– Косы, Ханна, косы.
– Вы пригласили меня на завтрак, – напомнила я ему.
– О Господи, прошу прощения. Вон, видите там, возле раковины? Давайте, готовьте, готовьте, и побыстрее!
– Я приготовлю, – твердо ответила я, – когда вы поставите ваш скипидар в шкаф, вымоете руки и отправитесь за молоком.
– Молоком? – Он сверкнул зелеными глазами. – Это еще зачем?
– Потому что мы будем пить кофе, а у меня почти не осталось молока.
– Но сегодня воскресенье.
– Я знаю, что воскресенье. Слушайте внимательно. Тоби склонил набок голову. Снизу до нас донеслись звуки дудочки. Это пришел продавец козьего молока со своими восемью козочками, как приходил каждое воскресенье. Его очаровательные пушистые подопечные стояли тихо-тихо, пока он доил молоко прямо в кастрюлю покупателя.
– Ходячие молочные бидоны, – сказал Тоби и взял кувшин.
– Сначала руки! – крикнула я. – Уберите вашу тряпку и вымойте руки. Тоби, мы будем пить хороший кофе.
Он сделал круглые глаза, состроил гримасу, открыл окно, чтобы выбросить тряпку на крышу, и направился к раковине.
– Вы ужасная женщина, вот вы кто, юная Маклиод, – мрачно заявил он. – Господи упаси, а я-то иногда так жалел, что у меня нет младшей сестрички. Нет уж, а то она была бы похожа на вас.
– А если бы у меня был старший брат, такой, как вы...
У меня вдруг застрял комок в горле и на глаза навернулись слезы. Если бы действительно мне посчастливилось иметь старшего брата, вроде Тоби Кента, моя жизнь была бы совсем другой.
Он подошел ко мне, вытирая руки, потом отбросил полотенце в сторону и, как всегда, стараясь не коснуться меня, озабоченно спросил:
– Я вас обидел, Ханна? Простите меня.
– Нет, нет, – торопливо возразила я. – Просто мне в голову пришла одна глупая мысль, а теперь уже все в порядке. Ну, вы идете? Или у нас не будет козьего молока!
Через двадцать минут мы уже наслаждались великолепным английским завтраком, или ирландским, как называл его Тоби, поскольку бекон и почки пришли из Ирландии. Мы мало говорили за едой, потому что я блаженствовала, поедая все подряд, зато Тоби молчал совсем по другой причине, судя по тому, как он ел, не различая вкуса блюд, зато смотрел на меня во все глаза и витал где-то в своем мире, наклоняя голову то так, то этак, то отодвигаясь от меня, то немного придвигаясь ко мне, прищуриваясь, покусывая губу и что-то почти неслышно бормоча.
Меня это совершенно не смущало, ведь это был всего лишь Тоби Кент. Закончив есть, он одним глотком выпил свой кофе и принялся ерзать на стуле, однако я не торопилась.
– Тоби, если вы хотите, чтобы я вам позировала, я это сделаю, – сказала я, – но вам придется набраться терпения. Сначала я закончу есть, потом выпью две чашки кофе, нет, три, и мы с вами будем разговаривать как приличные люди, у которых много слуг. Расскажите мне о Новом Орлеане.
– О Новом Орлеане?
– Вы ведь там только что были?
– О да. – Он забарабанил пальцами по столу. – Ну, мы пошли туда и... ну, потом вернулись.
– И с вами не произошло ничего интересного?
– Нет вроде. Не помню.
– А почему вы приехали всего на два дня?
– Потому что я подписал еще один контракт на Бомбей. Это займет побольше времени, зато я хочу подкопить денег, чтобы никуда не уезжать все лето. – Он махнул в сторону окна. – Дни будут длиннее. Света будет больше. И у меня будет больше времени для моих картин.
Я налила себе еще кофе.
– А зачем вы вообще тогда ехали сюда из Гавра? Оставались бы там.
