила его Томми вдруг представил себе, как нитки неожиданно лопаются под его пальцами, белая ткань раздвигается и в ней неожиданно открывается настоящий рот, усаженный острыми, как нож, треугольными зубами. Одно быстрое и яростное движение крошечных челюстей, и вот уже его большой палец откушен, а из обрубка течет по руке горячая тягучая кровь .
Томми вздрогнул и едва не выронил куклу.
- Боже мой!..
Он чувствовал себя напуганным ребенком. Стежки не разошлись, и ничья голодная пасть не обнажилась в белой ткани.
Это же просто кукла. Господи! Кукла, и больше ничего!
Немного успокоившись, Томми подумал о том, что предпринял бы в подобной ситуации выдуманный им частный детектив Нгуэн. Чип Нгуэн был решительным, не знающим колебаний парнем, который мастерски владел таэквандо, умел пить не пьянея ночи напролет и неплохо играл в шахматы. Однажды он даже обыграл самого Бобби Фишера, с которым судьба свела его на Барбадосе в одном курортном местечке, в котором гроссмейстер застрял из-за неожиданно разыгравшейся непогоды. Разумеется, Чип Нгуэн был великолепным любовником, и одна его знакомая блондинка в припадке ревности убила из-за него другую красавицу. Кроме того, детектив коллекционировал “Корветы” старых моделей и сам умел не только их ремонтировать, но даже восстанавливать буквально из груды металла. Не чужд был Нгуэн и философии: он исповедовал теорию, основное положение которой заключалось в том, что человечество все равно обречено, что не мешало Чипу сражаться на стороне добра.
Пожалуй, Чип уже давно перевел бы записку и даже успел бы установить происхождение хлопчатобумажной ткани и черной грубой нити, попутно победив в честном кулачном бою пару головорезов и переспав (на выбор) либо с агрессивной рыжеволосой красоткой, обладательницей роскошного пневматического бюста, либо с хрупкой и тихой вьетнамской девушкой, под кажущейся скромностью которой скрываются неистощимая фантазия и неисчерпаемый эротизм.
Увы, как грустно было сознавать, что в действительности все обстоит совершенно иначе. Томми даже вздохнул при мысли о том, как было бы здорово, если бы он хоть на мгновение сумел перенестись на страницы своих собственных книг и, заняв место супердетектива Нгуэна, ощутить его непоколебимую уверенность в собственных силах и перенять его способность контролировать ход событий.
Вечер подходил к концу, и Томми пришел к выводу, что ехать в редакцию к Деларио уже поздно. Пожалуй, прежде чем отправиться в постель, он успеет немного поработать, но и только. Тряпичная кукла была, конечно, достаточно странной, но она вряд ли представляла собой такую уж большую опасность, как он себе вообразил. Его собственная необузданная фантазия опять увела его Бог знает куда!
Как не раз говорил его старший брат Тон, умение Томми драматизировать события было самой американской чертой его характера “Американцы, - заявил брат однажды, - уверены, что мир вращается исключительно вокруг них. Им кажется, что каждая личность имеет гораздо большее значение, чем отдельная семья и даже общество в целом. Но как может быть один человек важнее многих? Почему все вместе - все общество, состоящее из индивидуальностей, каждая из которых имеет такое колоссальное значение, - не так важны? Разве часть может быть важнее целого? Я этого просто не понимаю! В этом нет никакого смысла”.
Томми тогда возразил, что он вовсе не чувствует себя главнее других и что Тон просто не понимает, что такое настоящий американский индивидуализм, который заключается в том, чтобы добиваться осуществления своей собственной мечты, а не в том, чтобы считать остальных ниже себя, но брат сказал ему: “Если ты не считаешь себя лучше других, тогда приходи работать в семейную пекарню вместе с братьями и отцом и добивайся осуществления нашей индивидуальной семейной мечты”.
Именно после этого случая Томми окончательно понял, что его брат унаследовал от матери гибкость ума и упрямство, одинаково полезные в споре, и что переубедить его будет совсем не просто.
Размышляя так, Томми продолжал вертеть в руках тряпичную куклу, и чем дольше он это делал, тем более безобидной она ему казалась. Он уже почти не сомневался, что не было ничего необычного в том, как она попала к нему на крыльцо. Скорее всего это чья-то выдумка, розыгрыш или шалость детей из соседних коттеджей.
И вдруг он заметил, что на столике нет булавки с черной эмалевой головкой, а ведь он хорошо помнил, что оставил ее здесь. Наверное, решил он, булавка упала на пол, когда кукла опрокинулась на бок.