Он посмотрел на свои руки.
– Мне очень надо было вернуться к моим кистям и краскам, хотя бы на два дня. – И он неожиданно улыбнулся. – Я по ним изголодался. Ханна, вы думаете, что я сумасшедший?
– Нет. Конечно же, нет. Я просто хотела бы...
Я умолкла, а он откинулся на стуле и расхохотался.
– Хотели бы, чтобы я не был таким скучным мазилой?
– Ну, нет же, Тоби. Нет. Просто я не совсем понимаю, что вы делаете. А теперь послушайте, что я вам расскажу.
Он сложил на груди руки, сосредоточил на мне свое внимание и сказал:
– Начинайте, красавица.
Я видела, что поначалу он не очень внимательно прислушивался к моим словам, но так было только поначалу.
– Шляпной булавкой? – переспросил он. – О Господи, где были ваши мозги, безрассудная девчонка? Он же мог вас зарезать!
– Нет. Он очень растерялся, ведь я сабо чуть не сломала ему ногу в коленке. В любом случае все обошлось, так что не ругайтесь.
Тоби рассмеялся, когда я начала рассказывать ему об опии с коньяком, и нахмурился, когда я поведала ему, как залезла под одеяло рядом с моим бесчувственным гостем. Когда же я заговорила о мистере Бонифейсе и его предложении, он очень удивился.
– Почему вы его не приняли?
– Ну, вы же знаете, я совсем не хочу возвращаться в Англию. Не хочу, чтобы мне что-то напоминало о моей тамошней жизни.
– Все равно, – медленно произнес он, – если работа честная, вам было бы там гораздо лучше.
– Он предлагал пойти к консулу.
– Неплохо. Так что же? Стоит вам опять там оказаться, и все ваши сомнения исчезнут без следа. – Он помолчал. – Знаю, у вас Англия связана со всем тем, что с вами случилось после смерти матери, но и Франция для вас не самое счастливое место, если вспомнить ваш колледж.
– Все это глупо, – сказала я, – но я все равно ничего не могу поделать. Тоби, не могу же я заставить себя чувствовать иначе, чем чувствую. Ладно. Я не еду, а вы перестаньте меня перебивать, потому что так я никогда не кончу. У меня ведь был еще один гость.
Я рассказала ему о молодой даме и двух слугах, которые унесли мистера, как я узнала, Дойла, хотя он все еще был без сознания.
– Мне кажется, она американка, – сказала я, – и очень злая к тому же. Ох, Тоби, это было ужасно. Она сказала, что это я ограбила джентльмена, ну, налетела на меня, обозвала потаскушкой и воровкой. Я была так ошарашена, что не могла слова вставить, да она меня и не слушала. И мадам Бриан мне не помогла. Она ушла к себе и сидела тихо, пока все не закончилось.
– Старая дура, – сказал Тоби и со злостью стукнул по столу, так что зазвенела посуда. – Если бы у этой американской идиотки были мозги, она бы сообразила, что вы его не ограбили, а предоставили ему свою постель, да еще выстирали ему рубашку. Какого черта вы приволокли его к себе, юная Маклиод?
– А что мне было делать? – с раздражением ответила я. – Не могла же я оставить его на улице. Он был без сознания и наверняка бы замерз и умер.
– Тогда он, наверно, научился бы не гулять в одиночку по таким местам, да еще ночью.
– О, не будьте таким бессердечным.
– Это он бессердечный. Тоже мне приключение для иностранного туриста – бродить по кварталу апашей. Но уж если ему очень захотелось, он должен сам расхлебывать последствия. Расквашенный нос или нож в сердце – это не имеет значения. А тут, на тебе, какая-то американская мегера еще честит девушку, которая спасла его никчемную жизнь.
Тоби выскочил из-за стола, чуть не перевернув стул, на котором сидел, и принялся ходить по студии. Веснушки еще ярче выступили у него на лице, потому что он побледнел от ярости.