Но на полу, застланном светло-бежевым синтетическим ковром, булавки тоже не оказалось, хотя ее крупная черная головка должна была бы бросаться в глаза. Ну ничего, когда в следующий раз он будет убираться в гостиной, она непременно попадет в пылесос.
Томми пошел на кухню и достал из холодильника бутылочку пива “Курз”, сваренного в горных районах Колорадо. Держа пиво в одной руке и тряпичную куклу в другой, он снова поднялся наверх в кабинет. Включив настольную лампу, Томми прислонил к ней куклу и, опустившись в свое любимое мягкое кресло, обтянутое шоколадно-коричневой кожей, включил компьютер и распечатал последнюю, недавно законченную главу нового романа о похождениях Чипа Нгуэна. В главе оказалось ровно двадцать страниц.
Потягивая пиво прямо из горлышка, Томми вооружился красным карандашом и углубился в рукопись, помечая требующие переделки места.
Поначалу в доме царила мертвая тишина, но потом наступающий с океана грозовой фронт, гнавший перед собой полчища туч, всколыхнул приземные слои воздуха, и ветер зашуршал кронами деревьев, застучал в ставни, завыл под застрехой черепичной крыши. Длинная ветка мелалукки с сухим костяным звуком заскребла снаружи по штукатурке стены, а снизу, из гостиной, донесся негромкий, но отчетливый лязг каминной вьюшки - это ветер спустился по дымоходу, чтобы поиграть с ней.
Работая, Томми время от времени поглядывал на куклу. Она все так же сидела в круге оранжевого света лампы, к которой он ее прислонил. Похожие на варежки беспалые ручки были повернуты ладонями вверх, словно она о чем-то его просила.
За работой Томми незаметно для себя допил все пиво и решил сходить в туалет, а потом спокойно ввести в компьютер сделанные им карандашные пометки. Он был почти готов к тому, что, вернувшись в свой кабинет, снова застанет куклу лежащей на боку, но она по-прежнему сидела прямо в той же позе, в какой он ее оставил.
Томми даже покачал головой и смущенно улыбнулся. Все-таки он действительно был склонен драматизировать события и был при этом не менее последователен и упорен, чем его матушка.
Садясь в кресло, он неожиданно заметил на экране компьютера надпись, которой там раньше не было:
“КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ”.
- Что за черт?! - вырвалось у него.
Томми упал в кресло и едва не закричал от острой боли в правой ноге. Вздрогнув всем телом, он так резко вскочил, что кресло на колесиках откатилось далеко назад, но Томми не обратил на это внимания. Ощупав ногу руками, он быстро нашел то, что причинило ему боль, и двумя пальцами вытащил из ткани джинсов - и из своего тела - прямую стальную булавку с черной эмалевой головкой размером с горошину.
Позабыв от удивления о боли, Томми принялся вертеть булавку перед глазами, рассматривая ее блестящее острие. Неожиданно ему показалось, что среди завываний ветра за окном и негромкого гудения лазерного принтера, замершего в режиме ожидания, он различил новый звук - негромкое пок!.. Потом еще одно. Звук был похож на тот, который производит лопающаяся нитка.
В испуге он бросил взгляд на куклу. Она по-прежнему сидела прямо под лампой, но два перекрещенных стежка в том месте, где у маленького человечка должно было быть сердце, лопнули, и из белой ткани торчали неопрятные концы разорванной нити.
Томми понял, что выронил булавку, только тогда, когда услышал, как она с едва слышным звуком ударилась о твердый пластиковый коврик под столом. Ему казалось, что он разглядывает куклу не менее часа, хотя на самом деле вряд ли прошло больше нескольких минут. Томми словно парализовало. Когда он снова смог двигаться, его рука непроизвольно потянулась к кукле, и он сумел остановиться, только "когда до странной игрушки оставалось всего дюймов десять или двенадцать.
Во рту у него пересохло; язык, казалось, прилип к небу и не желал повиноваться. Лишь несколько минут спустя, когда слюнные железы снова начали работать, Томми попытался пошевелить им, но язык отлепился от неба с большим трудом - так, словно во рту у Томми была настоящая застежка-“липучка”. Сердце билось с такой силой, что при каждом его ударе у Томми темнело в глазах, а кровь, казалось, мчалась по жилам с такой скоростью, что артерии и вены разве что не гудели как водопроводные трубы. “Еще немного, - подумал он, - и меня хватит удар”.
В другом мире - более ясном и простом, чем тот, в котором Томми выпало жить, - детектив Чип Нгуэн уже давно схватил бы эту проклятую куклу, выпотрошил до последней песчинки - или чем она там набита - и выяснил, что за адская машина скрыта внутри. Возможно, там была миниатюрная бомба. Возможно, дьявольский часовой механизм с выскакивающим отравленным жалом.