– Она не приведет полицию, – прорычал он. – Если она еще сама ничего не поняла, они ей там быстренько разъяснят. Но я бы, клянусь честью, очень хотел, чтобы она пришла. Меня-то уж она не испугает. Я бы ей все сказал, это точно.
Я поднялась и подошла к нему, чтобы прекратить его бессмысленное хождение.
– Нет, пусть она не приходит. Пусть все так и закончится. Я буду только рада. Тоби, пожалуйста, успокойтесь. Все прошло, и давайте об этом забудем. Я совсем не хотела, чтобы вы рассердились, наоборот, я думала, вы посмеетесь.
Он долго смотрел на меня сверху вниз, и постепенно выражение лица у него изменилось. В глазах у него опять появился азартный огонек, и он взглянул на окно. Утро было на удивление ясное, солнечное, на небе не было ни облачка. Так иногда бывает в самом конце зимы. Неожиданно он бросился к столу и принялся торопливо собирать грязную посуду и ставить ее в раковину.
– Свет идеальный, – бормотал он. – Ну-ка, Ханна, помогите мне.
– Пожалуй, я помою посуду, пока вы будете готовиться.
– Нет, нет, – нетерпеливо проговорил он. – Пусть будет полная раковина. Подождите минутку. – Он схватил себя за подбородок и, не отрываясь, смотрел на меня. – Я хочу косы. Да. Заплетите косы и... – Глаза у него засверкали, и он ударил кулаком в ладонь другой руки. – Пойдите и наденьте ваше темно-синее платье. Пожалуйста, Ханна. То самое, с большим вырезом, черт его знает, как вы его называете.
– Но это мое самое старое платье, – сказала я. – Лучше я надену новое.
– Нет, нет, нет! Синее. Пожалуйста. Будьте хорошей девочкой. – Он бросился к двери. – Только, пожалуйста, побыстрее. Я уже смешиваю краски.
Мне стало смешно от его нетерпения, но он больше ничего не сказал, и, когда я оглянулась, уже стоя возле своей двери, он ногой отодвигал стол и ставил стул возле раковины. Через десять минут я вернулась. Он уже стоял возле мольберта.
– Что вы от меня хотите?
Конечно, я вымылась, и платье было глаженое, но все-таки с косичками и в старом платье я выглядела не лучшим образом. Правда, меня это не волновало, потому что на картинах Тоби все выглядело совсем иначе, чем в жизни.
– Садитесь на стул, красавица, на стул, пожалуйста, – сказал он. – Нет, подождите. – Он схватился за волосы. – Послушайте, мне надо, чтобы вы обнажили плечи. Ханна, не возражаете, если мы приспустим платье с плеч, а?
Я улыбнулась ему, правда, не без иронии. Как это было похоже на Тоби! Спрашивать, не возражаю ли я, когда все благородные дамы носят куда более откровенные декольте. Я расстегнула две пуговицы и сказала:
– Нет, я не возражаю. Так хорошо?
– Еще немножко. Нет, на полдюйма меньше. Вот. Прекрасно – Он отступил на три шага. – Медленно повернитесь. Интересно, что это у вас на правом плече?
– Придется рисовать так. Это от рождения.
– От рождения? – Он удивился. – Ну нет. Не похоже.
– Ничего не поделаешь, Тоби, это не я рисовала. Посмотрите сами.
То, что он разглядел, было сзади, и я сама с трудом видела родинку, повернув сколько могла голову, но в колледже я часто разглядывала ее в зеркале – золотисто-коричневатую, не больше дюйма бабочку с аккуратными круглыми крылышками.
Тоби подошел поближе.
– Господи, вот это да! – ласково проговорил он. – Прелесть какая!
Я рассердилась:
– Совсем не прелесть.
– Не будьте мещанкой. Это же родинка, только гораздо лучше. И вам очень идет. Если бы вы бывали на балах, все великосветские дамы вскоре стали бы рисовать у себя на плечах что-нибудь подобное.