Томми, разумеется, не был и вполовину таким крутым парнем, как детектив Нгуэн, но он не был и совершенным трусом. Ему очень не хотелось брать в руки странную игрушку, но он заставил себя протянуть указательный палец и дотронуться до ее белой хлопчатобумажной груди в том месте, где висели лопнувшие нити.
Внутри этой небольшой человекоподобной фигурки, прямо под его пальцем, что-то сокращалось, пульсировало, шевелилось! Нет, это было совсем не похоже на часовой механизм. Это было что-то живое'.
Томми поспешно отдернул руку.
В первую секунду он подумал о насекомом - о черном пауке или таракане, которые вполне могли попасть внутрь куклы вместе с песком. Возможно, это даже крошечный грызун - какая-нибудь безобразная, обтянутая голой розовой кожицей безглазая мышь, доселе никем не виданная...
Он снова вздрогнул, увидев, как болтающиеся черные нитки втянуло внутрь сквозь явственно различимые в ткани отверстия, оставленные иглой. Как будто кто-то втянул их в грудь игрушки.
- Господи Иисусе!
Томми попятился назад, споткнулся и едва не упал, наткнувшись на собственное кресло, которое, ударившись о стену позади, коварно подкатилось сзади к его ногам. Ухватившись за подвернувшуюся под руки его кожаную спинку, он с трудом удержался на ногах.
Пок-пок-пок.
Ткань на правом глазу куклы вспучилась, как будто кто-то с силой нажал на нее изнутри, черная нитка лопнула, и ее обрывки всосало в голову куклы буквально на глазах Томми. Так исчезает длинная макаронина во рту расшалившегося ребенка.
Томми только энергично потряс головой. Должно быть, он просто бредит. Или спит с открытыми глазами.
Белая ткань лопнула с характерным треском, лопнула в том самом месте, где только что исчезли черные нитяные обрывки.
Это сон...
Брешь в белой ткани приоткрылась примерно на полдюйма. Словно рана.
Нет, это точно сон, не что иное, как сон! Два чизбургера, картошка, жареный лук и прочее.., во всем этом достаточно холестерина, чтобы убить лошадь.
И еще бутылка пива на ночь. Нет, он спит и видит сон, дурной сон...
Под белой тканью сверкнуло что-то цветное. Зеленое. Ядовито-зеленое, яркое, свирепое...
Края разорванной ткани завернулись вверх и вниз, и на невыразительном белом шаре кукольной головы появился маленький глаз. Это не был обычный игрушечный глаз из цветного стекла или крашеной пластмассы - это был настоящий, живой глаз, почти такой же, как у Томми, хотя и несколько необычный. В глубине его мерцал неяркий сверхъестественный огонек, а черный зрачок был узким и продолговатым, как у змеи. Странный глаз смотрел на Томми настороженно и в то же время - с ненавистью.
Томми быстро перекрестился. Родители воспитали его в католической вере, и, хотя он уже лет пять не посещал мессы, неожиданное явление глаза в один миг сделало его истово верующим.
- Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, услышь мою мольбу...
В эти страшные минуты Томми готов был провес) и - счастлив был провести - остаток своей жизни между исповедальней и ризницей, поддерживая бренное тело свое лишь подаянием и молитвами, не зная иных развлечений, кроме органной музыки и колокольного звона.
- Услышь меня в час нужды моей...
Кукла скорчилась под лампой. Ее голова чуть заметно повернулась к Томми, а зеленый глаз уставился прямо на него.
Он почувствовал дурноту, почувствовал подкативший к горлу комок и разлившуюся во рту горечь. С трудом сглотнув, Томми кое-как справился с тошно гой и понял, что не спит. Ни в одном сне его еще не тошнило так натурально.
Слова на экране компьютера - “КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ” - начали мигать. Нитки на другом глазу куклы лопнули и исчезли внутри головы.
Ткань вспучилась и затрещала. Одновременно пришли в движение и коротенькие толстые руки куклы. Крохотные ладошки-варежки сжались в кулачки, распрямились, снова сжались. Оттолкнувшись спиной от лампы, маленький манекен твердо встал на ноги. В нем по-прежнему было не больше десяти дюймов роста, но в том, как уверенно он стоял, было что-то устрашающее.
Даже Чип Нгуэн, самый крутой из всех частных детективов, мастер таэквандо, бесстрашный борец за правду и справедливость, поступил бы так же, как поступил Томми Фан, - сбежал.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7