– Я это запомню. Так где мне сесть?
– На стул. Смотрите в окно поверх раковины, на крыши и трубы. Хорошо. Повернитесь немного вправо. Вот! Так и сидите. А теперь одну ногу немножко вперед. Хорошо. Колени вместе. Положите на них руки. Держите голову, как я сказал, а сами немножко подайтесь вперед. Прекрасно!
Сначала я услыхала тихий скрип мольберта, потом стукнула палитра, зашипели тюбики с красками, и наступила тишина, абсолютная тишина. Я сидела боком к Тоби и могла видеть его только краешком глаза, но я знала, что он смотрит на меня, как, не раз замечала, он смотрел. Потом он вздохнул и нанес первый мазок на холст.
Я глядела на крыши Монмартра, на ясное синее небо и совсем забыла о Тоби Кенте, потому что так было гораздо легче сидеть, не меняя позы. Если бы я думала о нем, я бы напрягалась, а он бы кричал на меня и потом просил прошения. Меня не обижали его крики, но что от них пользы для его картин?
В студии тепло, за окошком светит солнышко. Зима уже почти прошла. У меня есть работа, и завтра я должна получить деньги. Я независима. Никто не имеет на меня никаких прав. Только что меня накормили вкусным завтраком. У меня есть друг, который меня уважает. Что мне еще нужно. Я была довольна и ни о чем не думала.
Книги... Я привезла с собой на Монмартр книги, но мне пришлось их все заложить зимой. Мне за них почти ничего не давали, но я все равно была рада и этому, потому что собиралась немножко собрать денег в ближайшие недели и выкупить их обратно. Если мне повезет с чаевыми, то я смогу даже купить одну-две новые книжки. Мне было тоскливо без книг, недаром меня в колледже прозвали la professeuse. У Тоби были целых две полки, и он предложил мне брать любую книгу, какую захочу, чем я, естественно, воспользовалась, но все-таки мне хотелось иметь свои собственные книги в моей маленькой комнате.
Примерно полчаса я почти не замечала присутствия Тоби, хотя он тяжело дышал, словно сердился, ругался вполголоса, со скрежетом счищал краску с холста, фыркал недовольно. Все это я уже слышала раньше, поэтому не обращала внимания, но потом появилось нечто новое – полная тишина, прерываемая лишь редкими возгласами и яростным стуком, когда он смешивал краски на палитре. Скосив глаза, я увидела, что Тоби чуть ли не повис на холсте, и, наверно, немножко повернула голову, потому что он сразу заорал:
– Сидите смирно, Ханна! Смирно!
И я опять стала смотреть в окно. До меня доносились бормотание и фырканье, по которым я понимала, что Тоби доволен своей работой, и была рада за него, но не могла не думать о том, разделит ли кто-нибудь с ним его удовлетворение.
Шло время. Сидеть мне было удобно и даже уютно. Воскресенье вообще было лучшим днем в неделе, когда мне не надо было двенадцать часов проводить на ногах в «Раковине», и я могла делать, что хотела – убирать, штопать, готовиться к следующей неделе или, если погода была хорошей, садиться в омнибус и кататься по городу, а потом гулять вдоль Сены, и всего за три су.
Наверно, я задремала, потому что солнце уже передвинулось за трубами, когда я пришла в себя. Тело у меня немного затекло, ведь я ни разу не пошевелилась за все время. Я прислушалась. Но Тоби не было слышно. Он как будто даже перестал дышать. Скосив глаза, я увидела мольберт, но Тоби рядом не было. Тогда я осмелела и повернула голову.
Две кисти и палитра лежали рядом с мольбертом на полу, а Тоби сидел позади меня за столом, положив голову на руки. Я тут же вскочила и стала трясти его:
– Тоби! С вами все в порядке?
Он поднял голову и без всякого выражения взглянул на меня. Глаза у него были широко открыты.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7